Роман Сенчин - Иджим (сборник)

• Название: Иджим (сборник)
• Автор: Роман Сенчин
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-41760-5

«Иджим» – новая книга рассказов Романа Сенчина, финалиста премии «Букер-2009», блестящего стилиста, хорошо известного читателям литературных журналов «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь» и других.

Сенчин обладает удивительным и редким по нынешним временам даром рассказчика. Интонация, на которой он говорит с читателем о простых, не примечательных ничем вещах и событиях, подкупает искренностью и бесхитростностью. Как будто Сенчин живет и пишет не в эпоху пафоса и гламура, а творит где-то рядом с Чеховым, и каждое его слово, и каждый взгляд нацелен прямо в суть вещей.

Написанная в лучших традициях русского рассказа, эта книга станет вашим спутником и советчиком. Утешителем в печали и другом в дороге. Куда бы ни вел ваш путь, она сделает его прямее и легче.

---

– А можно мне с вами? Может, подсветить там…

– Давай, Саша, конечно.

Втроем они быстро спустились во двор телецентра, влезли в гудящий «уазик».

– Давай, Гена, гони к перчаточной! – велела Семак водителю.

Перчаточная фабрика находится на окраине города. И путь бригаде предстоял неблизкий – минут двадцать, да и то опытный Гена старался миновать оживленные улицы с их неизбежными светофорами, пробками. Марина Олеговна все же подгоняла:

– Ген, прибавь газку, не дай бог не успеем. Сорвется сюжет.

«Уазик» от быстрой езды потряхивало, мотор ревел, в салоне пахло сгоревшим бензином. И в такой обстановке совсем уж раздражающе-глупа была реплика осветителя:

– Все-таки, Илья Павлович, зря вы так скептически настроены по поводу фильма. Парень Давыдин пробивной, с головой…

– Саша, здесь не место об этом рассуждать, – перебил Илья Павлович и стал смотреть в окно.

Ехали по узким укромным улочкам. Чем дальше от центра, тем все ниже и грязнее здания; вот пошли и бесконечные кварталы одноэтажных домишек, обнесенных черными глухими заборами. Город в этом направлении последние десятилетия не развивался. Так получилось, что почти все промышленные предприятия, еще с давних пор, строились здесь, одно вблизи другого. Кожевенный, деревообрабатывающий заводы, мебельная и перчаточная фабрики, ЖБИ, нефтебаза, элеватор, ТЭЦ… Вокруг предприятий наросли жилые постройки – тоже серые и скучные, как здания заводских корпусов, – ветхие избушки, двухэтажные бараки, возле которых жались худосочные огородики. Район этот назвали в народе Рабочей слободкой, а официально – Промзона. Телевизионщики в последнее время бывали здесь частыми гостями: то забастовка, то поход рабочих к городской администрации, то различный криминал, чаще на бытовой почве, то проблемы чисто производственные – авария на ТЭЦ, взрыв на элеваторе, угрожающее скопление древесины на маломощном деревообрабатывающем заводе… Сейчас вот опять ехали туда за горяченьким, да и почти сенсационным материалом: рабочие перекрыли движение по автотрассе федерального значения. Семак лихорадочно торопила водителя и заранее предупредила оператора:

– Илья, камеру приготовь, чтоб там сразу начать работать. Снимай все подряд, потом разберемся. – Нахмурилась, вспоминая: – Да, что вы там про Давыдина говорили?

Илья Павлович отмахнулся:

– А-а, пустое, так…

– Он фильм задумал снимать. Короткометражку, – заговорил Германов бойко, как очень заинтересованный человек. – Идея замечательная у фильма, никакого насилия, этой дешевой зрелищности. По рассказу какого-то писателя… забыл, как зовут…

– М-да, – усмехнулась Марина Олеговна. – Этот Давыдин… Вечно у него… А о конкретной работе, за что ему деньги платят, вконец забыл. Что он сделал за последнее время? – Обернувшись со своего переднего сиденья, она выжидающе смотрела на Германова, на Илью Павловича. Сама и ответила: – Ничего, кажется. Ничего, что заслуживает мало-мальского интереса. А вот фильм, это, конечно, – она снова усмехнулась, – это по его одаренности, его масштабы.

– А и неплохо бы, – подал голос водитель Гена. – Может, когда-нибудь и «Мосфильм» обгоним, глядишь.

Семак, явно начиная злиться, подытожила:

– Давайте, господа, своими обязанностями заниматься!

«Вот-вот», – в душе согласился Илья Павлович.

Возле ворот проходной толпились люди, человек больше ста, в основном женщины. «Уазик» остановился на площадке для служебных автобусов, привозящих на фабрику и развозящих по домам рабочих. Ничего воинственного в поведении людей заметно не было, казалось, они просто ждут автобус после смены.

Марина Олеговна, открывая дверцу, скомандовала:

– Ну, вперед! Илья, ты в гущу лезть не спеши, я разберусь сначала, выясню, что там… Снимай пока общий план.

Она пошла к людям. Алексеев остался около машины, открыл объектив, поставил камеру на плечо, микрофон держал в руке.

– Что-то на беспорядки-то не похоже, – сказал Германов, озираясь по сторонам.

Семак разговаривала с женщинами. И те быстро возбудились, окружили ее, голоса стали громкими и злыми; Марина Олеговна оглянулась на Илью Павловича, тот пошел к ней, на ходу снимая.

– …Невозможно так больше! Терпим, терпим, а только хуже!.. Что мы, зверье, что ли, какое?! – наперебой выкрикивали работницы, все немолодые, измотанные, некрасивые. – Как в какое-то средневековье снова свалились – и никому ничего!..

