Александр Богданов - Культурные задачи нашего времени

• Название: Культурные задачи нашего времени
• Автор: Александр Богданов
• Издательство: Издание С. Дороватовского и А. Чарушникова
• Жанр: Философия
• Год: 1911

Нет двух отдельных культур, материальной и духовной. Как только мы захотим понять жизненный смысл и происхождение объединяющих идеологических принципов, исследование приведет нас к «материальным» условиям, т. е. техническим и экономическим. Технический уровень общества, его экономическое строение — вот чем определяются его культурные задачи, вот откуда они исходят. Рассмотрим эту связь более конкретно, чтобы, опираясь на нее, выяснить в существенных чертах культурные задачи нашего времени.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Но те же искусства не менее способны организовать коллективные чувства и настроения. Целая область живописи — ландшафт — по содержанию вполне параллельна музыке и лирической поэзии. Архитектура же вообще может рассматриваться, как язык длительных и глубоких коллективных настроений по преимуществу. Разве архитектура гигантских сооружений императорского Рима не есть сплошное каменное выражение национальной гордости властителей мира? И разве готический храм не представляет вековой каменный призыв к отрешению от всего земного? Отсюда — огромное воспитательное значение архитектуры: она воплощает, и закрепляет, и непрерывно передает от поколения к поколению преобладающие социальные эмоции народов и классов; она организует чувства потомков в соответствии с переживаниями их предков, — больше всякого другого искусства она — хранительница организующей традиции.

Как видим, универсальный смысл искусства — его культурная задача — тот же, какой составляет социальную душу познания и речи: организация, сплочение коллективов различных ступеней и типов путем объединения человеческих переживаний, путем оформления опыта и чувства людей.

VI

Обширнейшая в наше время культурная область — мир норм — имела своим зародышем стихийный обычай. Первоначально обычай являлся просто жизненной привычкой, выработанной в борьбе людей за существование, и непрерывно сохранявшейся в родовом обществе при помощи воспитания и подражания. Тогда он, охватывая всю жизнь людей, и был, собственно, не нормой, выраженной в словах и понятиях, указывающей, как «должно» действовать, жить, думать, — а непосредственным фактом. Идея долженствования — отличительный признак норм — не может возникнуть, пока нет мысли о возможности уклонения от привычного хода жизни. Когда же усложнение трудового процесса и возрастающая изменчивость человеческой организации делают подобные уклонения событием не столь исключительным и не столь непонятным для коллектива, как было вначале, тогда и борьба против них со стороны коллектива систематизируется посредством нормы. Схемы — «не должно поступать так-то» и «должно действовать так-то» — выражают сложившееся направление социальной активности, и передаваясь от человека к человеку, от отцов к детям, в дальнейшем регулируют эту активность, управляют ею, организуют ее в данном направлении. Напр., «не должно покидать родичей во время битвы с врагом; поступающего же таким образом следует изгнать из общины», — эта норма сразу объединяет всю общину в ее воздействии на человека, обнаружившего недостаток необходимой храбрости, — и обычай организует тогда коллективный акт устранения негодного члена, как сделал бы это впоследствии властный организатор своим распоряжением.

Впоследствии хранителем и истолкователем обычая становится именно такой организатор — патриарх родовой группы, а еще позже — феодальный властитель или жрец. Тогда обычай принимает ту форму, которую социологи называют «обычным правом»: обычай, имеющий своим органом власть, которая правит обществом. Это, однако, отнюдь не означает полного отказа со стороны самого общества в его целом от непосредственной защиты обычая, от непосредственная воздействия на его нарушителей; но защита практическая, боевая, напр., физическое наказание преступника, организуется обязательно властью; а для коллектива самого по себе остаются иные способы воздействия, словесно-идейные, т. е. общественное порицание, негодование, презрение и т. под., — то, что мы называем «нравственным» влиянием.

Так начинала из обычая дифференцироваться нравственность; но вполне обособилась она лишь на следующих ступенях развитая, в обществе меновом. Неорганизованность меновой социальной системы, ее постоянно умножающиеся противоречия, порождали усиленную потребность в нормах, регулирующих эти противоречия, организующие взаимные отношения людей. Обычай, с его медленным развитием и крайним консерватизмом не мог удовлетворить такой потребности при чрезвычайно, по сравнению с прежним, ускоренном движении общественной жизни. Возникает новый тип норм — правовые; они отличаются тем, что не только приводятся в исполнение через особые общественные органы — разного рода власти, — но также и планомерно создаются при посредстве таких органов, систематически вырабатываются ими для общества: законы, указы, административный правила и т. д.

