Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

• Название: КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН
• Автор: Карл-Иоганн Вальгрен
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01906-8

Карл-Иоганн Вальгрен — автор восьми романов, переведённых на основные европейские языки и ставших бестселлерами. Новый роман «Кунцельманн & Кунцельманн» вышел в Швеции в январе 2009 г.

После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждёт наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!

И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнаёт, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников. И, возможно, шедевры, хранящиеся в музеях мира, принадлежат кисти его отца…

Что такое копия, а что — оригинал? Как размыты эти понятия в современном мире, где ничего больше нет, кроме подделок: женщины с силиконовой грудью, фальшивая реклама, враньё политиков с трибун. Быть может, его отец попросту опередил своё время?

---

Организаторы матча, собравшиеся у столика секретаря, заметно нервничали, опасаясь массового побоища. Виктор обратил внимание на двух женщин, пробравшихся к самому краю ковра. Он не слышал слов, но по губам было видно, что они кричат «Мориц, Мориц», подбадривая чемпиона на последний, решающий бросок. И этот бросок состоялся, причём настолько быстро, что публика не успела прореагировать.

Мориц отклонился назад, делая вид, что потерял равновесие. Хольцбринк рефлекторно бросился вперёд — и нарвался на великолепно подготовленный бросок. Эсэсовец взвился в воздух и, пролетев несколько метров над ковром, приземлился на него спиной с такой силой, что так и остался лежать, хватая ртом воздух. Свисток судьи, фиксирующий туше, совпал с гонгом, возвестившим конец раунда.

Драки, к счастью, не возникло. Публика потянулась к пивным стойкам позади трибун. Разочарованные эсэсовцы покидали зал. Чемпион сидел на табуретке в углу ринга и весело махал рукой поклонникам. Тренер накладывал ему повязку на лоб.

— Сандра и Клара Ковальски. — представил Мориц девушек, когда они уже отмечали победу за дальним столиком в ресторане «У слона» на Иоахимштрассе.

Это были те самые девушки, которые подбадривали Морица в последнем раунде.

— Официально они сёстры. Сироты. И не просто сёстры, а и медсёстры, к тому же очень хорошие. Никому и в голову не приходит удивляться, что они живут вместе в доме Кёлера на Линиенштрассе.

Девушки весело закивали головами. Им было лет по двадцать. Клара, может быть, чуть старше.

— На самом деле они даже не родственницы. Похожи, правда? Но сходство зависит скорее от того, что они нравятся друг другу… рыбак рыбака видит издалека. Клара и Сандра подруги.

— Мориц сказал, вам нужно общество, — сказала младшая. — Это и нам подходит замечательно.

— Хозяин чересчур глуп, чтобы что-то заподозрить, — продолжил Мориц. — Но в том же доме, к сожалению, живёт спившийся квартальный Нольте, он утверждает, что видел, как девушки страстно целовались в прачечной. Они, ясное дело, всё отрицают, но в такие времена лучше опередить, чем тебя опередят…

Над бровью у непобедимого чемпиона красовалась большая повязка, а под глазом уже цвёл синяк.

— Вы просили — я сделал. И не смотрите на меня так, будто я положил Хольцбринка в последний момент чисто случайно. Всё было спланировано. Это не случайность и не удача, а тактика. Решающий бросок произошёл бы раньше, если бы он не запер меня полунельсоном за минуту до конца.

— Неожиданное поражение сверхчеловека, — шепнул Георг, — и крупный выигрыш двух филателистов, поставивших целых двадцать пять марок на чемпионское туше.

Ресторан постепенно заполнялся. Виктор был знаком кое с кем — кто-то жил в том же квартале, кого-то он только что видел на матче. На их столик косились с любопытством. Он почувствовал гордость, что у него такие друзья — Мориц и Георг, гордость, что их ум и предусмотрительность помогают им справиться со всеми трудностями.

— Вопрос решён! — воскликнул Мориц. — С этого момента вы, девушки, официально помолвлены с этими господами. Теперь смотрите, что у меня есть: квитанция на две пары обручальных колец. Вы получите их в ныне стопроцентно арийском магазине Мендельсона на Анкламерштрассе, и если они вам подойдут, на кольцах будут выгравированы ваши имена. А мне никакая маска не нужна. Борец по определению не может быть гомосексуалом! Тем более чемпион Берлина в лёгком весе…

* * *

Так совпало, что примерно через неделю после открытия магазина состоялся вернисаж большой выставки под названием «Портрет нашего Великого Вождя» в центральном комитете партии в Митте. Виктор, получивший задание написать полотно с Гитлером, чтобы повесить на почётном месте в лавке братьев Броннен и таким образом придать их деятельности флёр политического идеализма, отправился туда.