– Так, так! – кивала Семак, принимая у оператора микрофон; выкрики всё нарастали, и она, подняв руку, приказала: – Давайте спокойно поговорим, по порядку!

– Да как тут спокойно?! Это вам можно спокойно!.. – заверещала маленькая, вертлявая полустаруха в бордовом, из искусственной шерсти берете и стареньком, купленном скорее всего в «Детском мире» пальтишке. – Лучше тогда закройте ее, эту фабрику чёртову, чем так! За полтора года три раза кассу открывали. Сунут подачку какую-то – и снова работай за так. Это что ж такое?!

– Вот выволокут счас его, мы его на куски… – с холодной, закаменевшей злобой сказала другая женщина, сухая, высокая, некогда очень, наверное, симпатичная. – Разъелся, сволочь… Всё мы про него знаем.

– Китайцы вон все рынки позанимали, своими носками, перчатками торгуют сидят. А наше где?

Илья Павлович снимал женщин, беспомощную Марину Олеговну, тщетно старающуюся сделать приемлемый репортаж, с вопросами и ответами. Работницы снова загомонили все разом, не стесняясь камеры, сыпали матом, нечленораздельными восклицаниями… Кто-то крепко пихнул Алексеева в бок, так, что камера чуть не слетела с плеча. Забыв выключить, он ее опустил, опасаясь следующего толчка. Рядом с ним стояли трое мужчин. Передний, здоровенный, лобастый, тоже немолодой, с красной повязкой на правой руке, густым басом заговорил, обращаясь к женщинам:

– Чего вы с ними ля-ля заводите? – С ненавистью глянул на журналистов. – Они ж все по-своему переделают, чего б вы тут ни распинались. Вас дурами и покажут.

– Гнать их отсюда! – рявкнул другой мужчина.

Женщины тут же их поддержали:

– Смотрим мы ваши программы! Гады продажные!

– Жареного захотелось?!

– Спихнуть их машину в овраг, пускай, ха-ха, делом займутся!

– И-ишь! – Маленькая, в берете, дернула Илью Павловича за полу пиджака. – Гладенькие какие! Хорошо, видать, за помои ваши плотют!

Журналистов стали теснить к «уазику». Алексеев попытался было вернуть на плечо камеру, но ему не дали.

– Щас хрясну твою игрушку, тогда наснимаешь! – пригрозил обещающим басом лобастый.

Семак махнула рукой:

– Ладно, Илья, пошли отсюда.

Поехали к трассе. Марина Олеговна говорила в свой сотовый телефон:

– Да, настроены крайне агрессивно. Кое-что успели отснять, но мало совсем. Чуть было не прищучили нас. Да… Не понимаю, почему милиции нет до сих пор. Кажется, пытаются до директора добраться, угрожают, что, мол, на кусочки его разорвут. Что?… Да. Высылайте машину к фабрике, а мы на трассу. Попытаемся там что-нибудь… Ну, все. Да… – Положила телефон в нагрудный карман куртки, глядя вперед, на открывающуюся степь за недостроенным когда-то, а теперь разрушающимся скелетом несостоявшегося завода, вздохнула: – Н-да, господа, веселенькое наклевывается дело…

В голосе ее за вздохом скрывалась радость, охватывающая журналиста в тяжелой ситуации. Чем опаснее и напряженнее обстановка, тем интереснее, значит, получится репортаж… И совсем по-боевому она отдавала приказы:

– Гена, ты сидишь в машине, мотор не глуши. Понял? Мало ли что. Ты, Саша, при Илье Палыче, телохранителем. Открути от штатива трубку. Так. У меня диктофон… – Марина Олеговна проверила висящий на ремне джинсов маленький диктофон, – в порядке.

«Уазик» выбрался с разбитой, ухабистой грунтовки на новенький асфальт широкой трассы.

– Вон, налево заворачивай, – кивнула Семак.

– Вижу я, вижу, – выворачивая руль, прорычал Гена.

Вдалеке разноцветье многих автомашин. Легковушки, высокие пульманы и фуры дальнобойщиков; среди них мельтешат люди.

– Ну, дай-то бог, чтоб все удачно, – бормотнула Марина Олеговна, нетерпеливо и нервно ерзая на сиденье.

Возвращались уже в сумерках. Молчали. Все, кроме некурящего Ильи Павловича, тянули сигареты одну за одной. Уставший Гена не жалел «уазика», колеса то и дело находили выбоины, пассажиры подпрыгивали, чуть не доставали головами до тента.

Только когда въехали во двор телецентра, Марина Олеговна, словно не решаясь раньше, удовлетворенно выдохнула:

– Вот-с, господа, и готово. Сейчас обработаю, в десятичасовых новостях запустим… Спасибо за службу, орлы!

– Уху, – обиженно хмыкнул осветитель Саша, потирая ушибленное плечо, – а мне за штатив отвечать. Черт меня дернул с вами…

– Ничего, спишем как боевую потерю.

Илья Павлович был в плохом настроении. Еще со съемок позвонил домой сообщить, чтоб не волновались, он задерживается, жена расстроенным голосом ответила: сына нет и нет, в поликлинику они не попали. «Вечером разберемся», – торопливо пообещал Илья Павлович, поймав взгляд Марины Олеговны, недовольной, что он так долго говорит по дорогостоящему средству связи… Теперь вот предстояло отчитывать сына, а это Алексееву всегда было как-то неловко.