В то же время окончательно выделяется область нравственных норм. Общество меновое лишено сплоченности древних коллективов, индивидуалистически раздроблено на независимые хозяйства; и все же оно в его целом, или его отдельные классы продолжают сохранять и защищать силою коллективного мнения некоторые общие формы взаимоотношений, особенно устойчивые, которые они лишь со стихийной медленностью, незаметно для себя самого, изменяют или замещают новыми. Носителем этих норм является по-прежнему коллектив; а он при формальной раздробленности общества недоступен сознанию индивидуума, который среди всеобщей борьбы и противоречий видит всюду лишь отдельные хозяйства и отдельные личные интересы; благодаря этому нравственная норма не может быть отнесена людьми прямо к тому коллективу, жизнь которого она организует. Но она не может также быть отнесена и к обособленной личности, потому что личность принуждена ей подчиняться или страдать от ее нарушения, и зачастую находит прямое противоречие между этой нормой и своими ясно сознанными интересами. В результате — норма представляется людям, как внешняя сила, тяготеющая над ними и от них совершенно независимая. Отражение нормы в индивидууме — «голос совести» — рассматривается как внушение со стороны этой внешней силы, руководящей человеком. Такова нравственность; ее практически-организующая отношения людей функция познается фетишистически, и это маскирует ее истинную «культурную задачу».

Тот же фетишизм, впрочем, свойствен и правовым нормам; — при этом более мелким и частным из них, открыто для всех создаваемым специальными органами, он, естественно, присущ в гораздо меньшей степени, — общим же основам права — в гораздо большей, приблизительно такой, как нравственным принципам. И источник его тот же самый: эти основы стихийно и бессознательно вырабатываются коллективом обще-социальным или классовым, недоступным мышлению личности, — а частные правовые нормы подчиняются общим, как организующим жизнь коллектива во всей ее широте.

Наименьшим объективным значением обладают нормы приличия, вежливости, моды и т. п. Это — своего рода мелкая нравственность внешних манер и наружности людей; она и фетишистична, как настоящая нравственность, и так же стихийно охраняется коллективом, классовым или групповым, посредством его общественно мнения. Назначение подобных норм состоит в том, чтобы организовать обыденное общение людей с наименьшими трениями, с наименьшими противоречиями — вещь особенно важная в эпоху крайнего разнообразия специальностей, интересов и наклонностей. Условные манеры и условная внешность, объединяя разнородные в других отношениях элементы, создают некоторое предварительное настроение для их взаимного внимания и взаимного понимания.

Вся нормативная область культуры отличается, как видим, особенной ясностью и несомненностью своего объективного социального значения. Самое понятие «нормы» говорит о регулировании, т. е. организующей деятельности. Некоторое затемнение вносится только фетишизмом норм; однако и он маскирует главным образом их происхождение, а не их жизненную роль.

VII

Против изложенного здесь — по необходимости сжато — понимания духовной культуры возможны два основных возражения. Первое состоит в том; что нельзя культурные формы рассматривать всецело как организующие социальную жизнь, потому что на практике они обнаруживают нередко и прямо противоположную функцию — дезорганизующую. Сущность второго возражения та, что духовная культура, во всяком случае, не только организует жизнь людей, что ее значение шире — она также украшает жизнь. Оба возражения имеют за собою известную сумму фактов, но основаны на недостаточном их анализе.

Совершенно бесспорно, что, напр., капиталистическая городская культура разлагает старую семью, дезорганизует старые корпорации цехового типа, разрывает многие, прежде весьма прочные связи между социальными группами. Не менее бесспорно и то, что, напр., католицизм — крупнейшее культурное явление — был в эпоху своего упадка величайшей разрушительной силой в жизни общества, и в некоторых странах глубоко дезорганизовал производительные силы. Но каким образом и могли бы новые культурные формы организовать общество, не разрушая старых форм, в которых оно было организовано? И каким образом старые, отживающие культурные формы могут сохранять и поддерживать свою организующую роль, как не разрушая и не дезорганизуя развивающиеся новые формы жизни? Это — элементарная логика жизни. Если «разумное стало нелепым, и благо во зло обратилось», т. е. организация перешла в дезорганизацию, то понять происхождение и смысл обоих стадий явления можно только исходя из его первоначальной, положительной функции, потому что только благодаря ей оно вообще могло развиться. Так и в биологии объяснить генезис какого-нибудь ненужного или даже вредного организму «рудиментарного» органа, атавистического инстинкта удается только тогда, когда найдено его прежнее, полезное значение в борьбе за жизнь.