Изюминкой выставки было монументальное полотно Генриха Книрра «Адольф Гитлер, создатель Третьего рейха, гений возрождения немецкого искусства», уже вызвавшее два года назад всеобщее восхищение на выставке нацистского искусства в Мюнхене. Картина была написана в имперском стиле: поясной портрет Гитлера, стоящего на террасе на фоне какого-то парка. Небо покрыто тревожными облаками; только в одном месте сквозь облака пробивается солнце, как надежда на прекрасное будущее. На рукаве — повязка со свастикой, на груди — Железный крест I степени, военное алиби двадцатилетней давности. Фюрер предстаёт перед зрителем как благородный полевой командир, человек, которому можно довериться в трудные времена.

На стене напротив разместился «Знаменосец» Губерта Ланцингера, написанный в более современной манере, по крайней мере с формальной точки зрения. Здесь Гитлер изображён в профиль, облачённый в футуристическую версию средневековых лат. Он восседает на чёрном коне с нацистским флагом в руке. Если немного напрячь фантазию, можно услышать исходящий от полотна лязг оружия.

Придворные художники постарались показать триумфатора небывалого масштаба, решил Виктор, обойдя выставку. Непогрешимый в своей мудрости, аскетичный и подтянутый, истинное спасение для потерявшего ориентиры немецкого народа. Портреты были на редкость неинтересны. Ничто не привлекало внимания, за исключением, может быть, футуристского крестоносца Ланцингера. Отто фон Курсель, Фриц Эрлер, Хуго Леман… все эти арийские маляры с их ограниченностью и полным неумением создавать что-то новое… Он даже огорчился. Как это могло произойти? Где потерялось немецкое искусство? На стенах он видел то, чего там не было, тени художников, выброшенных из галерей… их в лучшем случае показывали как образцы вырождения: Франц Марк, Кете Кольвиц, цветовые взрывы Пауля Клее. Как будто они никогда не существовали… нет, существовали, но теперь только в виде бесплотных привидений.

Он вздохнул и присел на банкетку перед рисунком углём некоего Конрада Хоммеля. «Фюрер» — коротко и ясно. Отягощённый раздумьями вождь позирует в кресле перед книжными полками. Мечтательный профессорский взгляд, очки балансируют на кончике носа. При желании его можно принять за филателиста… Виктор не прикасался к углю с тех пор, как год назад нашёл Георга Хамана, ещё когда тот снимал квартиру на Кнезебекштрассе. Я, сказал он тогда, остался без квартиры и средств к существованию и хотел бы попробовать себя в филателии и автографах… Виктор взял угольный карандаш и удивил себя самого, меньше чем за две минуты сделав великолепную копию в захваченном с собой блокноте. Недолго думая, он скопировал и автограф: К. Хоммель-38.

Ощущение карандаша в руке, запах угля, приятная тяжесть блокнота на коленях, возбуждённое дыхание, постоянно работающий взгляд, скользящий вдоль невидимой масштабной сетки, где размеры и перспектива, словно соревнуясь друг с другом, проявляются на листе… только сейчас он понял, как ему не хватает всего того, чего он лишился, уйдя из академии.

Радостно возбуждённый, он прошёл в отгороженный зал. Табличка на стене возвещала, что здесь собраны работы любимых художников фюрера. Несколько рисунков некоего Пауля Гайсслера напоминали дипломы, выданные за образцовую посредственность… «Дом в Браннау ам Инн, где родился фюрер», «Начальная школа фюрера в Фишльхаме». Он скопировал их за пять минут.

Группа посетителей, перешёптываясь и обмениваясь восхищёнными возгласами, собралась в другом конце комнаты. На застеклённом стенде были представлены собственноручные работы самого Гитлера. «Рейхсканцлер и вождь немецкого народа в юности был талантливым художником», — сообщала табличка. На одном из рисунков была изображена Триумфальная арка в Мюнхене, на другом — вид города Линца. Дилетант и есть дилетант, подумал Виктор, но на всякий случай скопировал и эти рисунки, с подписями и всеми деталями.

В обеденное время, как договорились, на пороге лавки с прусской пунктуальностью появился констебль Янсен, в начищенных до горячего блеска сапогах. На этот раз он был в полицейской форме.

— Удалось ли господам выполнить мою просьбу? Всю неделю я почти не спал от волнения.

— Ваш учёный еврей задал нам работу, — ласково сказал Георг, направляясь к сейфу. — Но зато с бежавшими писателями хлопот не было. Нашлись у нас на складе. В коробке, которую мы считали пропавшей…

Янсен пригорюнился:

— Вы хотите сказать, что с автографом Эйнштейна ничего не вышло?

— Почему не вышло? Просто на это ушло больше времени и больше денег, чем мы предполагали. Предложений фактически нет, а спрос почти тот же. Спросите моего брата Густава, это он занимался вашим делом.

Виктор серьёзно покивал головой. Он стоял на табуретке и вешал на стену с кинозвёздами портрет Гитлера, работы Хоммеля.