Сан Тери - Отпусти - это всего лишь слово

• Название: Отпусти - это всего лишь слово
• Автор: Сан Тери
• Жанр: Эротика

Предупреждение. Мат. Насилие. Жесть. Но и любовь разумеется, куда без неё. В целом. Черновик. Не вычитано,не отредактировано. Но бета нашёлся. Скоро представит правку. Зачем становится кормом для людских глаз? Это у нас с ним любовь, а для всех остальных окружающих, мы просто.. пидоры...( с ) от автора. Это только первая часть, вторую собственно строчу, но я так устал писать, что захотелось отдачи и вообще понять, что существует этот гипотетический результат. Несмотря на эмоции и реакции обещать могу одно, я планирую и собственно уже где - то и подхожу к хеппи - энду во второй части. Так что во время съёмки ни одна зверюшка не пострадала.

---

   - Да успеешь ещё. Куда ж я денусь-то теперь? - пообещал я, сжимая пакет. Лицо Сани посветлело.

   - Ты уж постарайся не деваться, - попросил он перед тем, как мы расстались у подъезда моего дома.

   - Пригласишь? - улыбнулся Саня. Я отрицательно покачал головой.

   - Не, у меня там бардак страшный, в другой раз.

   Даже не соврал. Саня кивнул, принимая, заглянул в подъезд, обозревая его на наличие посторонних, и, прежде чем уйти, втянул меня за собой, целуя жадно и неистово, так, словно виделись, блин, в последний раз, и завтра мне не надо было в лицей.

   - Не могу тебя отпустить, Ник, - признался Сан, тяжело дыша, словно бежал стометровку. - Боюсь. Сам не знаю, почему. Глупо, правда?

   - Наверное, - невнятно пробормотал я, думая о своём. Саня стиснул меня в последний раз, посмотрел в глаза, с отчаянным выражением, было видно, что правда не врёт, что не может сейчас разжать руки повернуться и уйти.

   - Я тебе позвоню, - шепнул он. - Сегодня вечером позвоню и буду долго-долго с тобой разговаривать по мобиле. Всю ночь. Может, не надо тебе домой, Ник? - спросил он как-то жалобно. - Давай ещё побудем вместе, а завтра я тебя прямо с утра на учёбу отвезу. Ники?

   Вот никогда не думал, что Сашка, такой сильный, гордый и большой будет канючить, как пацан. Мне стало смешно, и я любовно запустил пальцы в его волосы, создавая на голове хаос. Правда, для того что бы дотянуться, пришлось встать на носки, в то время как Сан, с непроизвольной ухмылкой, наклонился вниз.

   - Сань, ты как дитё малое, честное слово.

   Мы бы ещё продолжили говорить, но в этот момент на площадке залаяла собака, хлопнула дверь и по ступенькам стала спускаться соседка. Мы отпрянули друг от друга одновременно. Точнее, я отпрянул, а Санька поморщился, как от зубной боли. Может, он и правда не врал, когда сказал, что ему абсолютно безразлично, что об этом подумают окружающие. Пользуясь заминкой, я махнул ему на прощанье рукой и торопливо улетел по лестнице наверх, не забыв поздороваться, под неодобрительное: "Вечно носятся как сумасшедшие..."

   Родители оказались дома. Впрочем, в последнее время, в родных пенатах они зависали частенько.

   В квартире было накурено, пахло табаком и туалетом.

   Я не раздеваясь прошёл в ботинках, привычно не замечая нищенской обстановки: облупившихся обоев со стёртым рисунком, разваливающейся мебели, стоявшей здесь наверное задолго до моего рождения. Старенького телевизора - из категории рабочий антиквариат, засаленного ковра неопределённого серо - коричневого цвета, покрытого слоем даже не пыли, жирной коркой грязи, которую я старательно оттирал каждые выходные, но толку было от стараний, если их никто не ценил и не замечал, безразлично засирая все результаты моих усилий.

   Предки и их друзья отмечали на кухне очередной день стакана. Играла музыка. Уровень шума привычно, превышал допустимые децибелы, превращая посиделку в страшный праздник, цену которого знают только дети. Звучали разговоры, ещё не перекатившиеся в фазу скандала. Смех. Весело одним словом.

   От этого весело у меня внутри всё скручивалось мучительной чёрной пружиной, но я уже привык не замечать, прокручивал в голове мантрой: Меня это не касается - вбил себе это знание на уровне подкорки.

   Единственное, о чём я мечтал, приходя домой, чтобы меня тупо не заметили, забыли о моём существовании.

   О нём и так никто не вспоминал, и для меня удивительным казался факт, что предкам регулярно приходило в голову ткнуть меня мной. Совесть что ли мучила? Без понятия. Но обычно не проходило и получаса, как заявлялась мать, начиная активно капать на мозги, или отчим являлся воспитывать. И если мать, я ещё худо бедно переваривал, точнее, просто старался не реагировать, то с отчимом было сложнее. Этот сука постоянно руки распускал.

   Об этом даже не хотелось думать и говорить...

   Я привычно запер дверь на замок. Врезал, когда исполнилось пятнадцать.

