Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

• Название: 19-я жена
• Автор: Дэвид Эберсхоф
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02583-7

Двадцатилетний Джордан Скотт, шесть лет назад изгнанный из дома в Месадейле, штат Юта, и живущий своей жизнью в Калифорнии, вдруг натыкается в Сети на газетное сообщение: его отец убит, застрелен в своем кабинете, когда сидел в интернет-чате, а по подозрению в убийстве арестована мать Джордана — девятнадцатая жена убитого. Ведь тот принадлежал к секте Первых — отколовшейся от мормонов в конце XIX века, когда «святые последних дней» отказались от практики многоженства. Джордан бросает свою калифорнийскую работу, едет в Месадейл и, навестив мать в тюрьме, понимает: она невиновна, ее подставили — вероятно, кто-то из других жен. Теперь он твердо намерен вычислить настоящего убийцу — что не так-то просто в городке, контролирующемся Первыми сверху донизу. Его приключения и злоключения чередуются с главами воспоминаний другой девятнадцатой жены — Энн Элизы Янг, беглой супруги Бригама Янга, второго президента Церкви Иисуса Христа Святых последних дней; Энн Элиза посвятила жизнь разоблачению многоженства, добралась до сената США и самого генерала Гранта…

Впервые на русском.

---

— Роланд, не сейчас.

— Ну все равно, когда ты домой-то собираешься?

— Потом.

— Ох нет, только не говори мне, что ты теперь пионер-первопроходец, таким не до нас!

Я отключился.

— Мам, извини. Старый приятель. Я вроде бы сказал, я не для того через это все прошел, чтоб тебя обратно в Месадейл отвезти.

Солнце, сиявшее сквозь зеркальное стекло, освещало мамино лицо — очень круглое и очень чистое. Это был прозрачный утренний свет, тот, что высвечивает нам все именно таким, как оно есть.

— Господь был прав, — произнесла она. — Он сказал — ты придешь, и ты пришел. Он был прав. — Она оглядела комнату. — Это место такое приятное. И вся эта одежда, вещи — просто не верится, что ты все это для меня купил, они такие красивые. Только я не могу их взять.

— Ну что ты, мам. Конечно можешь.

— Нет, Джордан, не могу.

В этот момент, прямо перед тем, как она собралась направиться к двери, я почувствовал, что у меня вроде остался последний шанс ее спасти. Я распахнул платяной шкаф, демонстрируя ей новые брюки и блузки, туфли, выстроившиеся рядком у двери, крем для лица и туалетное мыло, выложенные на туалетном столике. Я показал ей ТВ-пульт и обещал научить ее пользоваться интернетом в холле.

— Мам, ну прошу тебя. Я хочу, чтобы ты осталась. Здесь. Со мной.

Я пытался сказать ей, что мы можем заново начать нашу жизнь здесь, в номерах 111 и 112, что у нас есть второй шанс, какого почти никогда ни у кого не бывает. Я лихорадочно пытался доказать, что гостиница «Малибу-Инн» станет нам славным домом.

— И здесь есть бассейн! Мы же тебе бассейн не показали! Прямо тут, только из двери в патио выйти. — Я раздвинул стеклянную дверь.

Тут я остановился:

— Мама, прошу тебя. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Ты можешь остаться здесь и делать все, что тебе захочется. Мы не станем тебе мешать.

— Джордан, прости меня.

— Мам, ну пожалуйста.

— Джордан, я знаю: ты понимаешь.

А дело все в чем: я в конце концов действительно понял.

— А если мне понадобится тебе позвонить?

— Не понадобится.

— А если какая-нибудь крайность?

— Ты будешь знать, что делать.

— Мы когда-нибудь еще увидимся?

— Верю, что увидимся.

Мы с мамой поехали в кафе «У Денни», где можно было очень быстро позавтракать. Мы ковыряли каждый свою яичницу и искали темы для разговора. По правде говоря, все ведь уже было сказано, и через двадцать минут мы с ней сидели в моем фургоне, катившем по дороге в Месадейл. Мама опустила окошко со своей стороны, и ветерок развевал ее густые стриженые волосы. Мы проехали расстрелянный дорожный знак и пустошь, заросшую кустарником. Я увидел группку тополей и приготовился сворачивать на проселочную.

— Я сойду здесь, — сказала мама.

— Я не хочу оставлять тебя на шоссе.

— Я хочу пешком пройти оставшуюся часть пути домой.

Я выключил двигатель и помог ей выйти из машины. Солнечные лучи согревали мне лицо и золотили ей кожу. Ветер взбивал песок и пыль, и я чувствовал, как пересыхает у меня в горле.

— Что ж, думаю — вот и все, — сказал я. — Мам, ты уверена?

Она кивнула:

— Я люблю тебя. И знаю — ты знаешь это. Поэтому могу сказать тебе — прощай.

Мы обнялись и постояли так, обнявшись, и наступил момент, когда надо было отпустить друг друга. Мама двинулась прочь по дороге, пыль собиралась вокруг ее ног, доходя до щиколоток, солнце жгло, и мы оба с ней знали: оно так и будет жечь пустыню, жаркое и высокое, до последних дней человечества.

Когда я вернулся в номер 112, я не поверил своим глазам — на кровати спал Джонни. По бокам у него свернулись собаки, а Том сидел на другой кровати и читал.

— Ш-ш-ш, — произнес он. — Они спят.

— Сам вижу. А что он здесь делает?

Ноги Джонни были в царапинах, в укусах насекомых, была на них и парочка синяков, но в остальном он казался в полном порядке.

— Он удрал, — прошептал Том. — Думаю, он по тебе соскучился.

— И что мы собираемся с ним делать?

