Карсон Маккаллерс - Отражения в золотом глазу

• Название: Отражения в золотом глазу
• Автор: Карсон Маккаллерс
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-8301-0162-9

Карсон Маккаллерс (1917–1967) стала знаменитостью к 24-м годам. До того как получить литературное признание, она работала машинисткой, официанткой, тапершей. Музыка научила ее строгой логичной композиции, — сюжеты ее произведений представляют собой гармоническое целое. Повести и рассказы, включенные в эту книгу, затрагивают излюбленные темы американской писательницы. Это проблема детства, с трудом преодолевающего барьер во взрослую жизнь, а также все странное и необычное в человеческой природе, когда за отклонением от нормы скрывается глубокий трагизм и страдание, а возможно, и желание исправить этот несовершенный мир.

---

Солдат не успел подняться. Он прищурился от яркого света, на лице не было страха: оно выражало изумленное раздражение, словно его бесцеремонно побеспокоили. Капитан был метким стрелком, и хотя стрелял дважды, в груди солдата появилась только одна грубая дыра.

Звуки выстрелов разбудили Леонору, и она села в кровати. Она еще не совсем проснулась и оглядывалась по сторонам так, словно смотрела какую-то пьесу, ужасную трагедию, в реальность которой можно и не верить. Почти сразу же в заднюю дверь постучал майор Лэнгдон в халате и шлепанцах и поспешил по ступенькам наверх. Капитан прислонился к стене. В своем грубом халате он походил на уличенного в распутстве монаха. Даже после смерти тело солдата казалось теплым и по-животному уютным. Его серьезное лицо не изменилось, загорелые руки лежали на ковре ладонями вверх, словно он спал.

Рассказы

Искусство и мистер Махони (перев. Я. Зимаков)

Подрядчик — весьма представительный мужчина — был мужем хрупкой, но энергичной госпожи Махони, клубной активистки. Предприимчивый делец (это ему принадлежали кирпичный завод и лесопилка), мистер Махони с благодушной покорностью едва поспевал за ее водительством в области искусства. Мистер Махони был хорошо натаскан: он научился говорить о «репертуаре» и слушать лекции и концерты с выражением кроткого сожаления. Он мог высказаться об абстрактном искусстве и даже дважды принимал участие в постановках Малого театра: один раз играл дворецкого, в другой — римского легионера. Как же мог мистер Махони, человек столь безукоризненно воспитанный, навлечь на них такой позор?

В тот вечер выступал пианист Хосе Итурби; первый концерт сезона, настоящий праздник. Чета Махони усердно поработала во время кампании Лиги Трех Искусств. Сам мистер Махони продал больше тридцати абонементов. Своим знакомым, людям из деловых кругов, он говорил о предстоящем концерте как о «гордости нашего общества» и «культурной необходимости». Махони развлекали обладателей абонементов приемом в саду — трое темнокожих слуг в белом подавали прохладительные напитки, а их новый тюдоровский дом был по этому случаю надраен до блеска и украшен цветами. Репутация Махони как людей, ответственных за искусство и культуру, принадлежала им по праву.

Начало рокового вечера и не намекало на то, что должно было случиться. Принимая душ, мистер Махони пел, затем с особой тщательностью оделся. В цветочном магазине Даффа он купил орхидеи. Когда Элли вошла в его комнату — в новом доме у них были смежные спальни, — он уже привел себя в порядок и прямо-таки сверкал в смокинге; орхидею Элли приколола на плечо своего голубого крепового платья. Жена осталась довольной его видом и, погладив его по руке, сказала:

— Ты сегодня замечательно выглядишь, Теренс. Такой солидный.

От счастья дородное тело мистера Махони подтянулось, его румяное лицо с развилками вен на висках вспыхнуло.

— А ты, Элли, ты всегда прекрасна. Всегда. Иногда я не понимаю, почему ты вышла за…

Она остановила его поцелуем.

После концерта Харлоу устраивали прием, и, разумеется, Махони были приглашены. Госпожу Харлоу кто-то назвал «козой на пастбищах изящных искусств». О, как Элли презирала подобные простонародные шутки! Но мистер Махони, забыв все полученные выговоры, галантно накинул на плечи жены шаль.

Самое забавное заключалось в том, что вплоть до момента своего бесчестья мистер Махони наслаждался концертом более, чем когда-либо прежде. Не было этого скучного Баха с его выкрутасами. Музыка была похожа на марш, и, ощущая свою с ней близость, мистер Махони легонько притопывал в такт. Сидя таким образом, он время от времени бросал взгляд на Элли. Ее лицо носило отпечаток безутешной скорби, который она неизменно напускала на себя, слушая классику. В перерывах она прикладывала ко лбу руки, словно эмоциональная нагрузка была для нее слишком велика. Мистер Махони с удовольствием хлопал своими розовыми пухлыми ладонями, довольный возможностью двигаться и проявлять чувства.

В антракте, пробравшись гуськом по проходу, Махони порознь вышли в вестибюль. Мистер Махони обнаружил, что его преследует старая госпожа Уокер.

