Василий Кононюк - Жизнь взаймы

• Название: Жизнь взаймы
• Автор: Василий Кононюк
• Жанр: Фэнтези

Шанс-2

---

На словах вроде все понятно, но если начинаешь думать, как это сделать возникает масса вопросов. Не говорю о том, что грушевидный полый объем из кирпича сделать несравнимо сложнее, чем прямоугольный параллелепипед. Но, как и на чем должна стоять эта груша? Каким деревом загружать грушу? Как отличить смолу от дегтя?

Тут приходилось решать возникающие задачи самым научным из всех известных мне методов. Методом тыка. Его еще называют методом проб и ошибок. Обратите внимание на название. Не методом проб и успехов, не методом проб и положительных результатов, а именно методом проб и ошибок. Чтоб сразу настроить человека на ожидаемый результат.

Теперь представьте, что вас окружают люди не знающие, что такое отвес и для чего он нужен. Такого инструмента, как мастерок в природе не существует. Обожженного кирпича не существует и никто не может понять, зачем он нужен. Складывай себе печь или домницу из высушенного, потом сам обгорит. И так во всем.

От избытка общения с людьми, как правило, начинает портиться характер. Не раз замечал это и на своем примере, и на примере других людей. Человек становится грубым, раздражительным. Единственная мысль, преследующая его — поселиться на необитаемом острове в компании со скатертью-самобранкой. Мечты… мечты…

Тут еще будущая жена взяла за моду подговаривать младшего брата, чтоб тот отпрашивался у тетки Тамары съездить ко мне в лес поглазеть на лесопилку, на строящуюся маслобойку, или бумажную мастерскую. Ну а Мария за компанию увязывалась вслед за ним. На стройке сразу пристраивала братика к мастерам, а меня пыталась умыкнуть в свое личное пользование. Но Георгий был на высоте и не забывал о чести сестры. Больше пяти минут наедине он нам никогда не давал, а на злющие взгляды сестры никак не реагировал.

В перерывах между руганью с работниками и их бригадирами, я шептал ей на ухо какие-то стихи или песни, которые приходили мне на ум, чтоб она не сомневалась, кто для меня важнее всего.

Ласковое солнце мое
В паутине облачных дней
Только я увидел тебя
Стало и светлей и теплей…

Не отдам тебя никому
Вызову весь мир на войну
А когда с победой вернусь
В волосы твои окунусь…

Просто подари мне один только взгляд
И волшебный свой поцелуй подари
И я сразу сказочно стану богат
Богаче чем князья все и все короли

Просто подари мне один только взгляд…

(Стихи Филипа Киркорова)

Мария смотрела на меня такими глазами, что становилось понятно. Нужно прекращать рассказывать стихи, а то она сейчас набросится на меня не обращая внимания на присутствующих.

И где-то в глубине души, моя старая сущность видела перед собой Любку и читала ей совсем другие стихи…

Я так устал бродить среди высоких стен
Где каждый шаг к тебе подобен пытке…
Я так хотел тебя, навеки взять в свой плен
Но сам пленен огнем твоей улыбки…

Огнем твоей улыбки…

В глухую полночь манит этот свет
Кто был со мною, все меня покиньте…
Я заблудился, выхода мне нет
В тебе брожу я словно в лабиринте…

Куда ведет меня таинственный зигзаг
Твоей души, неведомо мне ныне
На полпути к тебе застыл последний шаг
И я один, я в каменной пустыне

Я в каменной пустыне …

(Стихи Карена Кавалеряна)

Она начала сниться мне по ночам. Любовь моя смотрела на меня своими дивными глазами, в которых золото перемешали с каштаном. Слезы текли по ее щекам и капали мне на лицо.

— Почему ты перестал сниться мне, Волчонок?

— Мне нельзя … я из Нави, Любка. Чтоб войти в Явь, мне нужна чья-то жизнь. Я могу тебя убить…

— Раньше ты приходил, пил мою жизнь… я чувствовала, еще немного и ты заберешь меня за собой. Было так хорошо и спокойно… потом ты пропал, а я живу и живу… без смысла, без цели, без счастья… зачем все это? Забери меня с собой…

Я гладил ее золотые волосы и шептал слова, в которые сам не очень верил:

— Так надо солнышко, просто так надо. Никто не обещал нам, что мы будем счастливы вечно. Мы сами себе это придумали и поверили… надо терпеть…

И просыпался. Мое лицо было мокрым от слез, я кусал до крови свои руки, чтоб не завыть и не вцепиться зубами в чью-то глотку…

Как и обещала мне маленькая, стервозная ведьма меня заполняла жажда убийства и разрушения. Глотая кровь, льющуюся мне в рот, шептал сам себе:

— Надо терпеть…

Глава пятнадцатая

Летом, в конце месяца червеня, после Петра и Павла, пришла весть о поражении хана Тохтамыша. По этому поводу состоялся у меня разговор с атаманом.