— Ш-ш-ш, ты же его разбудишь! — сказал Том. — Мы что-нибудь придумаем. — И после паузы: — Джордан?

— Том?

— Он ведь может у нас остаться, если захочет.

— Давай сначала посмотрим, ладно? У нас столько еще всего не сделано.

— Я знаю, но ведь как было бы хорошо, если бы он остался, правда?

— Господи, ну и семейка у нас получилась бы!

— Звучит великолепно, — согласился Том. — А теперь замолкни.

— Он ведь может и не захотеть остаться.

— Он захочет.

— Не знаю.

— Джордан…

— Том…

— О чем ты думаешь?

— О разных вещах.

— Например?

— Знаешь, как говорят?

— Что говорят?

— Что конец — это начало.

— Так и говорят?

— Ох, ради бога, — сказал Джонни, открыв один глаз. — Не будете так любезны вы оба заткнуть ваши гребаные варежки? — И он выдал нам свою нахальную, полную чувства превосходства улыбочку.

Электра, простонав, заняла более уверенную позицию на кровати. Джои хлопнул пушистым хвостом. А Том обнял меня за плечи. Солнце склонялось к западной стороне неба, заполняя комнату светом. Я представил себе, как мама идет по дороге в город — в волосах пыль, в глазах — надежда. Дорога, почтамт, тень от горы. Волнение и радость, когда кто-то ее узнает, потом еще и еще кто-то. Куда она пойдет? Вернется ли в свою старую комнату? Я вдруг заволновался, и мороз прошел у меня по хребту. Неужели мне суждено задаваться вопросами о ее судьбе всю мою жизнь? Справлюсь ли я с постоянным незнанием? Приму ли окончание без конца? Потом я увидел, как ее приветствуют четыре жены, целуют, ведут в дом. Увидел троих малышей, вертящихся вокруг ее подола. Увидел ее старый фартук, висящий на крючке. Я увидел, как она распахивает дверь в свою комнату. Увидел, как она подходит к подоконнику и гладит лист своего алоэ. Увидел мою маму на коленях. И я увидел себя в ее молитвах.

От автора

Эта книга — литературный вымысел. Она не претендует на то, чтобы ее читали как биографию Энн Элизы Янг, Бригама Янга или любого из исторических лиц, фигурирующих в романе. Но при всем том человеку по самой его природе всегда интересно знать, действительно ли исторический роман вдохновлен реальными людьми и реальными событиями, и тут я чувствую себя обязанным ответить читателю на этот вопрос.

Всякий, кто пытается писать об истории Церкви Иисуса Христа Святых Последних дней, даже о малом ее отрезке, неминуемо сталкивается с трудностями, решая задачу точности. Это происходит потому, что практически по каждому вопросу о прошлом этой Церкви, как и в отношении каждого человека, игравшего роль в порой весьма замечательной жизни Церкви, существуют по меньшей мере два мнения (а часто и гораздо более), воюющие друг с другом по поводу того, что каждая из сторон совершенно искренне называет «истиной». В предисловии к биографии Бригама Янга, опубликованной М. Р. Вернером в 1925 году, автор недвусмысленно излагает суть дела: «Мормонская литература, как и антимормонская, ненадежна».

С того самого времени, как Энн Элиза Янг в 1873 году совершила свое отступничество от Церкви Иисуса Христа Святых Последних дней, она стала центральной фигурой полемики как среди мормонов, так и среди немормонов. Я не надеюсь примирить полемистов с помощью этой книги. Одна из главных причин, по которой полемика продолжается и поныне, — то, что Энн Элиза оставила весьма существенные письменные материалы о своем опыте в качестве полигамной жены в виде двух своих мемуаров и множества публичных лекций. И ее враги, и ее союзники используют ее собственные слова с целью раскритиковать или поддержать эту женщину, и, следовательно, для того, чтобы писать об Энн Элизе Янг, я неминуемо должен был начать с ее лекций и двух гневных мемуаров — «Девятнадцатая жена» («Wife № 19», 1875) и «Жизнь в Мормонском Рабстве» («Life in Mormon Bondage», 1908). У этих книг есть свои недостатки. В них Энн Элиза предстает перед нами одновременно и сверхкритичной, и сверхъуязвимой. Она избирательна в своем изложении собственной истории и истории мормонства, выполняя поставленную перед собою задачу без особой тонкости или нюансов. Слишком часто тон ее становится резким и мстительным. В нарисованном ею портрете Бригама Янга недостает той сложности, какой он был в свое время известен. И она, возможно, не всегда верно трактует имеющуюся у нее информацию. И все же, несмотря на эти оговорки, ее мемуары, так же как и ее лекции, на которых эти мемуары основаны, остаются наилучшими источниками для сюжета о ее жизни и, что столь же важно, для того, чтобы по достоинству оценить ее точку зрения. Если бы Энн Элиза не высказалась, многое о ее жизни, и особенно о ее браке с Бригамом Янгом, навсегда так и осталось бы неизвестным. Вот единственная причина, делающая ее повесть столь замечательной, — она осмелилась открыть читателю то, что тысячи других полигамных жен переносили в молчании. Поэтому я с благодарностью признаю ее «первородство» в автобиографии. Без ее подлинных текстов «Девятнадцатая жена» была бы не только гораздо меньшей, но и гораздо менее прозрачной книгой. Энн Элиза писала свои мемуары с целью повлиять на общественное мнение и изменить политику, но также и для того, чтобы сформировать свое наследие. Вдохновленный этим, я написал главы альтернативных мемуаров в виде части моего романа. Длительный процесс моих размышлений об Энн Элизе и ее семье, о самом контексте ее жизни, начался с ее книг, так что представлялось совершенно естественным начать этот роман с того же места, где начинает она, а затем уже отклоняться в разные стороны.