   Сначала отчим выбивал регулярно, превратив дверь в некое подобие изломанно - пробитой конструкции, держащейся на честном слове, потом смирился, сообразив что я повзрослел, очевидно, и нет никакого смысла бороться с моей начинающей пробуждаться самостью, и даже как-то, стал меньше доёбываться.

   С учётом того, что в последний раз я избил его и оставил лежать на ковре, прежде чем съебаться из дома, неудивительно, что этот мудак предпочитал меня не трогать. Те времена, когда я не мог дать сдачи, безвозвратно прошли.

   Я давно научился огрызаться в ответ. А начистить ему ебало с меня сталось в пятнадцать лет, чем я небезосновательно гордился, ощутив, что перешагнул некоторый собственный внутренний рубеж взросления, похерив шаткие идеалы в душе.

   Я снял обувь у порога. В моей собственной комнате всегда царил относительный порядок. Да и не мог я просто жить в грязи. Должно же у человека быть хоть какое-то пространство, которое он будет свято беречь и хранить? Его собственный угол, место куда он сможет прийти отдыхать...Жопа заключалась в том, что не было у меня такого угла, такого мирка, знаете, маленькой собственной безопасности. И замок не спасал от этой гнетущей убивающей атмосферы тревоги. Из стресса в стресс. Своего рода девиз и кредо.

   Что надо человеку для счастья? Сон, еда и вода? Нихрена. Безопасности ему хочется. Тупо голимо безопасности, а всё остальное это так, мелочи. Когда с близкими всё хорошо, когда у самого всё пучком...И разумеется, что бы голодать не приходилось. Когда приходиться, тут своеобразно так у человека мозг работает, психологический атавизм включается. Я вот всегда думал, как люди в войну выживали, это же страшно, когда взрывы, всюду смерть, есть нечего, а с другой стороны, вот так вот, брали и выживали. Эмоциональный порог отключается, своего рода, оцепенение наступает, меняется восприятие...Потом сидишь спустя время и думаешь. Господи, как же мы жили, как же мы через всё это прошли, нереально ведь. А всё просто. Выхода нет. А когда выхода нет, хочешь жить - умей вертеться. Когда в силу вступает закон выживания, становиться не до страданий и жалости к самому себе. Зубы стиснул и вперёд. Страдания делают сильнее, пробуждают душу.

   И начинаешь понимать основные ценности жизни. Что вот это важно. А всё остальное, так, материальный мусор по сути.

   У меня этим материальным мусором, комната была забита под завязку. Оригинальным хламом, который не вызывал абсолютно никаких эмоций, за исключением практической попытки толкануть в комиссионку. Правда в комиссионке подобное не примут, а родаки за перестановку меня бы точно убили.

   Раздолбанный шкаф с одной дверцей, книжные полки компактно сколоченные из досок, и холодильник, который отчим собирался починить десять лет назад, но так и не починил. Изголовье дивана венчала, старинная швейная машинка, заваленная непонятными тряпками, по поводу которых я регулярно пытался выяснить у маман, нахрена они ей нужны и получал разумный, полный интеллектуального превосходства ответ. - Шить.

   Ну ясен пень, дебил я что ли такое спрашивать? Машинку притащили с улицы, тоже лет пять назад, и она почётно разделила судьбу холодильника, и даже внесла полезный вклад в мою жизнь, когда я сумел разобрать тряпьё по коробкам и распихать так, что бы это не вызывало претензий. "Типо всё на месте, всё стоит, но в тоже время не мешает", я приспособился использовать горб вместо вешалки, закидывал на него свитер с джинсами, ну и складывал учебники с тетрадями, из тех, что не помещались на столе.

   Не могу сказать, что я особо переживал, скорее иронизировал.

   Содержимое моей комнаты, можно было обозвать только одним словом. Хлам.

   Просто груда старого хлама, развалившегося, ржавеющего, рассыпающегося. Даже книги, стоявшие здесь со времён царя Гороха, были изжёванные, с пожелтевшими страницами, загаженные тараканами.

   В нашей квартире не было вещи, к которой можно было бы прикоснуться без содрогания. И как я должен был пригласить сюда Сана? Позволить ему это увидеть? Да его бы стошнило, однозначно. От всего, от грязи, от запаха, от отвращения. Ему ведь в голову не может придти, что люди могут жить так. Что за внешним благополучным фасадом, может таиться это.

   Моя мамаша, когда подкрашивалась и была относительно трезва, выглядела очень даже прилично. Пусть вещи у нас были не из бутиков, но внешний фасад родители берегли. Что-то ещё такое осталось, видимо. И никто в школе, никто в училище не знал, что же здесь творится на самом деле. Никто из моих друзей не знал. Я не мог позволить ЭТО узнать.

   А так, я привык. Даже не то, чтобы привык. Это моя семья, мой дом, мои родители, я всё это любил по-своему и старался беречь, как мог. Пока мог, хотя, иногда у меня тоже не хватало терпения, и я срывался.

   Несмотря на хлам и некоторую ветхость мебели, комната выглядела вполне терпимо.