— Вернулись вчера наши казаки с разъезда, встречали купцов татарских, что в Киев ехали. Сказывали те, что побил Тимур войско Тохтомыша. Так что не обманул тебя святой Илья, — Иллар выжидающе уставился мне в глаза. Чего он от меня ждал, понять было трудно, поэтому ответил максимально нейтрально.

— Где ж такое видано, чтоб святые обманывали, он ведь, батьку, казакам добра желает …

— Добра, говоришь… а что сказывал тебе святой Илья, придут в липне к нам крымчаки?

Вопрос был непростой. С одной стороны потрепанные кочевники могут опасаться как преследования Тимура, так и набегов соседей. Любая серьезная встряска меняет соотношение сил державших в относительном порядке различные кланы. И у многих возникает соблазн улучшить свое положение за счет ослабевшего соседа. С другой, ослабевшему роду, как никогда нужно вливание средств, чтоб снова стать на ноги. А середина липня, начало страды, идеальное время для набега. Но если сравнивать, то первая причина перевешивает. Пока не установится новая система взаимоотношений, пока не станет понятно, кто кому подчиняется и на каких условиях, опасаться серьезных вылазок не стоит. Тохтомышу, исходя из сложившейся ситуации, как никогда важно иметь надежные тылы, в виде Литовского княжества, поэтому он приложит усилия, чтоб держать в узде непокорные крымские рода.

— Ничего, батьку не сказывал, но я думаю, что не придут. Своих дел у них хватает.

— Думает он… чего тут думать, если к соседям посланцы хана прискакали. Собирает войско Тохтомыш на следующую весну. Велено всем явиться, кому от шестнадцати до тридцати зим исполниться. Всем главам родов велено во главе своих людей стать и весной пред очи хана явиться. А до той поры всех, кто в литовские украины с разбоем идет, в полон брать и на суд хана везти.

— Ну и дела…

— Такие дела, что в Киев ехать надо, найм искать. Начало лета, без походов казаки со скуки опухнут. У наших то еще ничего, добычу знатную взяли, могут дома сидеть, а у других атаманов дела плохи. Теперь бы многие под мою руку пошли, да некуда. Да и наши… пропьют всю добычу еще до осени, даже зерна не будет на что купить. Мед твой, что у меня в запасе был, уже весь выпили, а нового то нет.

— Зерна нет, батьку… все запасы на переселенцев пошли, триста ртов кормить надо. Слава Богу, свой запас зерна был, сейчас полпуда никто продать не хочет.

— Не смеши людей. Кто тебе в червене зерно продаст? В червене на поле густо, а во дворе пусто. Зайдешь ко мне, монеты свои заберешь.

— А в Киев, когда поедем, батьку?

— Тебе тут дел мало?

— Вроде наладил все за четыре седьмицы. Пусть без меня трохи покрутятся.

— Жаловались на тебя гречкосеи, что строг ты больно, навоз заставляешь всех в ямы свозить, а над ними крыши ладить, семью целую выгнал ни за что, голых, босых.

— Была б моя воля, еще бы парочку вслед за ними бы отправил, но спужались, рот свой на замке держат. За навоз монеты получат, если все по совести исполнять будут. Ты бы, батьку, почаще к нам наведывался, тяжко мне одному с ними управляться.

— Терпи казак, атаманом будешь. Наведаюсь, еще не раз, не боись. Сам знаешь, что я больше в Черкассах и у других атаманов гостил, чем у себя дома. Так чего тебе в Киеве надо? Там сейчас ни купить, ни продать. Пока урожай с полей не соберут, делать там нечего.

— Есть у меня задумка одна, батьку, только сказывать то долго…

— Сказывай, давай. Не мнись, как девка перед сеновалом.

Коротко пересказал атаману историю семейства Белостоцких и то, что в Киевском княжестве два сына его и дочь имения получили, бояре они у князя киевского Владимира Ольгердовича.

— Мыслю я, батьку, хотели бы они за смерть отца посчитаться, имение свое отбить, да силенок у них не хватает. А мы можем им подсобить за добычу, которую с обидчика снимем. Не одно у того разбойника поместье, а Белостоцкие, не единственные бояре православные у кого он землю и гречкосеев на саблю взял.