Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны

• Название: Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны
• Автор: Николай Князев
• Издательство: Товарищество научных изданий KМK
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Впервые в России публикуются мемуары двух белых офицеров, воевавших в гражданскую войну в России и Монголии под командованием барона Р.Ф. фон Сарыл-гун-хурэа:

Н.Н. Князев. Легендарный барон;

М.Г. Торновский. События в Монголии-Халхе в 1920–1921 годах: военно-исторический очерк (воспоминания).

Книга первого из них была опубликована в Харбине в 1942 г. и почти неизвестна, а мемуары второго публикуются впервые. Оба автора живым и ярким языком описывают события, очевидцами которых были. Их воспоминания контрастируют с некоторыми домыслами, существующими вокруг жизни и деятельности барона Унгерна. Вводится в оборот ряд фотографий, имеющих отношение к данной теме. — Книга адресована гуманитариям, в первую очередь историкам, востоковедам, этнографам, политологам, культурологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся историей.

С.Л.Кузьмин (сост.)

---

Хоботов по отъезде Резухина вызвал командира 5–й Оренбургской сотни сотника Немцева и приказал, чтобы сотня была в боевой готовности. На вопрос сотника Немцева: “Для какой надобности, г-н полковник?” — получил ответ: “Об этом узнаешь потом”. Кони были заседланы, всадники легли спать одетыми, имея оружие при себе.

Лагерь стал засыпать. Настроение в лагере было жуткое. Неслышно было ни песен, ни шуток. Молитва в этот вечер пелась с каким-то особым вдохновением. Как только в лагере наступило успокоение, в палатке командира 2–го полка полковника Хоботова собрались полковник Кастерин и войсковой старшина Слюс и окончательно порешили, что генерал Резухин не пойдет против генерала Унгерна и, как ни жаль Резухина, но, спасая жизнь 2500 всадников и офицеров, нужно пожертвовать и им, другого пути нет. Откладывать принятого решения на долгий срок нельзя, так как в ближайшие же дни будут арестованы все неугодные офицеры, поскольку оба генерала, наверное, знают о заговоре.

На том и порешили. Приведение плана исполнения взял на себя храбрейший из храбрых, войсковой старшина Слюс. Он пошел в бывшую свою 5–ю сотню и вызвал прапорщика Хлебникова, урядника и еще двух казаков. Все взятые Слюсом были люди, преданные своему бывшему командиру сотни. Знали или нет эти всадники, куда и зачем ведет их Слюс — неизвестно, но, скорее всего, первые двое знали. Заговорщики двинулись к палатке Резухина. Проходя мимо крепко спавших ординарцев, они забрали винтовки и шашки конвойцев и спрятали в ближайших кустах. Перед входом в палатку Резухина догорал костерок.

По одним данным, генерал Резухин спал в палатке, по другим — у костра вместе с ротмистром Нудатовым, который выполнял при нем временные обязанности начальника штаба. Точно известно, что Резухин спал с обутой одной ногой, а сапог с другой ноги был у входа в палатку. Заговорщики приблизились к палатке генерала. По одним сведениям, Слюс вступил с проснувшимся Резухиным в переговоры о принятии в командование дивизии и устранении Унгерна, на что последовал категорический отказ, по другим, наиболее верным, заговорщики, подойдя к палатке, открыли по ней огонь.

Резухин, будучи раненым куда-то в верхнюю часть тела (кажется, в предплечье), вскочил и бросился к лагерю, отстреливаясь от заговорщиков из браунинга, взывая: “Хоботов! Второй полк, ко мне!” Он пробежал 4–ю сотню и на границе между 4–й и 5–й сотнями остановился. Лагерь проснулся. Всадники, частью 4–й сотни, частью 5–й сотни окружили генерала Резухина, выражая ему свое соболезнование. Полковник Хоботов подбежал к 5–й сотне и скомандовал: “По коням!" Сотня села на коней.

Тем временем заговорщики не отставали от Резухина. Слюс, расталкивая всадников, окруживших кольцом Резухина, выдвинул вперед урядника и, передавая ему револьвер, приказал стрелять в голову. Раздался выстрел, и Резухин с простреленной головой (восемнадцатая рана) упал мертвым. Ротмистр Нудатов направил револьвер на урядника, но войсковой старшина Слюс отвел его руку и сказал: “Успокойтесь, успокойтесь… Все кончено…”

Казаки быстро исчезли и заговорщики одни остались у тела генерала Резухина. Полковник Хоботов одному взводу 5–й сотни и ординарцам приказал рыть в предгорье недалеко от палатки генерала могилу[66]. Она быстро была вырыта. Осторожно и бережно перенесли тело Резухина к могиле. Кто-то из офицеров ощупал тело Резухина и ничего при нем не нашел. С тела сняли только ладанку, которую впоследствии передали мне. Недостающий один сапог нашли около входа в палатку, принесли его к могиле и положили в могилу.

Когда тело генерала зарывали, прискакал на неоседланном коне полковник Парыгин. Через час — полтора на склоне горы появился сиротливый свежий холмик земли, приютивший останки хорошего человека, прекрасного начальника и храброго солдата.

