Неизвестно - Александр Поляков Великаны сумрака
Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Александр Поляков Великаны сумрака"
Описание и краткое содержание "Александр Поляков Великаны сумрака" читать бесплатно онлайн.
Врач-француз лишь диву давался.
Что-то случилось и с ним, с Тихомировым. Нет, он больше не вспомнил ни одной молитвы, но в те страшные ночи все равно — молился. Снова и снова выла собака, а он, надрывая сердце в предельном усилии, просил о пощаде, лил слезы, давал обеты. Кому? Иногда решался произнести: «Господи, если Ты есть, помоги. Я обещаю Тебе.» В те горячечные мгновения он многое обещал. О чем-то потом забыл, о чем-то помнил до конца жизни.
Лев и прежде, когда было плохо, когда жандармские сыщики шли по пятам, порой ловил себя на том, что ему хочется помолиться. Но идеолог бесстрашной «Народной Воли» всегда одергивал свой нрав — гордо и сурово. Почему-то казалось, что это скверно — становиться на колени из-под палки, в страхе сердечном. «Как беда на пороге, так мы все при Боге» — засело в голове оброненное старым стражником в Петропавловке. Ведь когда хорошо, он не думал о Нем. Не подлость ли это, не малодушие ли молиться, когда приходит беда?
Но удивительно: если с ним был образок Святителя Митрофана, он чувствовал себя спокойнее. Бросил его, и через месяц был арестован за Невской заставой, у Синегуба. Мама нашла образок, привезла на свидание в крепость. Вскоре сына выпустили по монаршей воле. И все же иконка — скорее талисман. К Богу Тихомиров не обращался.
Смертельная болезнь Саши потрясла его, сломала. Исчезла гордость. Он, неукротимый «великан сумрака», вдруг почувствовал себя таким слабым, что теперь уже не боялся унижения, не думал о малодушии, ни о чем не думал, а просто — умолял, просил.
Вначале запела в измученном сердце самая короткая — Иисусова молитва. Потом как-то само собой — печально и светло вышепталось: «Верую, Господи! Помоги моему неверию.»
А если есть Бог, то есть и Россия. И это сложилось будто само собой. Да, есть Россия. Но — какая?
Россия — подпольная, заговорщицкая, жаждущая революционной встряски, разрушения монархических основ, немедленного парламента, конституции? Или другая, самодержавная, идущая своим путем, набирающая имперскую силу, не зависимая от течений и партий?
В эти дни Тихомиров ждал выхода брошюры «Россия политическая и социальная» — на английском, французском и русском языках. Он уже получил часть гонорара, и этих денег хватило на врачей, на лекарства для выздоравливающего, но еще слабого Саши.
Теперь он обдумывал новую статью. Шагал из угла в угол по пустым комнатам, чутко прислушиваясь к голосам жены и сына, и голоса эти звучали все веселее и громче.
Наконец, Лев Александрович исполнил свое обещание — они отправились в Париж, на улицу Дару, в православную церковь, чьи маковки золотились неподалеку от русского посольства. Всю долгую дорогу он посматривал на Сашу (хорошо ли ребенок перенесет путь?) и буквально сгорал от стыда, вспоминая, как года три назад к ним приехали Маша Оловенникова с Засулич, и как, посмеиваясь за чаем, развязная Вера пристала к ребенку: «Ответь-ка мне, Шура, ты анархист или народоволец?» Бедный малыш лепетал, коверкая непонятные слова: «Я ахист и адось.» А шумные дамы захлебывались от смеха: «Ты, милочка, «адось»! Непременно «адось». Народоволец.»
Дуры, какие же они все-таки дуры! И это им подражает ищущая дела молодежь?
Тихомиров помрачнел. Катя с тревогой покосилась на мужа.
Но они уже добрались до парка Монсо и теперь шагали по переулку, ведущему к храму. На углу стояла булочная, где француз-хозяин предприимчиво торговал русскими сайками, калачами и печеньем. Прежде Лев не замечал магазина, но сегодня почему-то сразу заметил; не сговариваясь, они вошли в булочную — навстречу теплому хлебному духу, от которого, как в детстве, закружилась голова. Саша во все глаза смотрел на сияющую, точно масляный блин, физиономию хозяина, на всю эту золотистую сдобную роскошь на полках и прилавке, а после за обе щеки уписывал похрустывающую корочкой пышную сайку, и от его аппетита, от разрумянившегося лица, в последнее время чаще бледного, измученные родители приходили в восторг.
— Такой хлебушек и в России? — спрашивал Саша. — Значит, там хорошо, если он вкусный?
— Хорошо, сынок, хорошо, — поспешно кивали головами Лев и Катя, боясь продолжения вопросов. — Идем скорее в храм.
Тихомиров вспоминал потом этот день, как день радости. Они входили в ворота и радовались: русские ворота! Поднимались на паперть, и паперть была такой же, как в России. И две пожилые женщины в простонародных повойниках на головах — какой уж тут Париж: мытищинские богомолки собрались на Пасху к Преподобному. Откуда здесь? Расспрашивают с тихими улыбками: кто, мол, такие, давно ли за границей? Сашу ласкают. И хочется так же ответить, да не скажешь всего. Вздохнули: «Сынок ваш под Богом живет.»
