Неизвестно - Марамзин

• Название: Марамзин
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Он вылущил по одной из петель эти две по­следние пуговицы и остался один на один с гла­деньким, открытым фиолетовым платьем, но тут же наткнулся на жесткий, выставленный вперед, ему под ребро, край ладони.

— Нет! — сказал Иван Петрович убежденно.— Нет. Не надо.

— Вот и я говорю, что не надо, — ответила девушка.

— Нет же... нет, нет... право, не надо! — ска­зал Иван Петрович еще убежденней. — Со мной так не надо, правда же не надо, правда!

— А почему я должна уступать как по-ваше­му? Я ведь тоже сказала не надо. Вот вы мне и уступите!

— Я... да, я уступлю... я вообще... — говорил Иван Петрович, запуская ладони все дальше меж­ду ней и пальто, отделяя ее от пальто.

— Я не такой... то есть я такой... не в этом смысле... но со мной это можно... со мной только так...

— Зачем же вы это! — крикнул вдруг он с обидой, почувствовав, что рука ощутимо толкает его под ребро.

Девушка удивилась и пока что толкать пере­стала.

Он, наконец, обхватил под пальто ее руками, изогнул к себе — и она изогнулась, вся пришлась вдоль него, и вот уже жесткая, упертая рука по­слабела, подалась и вдруг провалилась вниз меж­ду ними.

Иван Петрович зашелся от нежности и до­верия.

Так они стояли у окошка, прижавшись, вер­нее, девушка позволила ему к ней прижаться; не­много дольше, чем нужно, был он уже в этом сос­тоянии нежности, и девушка опять удивилась, по­тому что приготовилась к продолжению боя. Когда наконец он пустил свои ладони гладить везде, где бы им захотелось, девушкины руки крепко их хватали, как жандармы, на окраинах платья — хотя и не прежде — и тут же опять отсылали их к центру, то есть к середине платья, на талию.

Долго продолжался этот бой, с постепенными уступками и отвоеваниями, Иван Петрович всего не упомнил, он был только уверен в своей правоте, он честно знал: это так все и нужно — все, что он делал, и даже досада одолевала не очень, потому что девушка постепенно сдавалась. И каждый раз, когда рука добиралась до теплой, живой кожи те­ла, Иван Петрович от волнения вздрагивал, словно добирался до голой, живой, человеческой сущно­сти этой девушки, уже не закрытой от него в скорлупу.

Вдруг по лестнице, снизу, кто-то стал подни­маться, девушка выскочила из его ладоней, быстро застегнула пальто и отвернулась к окну.

Иван Петрович почувствовал настоящее горе.

По лестнице поднималась старуха с батоном, поднималась медленно, с одышкой, отдыхала, опершись на колено рукой. Ее голова постепенно вращалась вокруг проема, добираясь до них. Иван Петрович тоже стал смотреть в окно. Так они сто­яли молча, он и девушка, и глядели в окно, будто там было что-нибудь интересное. Две мухи полза­ли по стеклу с двух сторон, одна по другой, и сог­ласно сворачивали в сторону, ни на шаг не рас­ставаясь, как подруги.

Пройдя их площадку, старуха часто останав­ливалась, глядела на них из-под мышки, ждала. Долго возилась с ключами на шестом этаже, нако­нец, захлопнула дверь и затихла.

Иван Петрович сразу же кинулся к девушке. Надо было опять начинать все сначала.

— Нет, — заговорила девушка. — Хватит, не надо!.. На сегодня хватит... здесь нельзя.

— А где? — спросил Иван Петрович с выдо­хом, принимаясь опять за пальто.

— Нигде, — отвечала она, но не очень твер­до. — На сегодня хватит.

— Нет! — вскричал Иван Петрович. — Как раз сегодня не хватит! Так нельзя!

— Можно, — сказала девушка быстро.

— Нет, нельзя, — сказал Иван Петрович, рас­крывая пальто.

— Можно... — еще раз сказала девушка и замолкла.

Под пальто было все, как он оставил: все, что расстегнуто, было расстегнуто; все, что отогнуто, оставалось отогнутым. И от этого Иван Петрович опять зашелся и ринулся целовать и гладить де­вушке тело, а она отступала немного быстрее, чем прежде.

Они уже так перепутались, что иногда, целуя вниз, куда-то в тело, Иван Петрович попадал на себя и целовал по ошибке свое плечо или руку и только тогда замечал.

Неожиданно девушка по локоть закинула ру­ки Ивану Петровичу за плечо, привстала и крепко прижалась к нему. Ей было некуда уже отступать.

Иван Петрович слабо, но настойчиво толкал ее переступить слегка назад, она подалась, они согласно сделали вдруг этот шаг, прикоснулись к стене...

И вот, наконец, было все.