— Я предвкушаю Шопена, — сказала она. — Обожаю минорную музыку, а вы?

— Мне кажется, вы наслаждаетесь своим страданием, — ответил мистер Махони.

Госпожа Уокер, учительница английского языка, тут же изрекла:

— Это меланхолия кельтской души моей матери. Как вам известно, она родом из Ирландии.

Догадавшись, что он сказал что-то не то, мистер Махони поспешил исправиться:

— Что вы, что вы, мне очень нравится минорная музыка!

Тим Мэйберри взял мистера Махони под руку и по-свойски сказал:

— И барабанит же парень по этим чертовым клавишам!

— У него превосходная техника, — сдержанно возразил мистер Махони.

— Это затянется еще на час, — пожаловался Тим Мэйберри. — Вот бы улизнуть отсюда.

Мистер Махони благоразумно удалился.

Мистер Махони любил атмосферу спектаклей Малого театра и концертов: драпировки, корсажи, черные смокинги. Гордость и удовольствие согревали его, когда он, приветствуя дам, с почтенной значительностью прохаживался по вестибюлю школьного концертного зала.

Несчастье случилось во время первого номера сразу же после антракта. Звучала длинная шопеновская соната. Бравурная первая часть, живая и подвижная вторая. Третью часть — торжественный похоронный марш с небольшой вальсовой вставкой в середине — он сопровождал искусным притопыванием ногой; траурный марш завершился оглушительным аккордом. Пианист поднял руки и даже слегка отклонился на табурете назад.

Мистер Махони зааплодировал. Он был настолько уверен, что это конец, что от души сделал с полдюжины хлопков, прежде чем, к своему ужасу, понял, что аплодирует в полном одиночестве. Хосе Итурби тут же с дьявольской энергией вновь набросился на клавиши.

Мистер Махони сидел, отупев от горя. Последующие минуты были самыми страшными в его жизни. Красные вены на висках набухли и потемнели. Он зажал коленями свои согрешившие руки.

Если бы Элли дала какой-нибудь тайный успокаивающий знак! Но когда он осмелился взглянуть на нее, он увидел, что ее лицо застыло, а взгляд с отчаянным напряжением устремлен на сцену. После нескольких бесконечных минут унижения мистер Махони робко потянулся рукой к затянутому в креп бедру Элли. Госпожа Махони отодвинулась от него и скрестила ноги.

Чуть ли не целый час мистер Махони должен был терпеть публичный позор. Раз он перехватил взгляд Тима Мэйберри, и несвойственная ему злоба сверкнула в его нежном сердце. Тим не смог бы отличить шопеновской сонаты от джазовой песенки, но все же сидел чинно и неприметно. Госпожа Махони отказывалась ответить на полный душевной муки взгляд мужа.

Пришлось поехать на прием. Мистер Махони понимал, что это единственно разумное решение. Ехали молча, но после того как он припарковал автомобиль перед домом, госпожа Махони сказала:

— Я полагала, что всякий, у кого в голове есть хотя бы капля ума, понимает, что нельзя хлопать, пока не захлопают все.

Это был печальный для него прием. Гости собрались вокруг Хосе Итурби (все, не считая самого Итурби, знали, кто захлопал; он же был любезен с мистером Махони, как и со всеми другими). Мистер Махони приютился в углу за большим концертным роялем и пил виски. Старая госпожа Уокер вместе с хозяйкой дома суетились вокруг мистера Итурби. Элли разглядывала корешки книг в шкафу, потом достала одну и даже почитала немного, повернувшись спиной к гостям.

Мистер Махони одиноко стоял в углу, поглощая виски. И не кто другой, как Тим Мэйберри, наконец подошел к нему.

— Мне кажется, что, учитывая все проданные вами абонементы, вы имеете полное право на дополнительные аплодисменты. — И он подмигнул мистеру Махони в знак некоего тайного братства, которое тому едва ни захотелось признать.

Госпожа Зеленская и король Финляндии (перев. Б. Останин)

Госпожа Зеленская появилась на музыкальном факультете Райдер-колледжа благодаря усилиям его декана, мистера Брука. По общему мнению, колледжу крупно повезло: госпожа Зеленская была известна и как композитор, и как выдающийся педагог. Мистер Брук сам подыскал ей жилье — небольшой домик с садом неподалеку от колледжа, по соседству с многоквартирным домом, где жил сам.

До приезда госпожи Зеленской в Вестбридж никто в колледже не был с ней лично знаком. Иногда мистер Брук встречал ее фотографии в музыкальных журналах, а как-то написал ей о своих сомнениях в подлинности одной из рукописей Букстехуде. Кроме того, когда обсуждался вопрос о переезде госпожи Зеленской, они обменялись несколькими деловыми письмами и телеграммами. У нее был прямой четкий почерк, а единственная странность писем заключалась в том, что в них упоминались порой совершенно неизвестные мистеру Бруку персонажи — то какая-то «рыжая кошка из Лиссабона», то некий «бедный Генрих». Мистер Брук объяснял эти несуразицы суматохой, связанной с отъездом госпожи Зеленской и ее семьи из Европы.