Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

• Название: 19-я жена
• Автор: Дэвид Эберсхоф
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02583-7

Двадцатилетний Джордан Скотт, шесть лет назад изгнанный из дома в Месадейле, штат Юта, и живущий своей жизнью в Калифорнии, вдруг натыкается в Сети на газетное сообщение: его отец убит, застрелен в своем кабинете, когда сидел в интернет-чате, а по подозрению в убийстве арестована мать Джордана — девятнадцатая жена убитого. Ведь тот принадлежал к секте Первых — отколовшейся от мормонов в конце XIX века, когда «святые последних дней» отказались от практики многоженства. Джордан бросает свою калифорнийскую работу, едет в Месадейл и, навестив мать в тюрьме, понимает: она невиновна, ее подставили — вероятно, кто-то из других жен. Теперь он твердо намерен вычислить настоящего убийцу — что не так-то просто в городке, контролирующемся Первыми сверху донизу. Его приключения и злоключения чередуются с главами воспоминаний другой девятнадцатой жены — Энн Элизы Янг, беглой супруги Бригама Янга, второго президента Церкви Иисуса Христа Святых последних дней; Энн Элиза посвятила жизнь разоблачению многоженства, добралась до сената США и самого генерала Гранта…

Впервые на русском.

---

Тогда что же случилось с Энн Элизой Янг? Мои поиски в архивах Юты, Калифорнии, Нью-Йорка и Вашингтона не дали результатов в том, что касается ее последних дней. Ни одна из местных или всеамериканских газет не поместила некролога. Насколько мне известно, нет никаких полицейских протоколов, страховых документов, бумаг о владении имуществом или каких-либо иных свидетельств, касающихся ее судьбы. Я пришла к заключению, что, увы, тайна завершения ее судьбы так и не может быть раскрыта. И действительно, должны же быть какие-то тайны, которые не имеют ответа. В конце концов, мы должны принимать их такими, какие они есть. А они — сложные, многосторонние, всячески орнаментированные свидетельствами и теориями, но абсолютно непознаваемые, как сама жизнь.

Итак, сформулировав эти пять выводов, я представляю свою работу, которая может быть определена единственно как не соответствующая принятым правилам. После более двух лет исследований я поняла, что исторической диссертации недостаточно. Придя к такому заключению, я в течение нескольких месяцев тесно сотрудничала с молодым человеком по имени Джордан Скотт. Я провела с ним около шестидесяти часовых интервью о его жизни среди Первых и особенно о его необычайных взаимоотношениях с матерью. Сначала я попыталась пересказать его историю аналитически отстраненно. И всегда результатом было холодное, лишенное одухотворенности повествование. Несмотря на то что история этого молодого человека проливает свет на рассказанное Энн Элизой и в целом на ее наследие, мой научный подход лишал жизни жизнь самого Джордана. После многих попыток я отказалась от собственного голоса в пользу голоса Джордана. Я отредактировала записи наших интервью, составив черновик, а затем снова вернулась к Джордану за новыми беседами. Вдвоем с ним мы отредактировали первоначальный набросок, превратив его в готовое повествование: «Жена № 19: Тайна пустыни».

Соответствует ли эта работа требованиям, предъявляемым к магистерскому диплому, предстоит решать факультету. Однако я прошу вас рассмотреть вопросы, которые «Жена № 19» задает читателю и самой себе. По моему мнению, эти вопросы серьезные и не терпят отлагательства, они достойны внимания ученых. Хотя слова здесь — это слова Джордана, сама работа сформирована годами учения и размышлений и целой жизнью искренней веры.

19-я ЖЕНА Эпилог Фокус на Семью

Неделей позже мы с Морин отправились за покупками. Пришли в дисконтный магазин женской одежды и покатили тележку по проходу. У Морин было совершенно определенное понимание того, что нам необходимо.

— По меньшей мере три пары обуви — одна понаряднее, одна каждодневная, одна — для улицы и всяких других занятий. Ты хоть имеешь представление, какой цвет ей нравится?

— Красный, — сказал я. — Главным образом красный.

— Боюсь, красный годится не на все случаи жизни. — Морин внимательно рассматривала брюки, не требующие глажки, плетеные пояса, тенниски с длинными, узкими рукавами, нейлоновые носки и другие предметы первой необходимости. — А теперь пойдем купим ей кое-что для мытья.

— Мыло у меня есть.

— Женщине нужно несколько больше, чем кусок мыла. — Морин рассматривала баночку с кремом для лица. — Я немного забежала вперед и записала ее в салон красоты к своему парикмахеру. Ей надо будет разобраться, что делать с волосами.

Час спустя мы распаковали покупки в номере 111. Морин, напевая, ходила по комнате, обрывая ярлыки, складывая рубашки и брюки в ящик, который она выстлала белой бумагой. Закончив, она хлопнула в ладоши:

— Сделано! Теперь, если тебе что-то понадобится…

— Да у меня все готово.

— Я знаю. Но если тебе когда-нибудь что-нибудь еще понадобится, дай мне знать.

Морин обняла меня, ее сумка хлопала меня по спине.

— Я не смог бы ничего сделать, если бы не вы, — сказал я.

— Еще как смог бы.

— Нет, правда, не смог бы.