Пятая сотня стояла в полной боевой готовности к действию. Около нее находился сам полковник Хоботов, на случай, если кто-либо не исполнит его приказаний, то привести непослушных в повиновение при посредстве 5–й сотни, но таковых не оказалось. Бригада понимала, что смерть Резухина освобождала их от Унгерна.

Мы, находившиеся в сторожевом охранении, примерно в полночь слышали выстрелы, раздававшиеся со стороны бивака, обсуждали их с офицерами. Но так как связь с биваком поддерживалась тремя летучими постами, и они ничего не сообщали тревожного, то мы у костра задремали.

Около 4–5 часов утра я сквозь сон услышал топот быстро бегущих коней и проснулся от громких выкриков: “Где полковник Торновский?!” — “Я здесь, что нужно?” — “Вас, господин полковник, немедленно просят прибыть в бригаду” — “Кто и зачем?” — “Пожалуйте, господин полковник, скорее ехать, а там, на биваке, узнаете…”

Сначала я подумал, что пришли мои последние минуты жизни, но подчеркнуто — вежливое отношение всадников, прибывших за мною и та поспешность, аккуратность в оправке седла на моем Рыжке прибывшими всадниками и помощь мне забраться в седло — меня как-то успокоили, и мы крутой рысью поехали на бивак.

Светало, когда я подъезжал к биваку. Бивак был в движении. Готовили чай. В стороне, на пригорке, сидела группа старших начальников бригады: полковники Хоботов, Парыгин, Кастерин, войсковой старшина Слюс и 2–3 командира дивизиона. Я подъехал к группе начальников и с коня спросил: “Кто меня вызывал?” — “Слазьте с коня, господин полковник, и садитесь к нам”.

Я слез и сел. Хоботов спокойно сказал: “Генерала Резухина нет в живых. Мы постановили уходить на восток. Вы среди нас старший и самый опытный. Мы просим Вас принять бригаду. Мы все охотно подчиняемся Вам”. Не нужно было никаких расспросов, так как свежий могильный холмик в 50 шагах рассказал о драме, совершившейся несколько часов тому назад. Сердце сжалось за участь моего, пожалуй, единственного защитника в чужой для меня обстановке.

“Дайте мне, господа, 5–10 минут на размышление. Я плохо уясняю обстановку”. Я встал и стал ходить, стараясь привести мысли в логическое состояние, отыскивая правильное решение, и дал ответ: “Принимать в командование бригаду мне не имеется оснований, так как для большинства унгерновцев я чужой человек и плохо знаю уклад жизни частей. Ни я, ни меня всадники не знают. Предлагаю себя в конно-вожатые, а каждый командир полка останется в полной мере начальником над своей частью. Я буду назначать время выступления, остановок, дневок, избирать маршруты и прочее, а все внутренние управления частями будет в ваших руках. Для меня потребуется 2–3 офицера и взвод всадников, и к штабу моему ежедневно присылать для связи по 2 урядника, через коих я буду передавать приказания. Постараюсь с наименьшими потерями привести бригаду на восток — в Хайлар”.

Мое предложение безоговорочно было принято. Тут же был сформирован мой небольшой штаб, в который включен был полковник Кастерин, и назначен взвод всадников, по моему желанию, из 3–й сотни 1–го полка.

Первым моим приказанием было немедленно сниматься с бивака и принять меры к охране тыла. В арьергард была назначена 5–я сотня сотника Немцева, как самая надежная.

Через час, то есть примерно в 6–6.30 утра 17 августа бригада вытягивалась в походную колонну. Кастерин со взводом двинулся вперед по указанному мною маршруту к переправе на Селенге. На вопрос командиров полков о моем маршруте я ответил, что его я еще не имею. Главная задача — скорее перейти Селенгу и возможно на большую дистанцию оторваться от генерала Унгерна. Такой ответ в полной мере удовлетворил командиров частей.

Перед выступлением кто-то из офицеров, кажется, ротмистр Нудатов передал мне ладанку, снятую с шеи генерала Резухина. Я ее положил в полевую сумку и где-то на Орхоне, несколько дней спустя, рассматривая ладанку, обнаружил, что в шелк была зашита грамота Богдо-гэгэна о возведении ламаиста батора Резухина в княжеское достоинство. К великому сожалению, ладанка потеряна во время ночного движения в горах Хэнтэй, когда я утерял походную полевую сумку (оторвался ремень) и в ней погибла ладанка генерала Резухина, единственная подлинная карта Монголии, вычерченная геодезистом Лисовским и другие важные документы.

В воспоминаниях Н. Князева легкомысленно указано, что вещи генерала Резухина были разграблены. Ротмистр Нудатов все немногочисленные вещи Резухина раздал его ординарцам, а ценностей у генерала не оказалось. Нашлось около сотни китайских долларов и серебряная мелочь, и она была сдана в денежный ящик, заключавшийся в двух переметных сумах. Стоимость ценностей денежного ящика по курсу не превышала 3000 долл., коими и располагала бригада, двинувшись в переход, считая по птичьему полету 1200 верст, а в действительности — по маршруту в 1600 верст.

Мне не приходилось до сего времени встретиться в эмиграции с полковниками Хоботовым и Парыгиным. Передавали, что Парыгин категорически отвергает свое участие в убийстве генерала Резухина, но не отрицает участия в заговоре.