Гор Видал - Сотворение мира

• Название: Сотворение мира
• Автор: Гор Видал
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-913-4

Роман современного классика Гора Видала — увлекательное, динамичное и крайне поучительное эпическое повествование о жизни Кира Спитамы, посла Дария Великого, очевидца многих событий классической истории.

---

Не считая одной короткой встречи со стратегом, я больше ни разу не был в той части города, где живет Перикл. И потом, как вчера вечером сказал Анаксагор, за Периклом всегда следят. Хотя он фактический правитель Афин, его тем не менее могут обвинить на собрании в мидофильстве или атеизме — или даже в убийстве своего политического наставника Эфиальта.

Демокрит считает этого великого мужа тупым. Правда, он восхищается Аспазией. Недавно его стали принимать у нее в доме, где постоянно живет с полдюжины прелестных милетских девиц.

Поскольку я диктую Демокриту, то не имею возможности изложить свой взгляд на подобающее молодому человеку поведение в обществе. Он уверяет меня, что Аспазия, несмотря на свой солидный возраст — ей двадцать пять, — еще прекрасно выглядит. И бесстрашна — тоже неплохо, потому что в этом беспокойном городе хватает страхов, особенно для метеков — так здесь называют иностранцев, — а она из Милета да еще любовница человека, которого ненавидят исконные аристократы и их многочисленные прихлебатели. И ко всему еще окружила себя блистательными мужчинами, не верящими в богов.

В настоящее время один полоумный прорицатель угрожает обвинить Аспазию в святотатстве. Если он исполнит свое обещание, ей грозит реальная опасность. Но по словам Демокрита, при упоминании об этом прорицателе Аспазия только хохочет. Разливает вино. Дает советы музыкантам. Слушает сплетни. Проводит время с Периклом и его новорожденным сыном.

3

Вначале был огонь. Все сущее казалось объятым пламенем. Мы выпили священной хаомы, и мир представлялся нам вечным и светлым, как само пламя на алтаре.

Бактрия. Мне семь лет. Я стою рядом со своим дедом Зороастром. В одной руке у меня ритуальный пучок прутьев, и я смотрю…

Только я начал вспоминать тот страшный день, как раздался стук в дверь. Поскольку слуг никогда не бывает на месте, Демокрит открыл сам и впустил софиста Архелая с одним из его учеников, молодым каменщиком.

— Его арестовали!

У Архелая голос громче, чем у любого из слышанного мною греков. Это значит — самый громкий голос в мире.

— Анаксагора, — пояснил молодой каменщик. — Его арестовали за оскорбление святынь.

— И за мидофильство, — гремит Архелай. — Вы должны что-то предпринять!

Я сохраняю любезность:

— Но поскольку в Афинах я представитель Мидии, не думаю, что мои слова могут повлиять на собрание. Скорее наоборот.

Архелай, однако, думает иначе. Он хочет, чтобы я обратился к властям и заявил, что после заключения мирного договора Великий Царь ничего не замышлял против греков. И раз между Персией и Афинами царит мир, Анаксагора нельзя обвинять в мидофильстве. Этот довод показался мне довольно простодушным, как и сам Архелай.

— К сожалению, одно из условий договора — он не должен обсуждаться публично.

— Перикл имеет право его обсуждать. — Голос эхом разносился по двору.

— Право имеет, — подтвердил я. — Но не будет. Дело тут довольно деликатное. Кроме того, даже если бы договор можно было обсуждать, афиняне все равно могут признать Анаксагора виновным в мидофильстве или в чем угодно, как им заблагорассудится.

— Совершенно верно, — согласился со мной ученик.

Молодого каменщика зовут Сократ. Если верить Демокриту, он сколь безобразен, столь и умен, то есть необычайно. Прошлым летом по рекомендации Демокрита я нанял его подлатать фасад дома, так он так напортачил, что теперь в стене с дюжину новых трещин, через которые свистит ледяной ветер. В итоге переднюю комнату мне пришлось освободить как нежилую. Сократ предложил все переделать, но боюсь, что если он еще поорудует тут своим мастерком, то глиняный дом просто рухнет нам на голову. Как работник он просто удивляет. Штукатуря стену, он может вдруг на минуту замереть, уставившись куда-то вверх и прислушиваясь к некоему духу внутри себя. Когда я спросил Сократа, о чем ему поведал этот дух, он просто рассмеялся и ответил:

— Он любит лишь задавать вопросы.

Некомпетентность этого духа поразительна.

Но пожалуй, неунывающий Сократ такой же никудышный софист, как и каменщик.

Архелай согласился, что, раз консерваторы не смеют напасть на Перикла, они должны довольствоваться обвинением его друга. Но я не согласился на его предложение выступить перед собранием и объявить о несостоятельности обвинения в мидофильстве.