— Я только зайду попрощаться с Томом и с собаками.

И она исчезла, словно голубой промельк.

На следующее утро, без четверти восемь, мы с Томом стояли у входа в тюрьму, рядом с охраной, — ждали. За конторкой дежурного распоряжалась офицер Каннингем.

— Большой день! — сказала она. — Еще только одну минуточку.

Мы поговорили с ней о наших собаках: она собиралась в следующие выходные везти своих корги на выставку в Колорадо, и ее мысли были заняты приведением их в надлежащий вид.

Без пяти восемь появилась фотокорреспондентка с тремя камерами, свисающими с ее шеи. Она вручила свою карточку офицеру Каннингем, и та сказала ей, что она может расположиться в углу помещения. Корреспондентка открыла футляр одной из камер и принялась менять объективы; она протирала их специальной тряпочкой, подготавливая все так, чтобы, когда луноликий циферблат на стене сообщит, что уже ровно восемь, она смогла запечатлеть ту самую картину, какую все так любят, — освобождение несправедливо обвиненного арестанта.

Сначала я увидел ее лицо через затянутое проволочной сеткой стекло в двери. На деле все, что мне было видно, — так это ее глаза.

— Вон она! — произнес Том.

Офицер Каннингем нажала кнопку, отпирая дверь. Жужжание, затем целая вечность, словно остановилось время, а кто-то, кто управляет вселенной, вышел покурить, — и наконец дверь растворилась.

— БеккиЛинн, я здесь!

Мама взглянула на корреспондентку. Вспышка, щелчок, еще вспышки, еще щелчки.

— «Сент-Джордж реджистер», — представилась корреспондентка. — Не сможете постоять там еще немного?

На маме было пыльное розовое платье в стиле «домик в прериях», в котором ее арестовали, толстые чулки, башмаки, сделанные кустарем-сапожником. Она ступала неуверенно, будто заново училась ходить.

— Мам, — сказал я, — это Том.

А Том не мог удержаться — он бросился к ней и обнял:

— Я так много о вас слышал!

— БеккиЛинн, — окликнула ее корреспондентка, — это и есть сын, который вас спас?

Она сделала снимок одной камерой, потом — такой же — другой камерой и снова такой же — третьей.

— Пошли, — сказал я.

— Как насчет фотографии семейной встречи?

— Пора ехать.

Я повел маму прочь оттуда, к фургону. Фотограф суетилась вокруг нас, приседала, отступала назад — щелк, щелк, щелк, произносила: «Как вы себя чувствуете?», и «Рады, что на свободе?», и «Это великолепно, просто великолепно!». Когда мы уселись в фургон, корреспондентка перестала фотографировать и сказала:

— Удачи вам, БеккиЛинн! Наши читатели вас обожают!

Вел машину Том. Он спросил, как она хочет — чтобы окна были подняты или опущены и не хочется ли ей воды.

— Или, если вы проголодались, мы можем сейчас остановиться, только мы с Джорданом думали сначала отвезти вас в «Малибу».

— Мне хорошо, — сказала мама. — Правда.

Она смотрела в окно, на красные холмы, ее лицо призрачным отражением глядело на меня с оконного стекла.

— Мам, ну как оно чувствуется — то, что ты на свободе?

— Я как раз пытаюсь в этом разобраться.

— А это, — произнес Том, вставляя электронную карточку в прорезь замка, — это ваша комната. Тут у вас есть ТВ, кабельное и киноканалы, туалет, автомат для изготовления льда — в конце коридора. А это, — он указал на внутреннюю дверь, — эта дверь ведет в нашу комнату.

За дверью залаяла Электра, за ней — Джои. Том открыл мамину дверь и вторую, ту, что за ней. Собаки ворвались в номер 111, нацелив носы прямо в мою маму. Электра прыгнула на нее, повалив на спину, на кровать. После бесконечных ласк и облизываний Электра наконец смилостивилась, и мама поднялась с кровати и оправила платье. Она смеялась, говоря: «Ах, как забавно!» Потом ее тон стал серьезным и она села на край кровати.

— Все это так замечательно с вашей стороны, только я не уверена, что мне понадобится хоть что-то из всего этого.

— Мам, Том и я — мы хотим, чтобы ты осталась с нами.

— Столько, сколько вам захочется, — добавил Том. — Я поговорил с хозяином гостиницы, и мы все как следует разработали.

— Я очень это ценю, — ответила мама. — Правда, очень. — Она помолчала. Потом: — Но пожалуй, мне уже пора ехать.

— Ехать? Куда ехать?

— Обратно в Месадейл.

— Я тебя туда не повезу.

Тут зазвонил мой сотовый. Роланд. Не знаю, зачем я ответил.

— Миленький, я только что прочел про тебя на домашней страничке «Реджистера». Ты там вроде маленькой Энджелы Лэнсбери.[142] Теперь тебе только надо постараться и раскрыть тайну моего растущего животика.

— Роланд, я сейчас не могу разговаривать.

— Ладно. Но я хочу все про это услышать, особенно про ту прелестную штучку — мисс Юту, — которую ты там подцепил. А еще — кто, как не ты, на такое способен — раскрыть преступление и одновременно завести себе мужичка-добрячка.