Потом они недолго постояли, прижавшись; де­вушка, ошеломленная, ушла к себе в квартиру, а Иван Петрович с ее телефоном спустился по лест­нице к выходу, вниз.

Он вышел из парадной, словно весь изнутри и снаружи промытый, добрый, свежий. На улице стало темно и просторно. Целый день его обидной зависимости был окончен. Ближний бой, который ему навязали, он выиграл.

Но вот он думает: а кто победил? Пусть он выиграл бой, но ведь бой состоялся? Не того ли и добивались все те, кто желали ему такого ближ­него боя? Ясно, что так или иначе, а победа дол­жна быть его, он мужчина, это все совпадает с законами, так по природе. И он, очень слабый, чтоб все изменить, только и смог, что ускорить по­беду, уменьшить длительность боя — и то было трудно, целый день на это ушел у него. Правда, мог бы и месяц, и год, даже больше. Значит, всё же хоть слегка победил? Только очень слегка, очень мало.

Эта игра, по законам, с приемами, к этому женщины сами его приучили (зачем это им?), и вот что хуже всего: ведь он знает, если он искренен с ними при этом — так и искренность входит пре­красно в игру, игра получается — лучше не надо, какой не придумаешь так ни за что.

Значит, надо ему сторониться всех женщин, очень выверить какую-то, отыскав среди прочих. Но ведь как отыскать? Да и вдруг не найдешь?

Нет, сказал себе Иван Петрович неожиданно с силой, возмутившись. Все же нельзя относиться мужчине ко всему этому так нестерпимо осторож­но, словно некоторая часть его организма не на­ходится вблизи от свободы, слегка застегнутая на четыре пуговки, меж которых может разгуливать ветер, — а расположена в дальней конторе, где она выдается по счету, заёмно, под строгим контро­лем всего государства.

— Господи! — сказал Иван Петрович, обра­щаясь не к Богу, которого не знал, а просто при­выкнув к такому короткому слову, как всхлип. — Какое счастье людям дано между ног! И что они с ним делают! Как непростительно плохо они с ним обращаются!

И вот что еще вдруг открылось Ивану Петро­вичу: женщины всё это придумали не сами — весь ближний бой, все приемы игры! Это им руковод­ство приказало так делать, через них, через жен­щин, на мужчину влияет его руководство, когда, наконец, отпускает его по звонку. Через женщину оно командует своими мужчинами, оно подсылает к ним женщину, уже воспитанную так, как ему нужно, уже обученную, с малых лет обученную, в животе у матери обученную, поколениями обу­ченную, веками -— как же тебе против них ус­тоять?

Женщине, конечно, кажется, что это сама она делает так, как захочет. А на самом-то деле ничуть не бывало — даже когда она тебя целует, это ей разрешили тебя целовать, кинули ее к тебе на поцелуи, отпустили — то есть как бы тебя за ее губами нехотя целует разрешившее руководство.

В общем, снова Иван Петрович ощущал себя обиженным какой-то высшей властью.

Часть II

ДУСЯ

«Два человека приткнутся друг к другу — вот уже и Бог; и только так.»

Из старого дневника

Глава первая

ДУСИНЫ ДЕНЬГИ

1

Этот раз у Дуси был отпуск зимой. Она не поехала к матери -— далеко, нужно денег, а она не отложила. Не с чего было откладывать, зара­ботала мало, к тому же матери начала посылать, потому что знала из писем, что той это кстати. Повидаться же успеют не раз.

Дуся договорилась под городом с одной пен- сионеркой-старушкой и там у нее задешево про­жила отпуск, свои две недели.

Чисел старушка не наблюдала, ей все равно было, что за число, тем более пенсию приносили домой, а до следующей ждать все равно не хвата­ло -— так что нечего числа и считать до нее.

Так получилось, что Дуся опоздала на работу из отпуска, потому что перепутала дни.

«Я опоздала на работу на два дня, — писала Дуся в объяснительной записке, — потому что в отпуске не следила за отрывом календаря и пере­путала, которое сегодня число. Прошу наказать меня по всей строгости советского закона.»

Ее наказали, но не как она боялась, не по всей законной строгости: просто дали выговор в приказе по заводу. Одно только плохо — за выговор обя­зательно снимали премию, и в следующем месяце она получила только свой тариф, то есть меньше на двадцать рублей, чем всегда.

«Ничего, -— думала Дуся. — Как-нибудь ис­правлюсь постепенно.»

Но пока что никак с этих пор не выправля­лась, даже хуже. Потому что, кроме всего, Дусю очень стыдила за опоздание мастер, всё считала, что Дуся ей нагло врала, и Дусе стало постепенно вправду стыдно, она стыдилась иногда и не вы­полняла полную норму, несмотря на плакат, кото­рый висел у нее перед носом: «Наш девиз —- нор­ма доступна каждому!»