— С чего бы им меня слушать? — спросил я. — Кроме того, главное обвинение заключается в оскорблении святынь, и в этом он действительно виновен. Как и ты, Архелай. Как и я, в глазах обвиняющей его толпы. Кто выдвинул обвинение?

— Лисикл, торговец баранами.

Это имя ударило мне в уши, как морской прибой. Лисикл — грубый надоедливый тип, он старается нажить капитал, служа Фукидиду и консерваторам.

— Тогда все предельно очевидно, — сказал я. — Фукидид нападет на Анаксагора и его друга Перикла. Перикл примется защищать Анаксагора — и свою администрацию.

— А вы?..

— Я не стану вмешиваться. — Ничто не могло поколебать моего решения. — Мое положение здесь весьма шатко, если не сказать большего. Когда консерваторы решат, что пришла пора начать новую войну с Персией, меня приговорят к смерти — если время не опередит ваших политиков.

Я выразительно кашлянул, но потом не смог остановиться. Я действительно нездоров.

— А что будет после вашей смерти? — вдруг очень неучтиво спросил Сократ.

Разинутым ртом я хватал воздух; казалось, прошла вечность, пока мне удалось вдохнуть.

— Прежде всего, меня уже не будет в Афинах.

— Но вы верите, что продолжите существование в другом образе?

Молодого человека искренне заинтересовало, что я об этом думаю, точнее, что думают по этому поводу последователи Зороастра.

— Мы верим, что все души созданы Мудрым Господом при сотворении мира. Значит, они рождены однажды, и только однажды. Хотя на Востоке верят, что душа рождается и умирает, снова рождается и снова умирает в другом образе — и так тысячи и тысячи раз, снова и снова.

— Такого же мнения придерживается Пифагор, — сказал Сократ. — Когда мы с Архелаем были в Самосе, то встретили одного из старейших учеников Пифагора. Он говорил, что его учитель вынес свое учение из Египта.

— Нет, — твердо возразил я, сам не знаю почему, — ведь я ничего не знаю о Пифагоре.

Архелай начал терять терпение:

— Все это прекрасно, почтенный посол, но остается факт: нашего друга арестовали.

— Остается также факт, что люди умирают, — хладнокровно заметил Сократ, — а что происходит или не происходит с живущим в теле сознанием — представляет большой интерес.

— Что нам делать?

Казалось, Архелай сдерживает обуревающие его слезы. В юности он учился у Анаксагора.

— Не стоит спрашивать у меня, — ответил я. — Лучше сходите к стратегу Периклу.

— Мы ходили. Его нет дома. Его нет в доме правительства. Его нет у Аспазии. Он исчез.

В конце концов Архелая удалось выпроводить. Анаксагор же тем временем томится в тюрьме, и на ближайшем собрании Фукидид выступит против него с обвинением. Допускаю, что Перикл возьмет на себя его защиту.

Я сказал «допускаю», потому что сегодня рано утром спартанское войско пересекло границу и вступило в Аттику. Стратег Перикл вывел войска на боевые позиции, и война, которую так долго ожидали, наконец началась.

У меня мало сомнений в ее исходе — Афины проиграют. Демокрит расстроен. Я толкую ему, что не вижу разницы, кто победит. Мир не рухнет. Как ни смотри, между Спартой и Афинами нет больших различий. И спартанцы, и афиняне — греки.

Я объясню тебе, Демокрит, то, чего не успел рассказать твоему другу, когда он спросил, что будет после смерти. Освободившись от тела, душа возвращается к Мудрому Господу. Но сначала она должна пройти по мосту избавления. Те, кто в жизни следовал Истине, пройдут в дом радости и счастья. Кто следовал Лжи — то есть служил брату-близнецу Мудрого Господа, Ахриману, олицетворяющему зло, — окажутся в доме Лжи и испытают всевозможные мучения. В конечном счете, когда Мудрый Господь сокрушит зло, все души станут как одна.

Демокрит хочет знать, зачем Мудрый Господь вначале сотворил Ахримана. Это хороший вопрос, и мой дед ответил на него раз и навсегда. В момент сотворения Мудрый Господь сказал своему брату-близнецу:

— Ни наши мысли, ни наши деяния, ни наше сознание, ни души никогда не придут к согласию.

Демокрит говорит, что это не ответ. А я скажу, что это глубже, чем ответ. Ты недоволен, что я не объяснил, зачем он создал злого брата. Но оба появились одновременно. Кто создал их? Ты очень по-гречески дотошен. Дай мне объяснить.

В момент сотворения было только бесконечное время. Но затем Мудрый Господь решил устроить Ахриману ловушку. Он взялся выделить в бесконечном времени период долгого владычества. Человеческая раса попала туда, как муха в кусок янтаря. Когда этот период закончится, Мудрый Господь повергнет своего брата-близнеца, и весь мрак будет поглощен светом.