А ведь это — так, так! Выздоровление Саши наполняло Тихомирова чем-то вроде благодарности. Кому? Он до конца не мог понять. Беспокойство за сына не исчезало, болезнь могла вернуться в любую минуту, и Лев просил какую-то таинственную силу, присутствие которой всегда ощущал.
Конечно, под Богом! Конечно.
Признаться, ему давно хотелось зайти в эту церковь. Но мешали страх и стыд. Как же — он, отверженец, враг Государя, России и народа, — мог бы переступить этот порог? Зачем? И его ли здесь место? Революционера, замешанного в цареубийстве.
Сердце гулко колотилось в горле. На паперти он сжал руку Саши, и тот отозвался пристальным взглядом.
— Будет ли служба? — глухо спросил Тихомиров на своем ужасном французском. — Я обещал сыну.
— Служба уже идет, — ласково, на хорошем русском ответил причетник. — Только в нижней церкви. А мы к празднику готовимся, к Успению.
— В нижней? К Успению? — как эхо повторил Лев Александрович.
— Да-да, — просто, с улыбкой кивнул причетник и внимательно посмотрел на Тихомирова. — Позвольте, я проведу вас. Через алтарь-то ближе.
Они вошли в золотой полумрак, освещенный живыми огоньками теплящихся свечей и лампад. Оклады икон искрились в желтоватом приветном мареве. И все это мгновенно и чудно отразилось в широко распахнутых глазах Саши.
— Папа, папуся. Как красиво! — прошептал он. — Я не видал такого, — и перекрестился, как его учили.
Священник возгласил: «Миром Господу помолимся!» Диакон читал ектинью.
Раздалось молитвенное песнопение, и Тихомирову вдруг стало страшно. В пылающей голове пронеслось: «Сейчас разорвется сердце. Если это случится, если я умру, что же будет с Сашей, с моим мальчиком? Господи.» Спазмы перехватили горло, сдавили дыхание. Мучительно хотелось заплакать, но он не выносил слез, презирал их и не верил плачу. А тут впору было зарыдать, упасть на красные храмовые ковры, застонать от боли, от стыда за свои блуждания, и еще — от счастья, от странного восторга видеть себя здесь, в православной церкви на тенистой Дару. Да, в церкви — вместе с Сашей, с Катей. Неожиданная мысль пронзила его: ведь для изгнанника, ищущего Бога и родину (а он все же — искал, искал!), этот маленький храм давал то, что нужно — ласку, доброту, надежду. А если дальше, смелее шагнуть? Ну же, давай, брат, не трусь: это освященное место, где любящий Отец празднует возвращение блудного сына.
Возвращение? Хватил. Не слишком ли скоро? Но почему нет, почему? Вот Саша, он рядом, крестится. Вслушивается в молитвы ектиньи, в чтение Евангелия, всматривается в каждение. Это его сын, русский мальчик. А он, Тигрыч? Впрочем, довольно кличек. Он, Тихомиров, блудный сын. И Отец празднует его возвращение, ни в чем не укоряя, а лишь утешая и радуясь.
Почему-то он боялся сразу спросить сына: понравилось ли? А что если просто кивнет: «Да так, ничего, папа. Недурно». И он терпеливо молчал. Но Саша заговорил сам. Заговорил тотчас же, как только вышли из храма, и уже можно было что-то сказать.
— Папа, папуся!
Тихомиров вздрогнул оглушенный негромким голосом ребенка. Повернулся к нему, обмирая душой. Лицо у мальчика пылало, повзрослевшие глаза сияли от нахлынувших чувств; глаза даже немного вращались, повторяя в этом сходстве самого Льва Александровича.
— Что скажешь, Сашурка?
Сын вдруг остановил их у самых ворот повелительным взмахом еще слабых рук.
— Папа, мама! Давайте больше не будем ходить к католикам, а? Даже когда дождик. Я хочу, чтобы мы приезжали сюда, в русскую церковь!
— Хорошо. Но почему? Да и нет ли у тебя жара?
— Нету жара. Просто. Немного жарко стало. Здесь лучше, красивее. И — теплее. — торопливо заговорил, глотая слова, оживившийся Саша.
Потом они снова зашли в чудесную булочную, и снова ели золотистые калачи, сидя на скамейке в церковном саду. И то, что сад был немного запущенным, с растущими привольно кустами — без стрижки французской — это тоже радовало их.
— Как же хорошо все русское! — повторял сын, от удовольствия болтая ногами. — А мы поедем в Россию?
— Конечно, мой милый, конечно, — вытолкнул Тихомиров непослушным языком. И отвернулся, чтобы Саша не увидел его глаз.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Александр Поляков Великаны сумрака"
Книги похожие на "Александр Поляков Великаны сумрака" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о " Неизвестно - Александр Поляков Великаны сумрака"
Отзывы читателей о книге "Александр Поляков Великаны сумрака", комментарии и мнения людей о произведении.