Владимир Бокарев - Одиссея Пола Маккартни

• Название: Одиссея Пола Маккартни
• Автор: Владимир Бокарев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Издание включает в себя: дайджест интервью Пола Маккартни 1962-2002гг., в котором артист рассказывает о переломных периодах своей творческой биографии, комментарий, статьи, сольная дискография.

---

Зная Джона, я понимал, что многие его выпады делались в расчете именно на реакцию прессы. Он высказывался, что называется, под настроение. Выйдя из себя, он сравнил меня с Энгельбертом Хампердинком [53]. Уверен, что в действительности Джон так не думал. А вот пресса пыталась завести меня и толкнуть на перебранку с ним. Эти ребятки быстренько доводили до моего сведения все заявления Джона и с предвкушением ждали моей ответной реакции. Порой с трудом удавалось сохранять выдержку и делать вид, что ничего особенного не происходит. Я не согласен с расхожим мнением, что защитить свое достоинство можно лишь ответив ударом на удар. Такой путь ведет в тупик.

Я знал, что люблю Джона. И все годы, когда мы писали вместе музыку, были особенным периодом. И прошлое ничто не может изменить. Думаю, что бестактность Джона была простой болтовней. Много шума, крика, но, как у пьяного, лишено смысла. И я подумал, что если отвечу, то ввяжусь действительно в крупную ссору и к тому же могу еще и проиграть, потому что Джон был силен в словах, на этой территории с ним было трудно бороться. Итак, я сказал себе: «Зачем ввязываться? Это все равно ничего не даст, и я не выиграю…»

Я очень внимательно читал высказывания Джона и задавал себе вопрос: «Неужели он в самом деле думает обо мне так?» Были моменты, когда я даже начинал верить в его утверждения. И тогда мне на помощь приходили близкие люди. Линда прямо так и говорила: «Ты же понимаешь, что все это неправда. У него просто «зуб» на тебя». Со временем я убедился, что с Энгельбертом (Хампердинком) у меня нет ничего общего, я даже перестал писать баллады. В общем, выдержал. Хотя тогда мне было больно. Очень больно.

Конфликты, связанные с общей фирмой, я говорю об «Эппл», сделали нас невероятно злобными и, я бы сказал, стервозными. Но кто — то должен был сделать первый шаг к примирению, и я подумал: почему бы мне не пойти навстречу требованиям Джона? Я решил: черт с ними, со всеми этими деньгами — дружба дороже — и позвонил ему, чтобы предложить мировую. Я казался себе этаким голубем мира с оливковой ветвью. Джон снял трубку и, услышав мой голос, рявкнул: «Ну чего тебе еще?!» Я начал объяснять, но он прервал меня на полуслове: «Ты опять несешь какую — то чушь!» Вообще — то он сказал «чушь собачью» — я даже хотел сделать альбом с таким названием — и бросил трубку.

Долгое время наши отношения были именно такими, «чушь собачья» действительно самое подходящее для них название. Но в конце концов мы поняли одну простую вещь: если мы хотим сохранить дружбу, ни в коем случае нельзя произносить слово «Эппл» — мы от него заводились, как автомобиль от стартера. Мы могли болтать о чем угодно: о моих детях, о кошках, которыми Джон заполонил квартиру, о музыке, единственным табу был «Эппл». Наконец, мы даже сообразили, что есть люди, которым выгодно сохранить наши взаимоотношения в таком виде, в каком они были в самые худшие времена. Об этом первым сказал Джон. Он позвонил мне глубокой ночью и мрачно пробурчал: «Знаешь, если тебя накручивают против меня так же, как меня против тебя, то вовсе не удивительно, что мы ведем себя как кошка с собакой», и, немного посопев, положил трубку. Это было за два месяца до… как жутко звучат эти слова… до его смерти. Я до сих пор не могу поверить. Трудно свыкнуться с мыслью, что его больше нет.

Но я по крайней мере рад, что он был счастлив в последние несколько лет своей жизни. Вообще — то, он был очень теплым человеком, наш Джон. Он снимал свои очки — забавные, старомодные стеклышки, подслеповато щурился и говорил: «Ну, вот и я». Они были как стена, понимаете? Что — то вроде защитного экрана. И в те моменты, когда он убирал защиту, я боготворил его. Наверное, мы причинили друг другу немало зла, но мы не были подонками, как некоторым хочется нас выставить.

Недавно я листал буклет, который выпустила фирма «Эппл» к двадцатилетию образования «Битлз». В руки мне попал личный экземпляр Джона с его пометками на полях. Довольно любопытная вещица. Я перелистывал страницы, и у меня щемило сердце — некоторые фотографии были такими трогательными. Правда, Джон сопроводил иные из них своим комментарием: на фотографии, под которой была подпись «Свадьба Пола и Линды», он зачеркнул слово свадьба и написал сверху похороны. Другая фотография называлась «Пол приехал в Голливуд», ниже рукой Джона написано: «Чтобы вырезать Джона и Йоко из фильма». Его навязчивая идея. Он считал, что я, Джордж и Ринго недовольны тем, что Йоко снялась в нашем фильме «Let It Be», и пытаемся сократить сцены с ее участием. В чем — то он был прав — Йоко не имела никакого отношения к группе «Битлз», несмотря на то что стала женой одного из нас, и мы все не видели необходимости в ее крупных планах: в конце концов, фильм — то был о «Битлз»! Но Джон настаивал, и она попадала в кадр. Даже чаще, чем Ринго. Но что было, то было, никому и в голову не приходило переделывать из — за этого фильм, а Джон продолжал кипятиться еще десять лет. И в то же время он никогда не был злопамятным — это что — то другое. Джон был действительно хорошим человеком, но очень крикливым. Потому мы его и назвали лидером группы, что он кричал громче всех.

Людям нравятся дурные мальчишки. Им нравятся Стив Маккуин [54], Ли Марвин [55]… Крутые парни. Я никогда не был таким. Мне не нравятся драки, я никогда не был хорошим драчуном, поэтому я всегда старался избегать их. У Джона было много проблем. Думаю, что моя жизнь была гораздо легче, чем его. Отец оставил его, когда ему было три года, через несколько лет мать погибла под машиной у двери своего дома, его первый брак распался… У него была очень тяжелая жизнь. И он превратился в плохого мальчишку, в крутого парня из фильма. Людям это нравится: их привлекает Хемингуэй [56] со всей жестокостью боя быков, убийством, выпивкой и т. п. Их привлекает взбешенный слон. Если ты видишь фильм, в котором появляются два слона, и один просто прогуливается и время от времени трубит, то ты говоришь: «не симпатичный»? Но если врывается, как молния, другой слон, все давит, рушит — фильм хорош. На самом деле, если подумать, это настораживает. Довольно пугающая черта нашего общества. Когда кто — нибудь совершает одно из страшных убийств, когда типы с автоматами врываются в закусочную или школу, это вызывает обожание. Однако меня такое никогда не привлекало. Я был совсем иначе воспитан. У меня было очень счастливое детство. Единственная моя трагедия — смерть моей матери, когда мне исполнилось четырнадцать лет [57]. Событие, которое, несомненно, сделало меня более суровым, чем я был прежде. Но до этого у меня было действительно, в некотором смысле идеальное детство.

Думаю, сразу после смерти Джона многие стали говорить: «Все кончено, это был единственный и неповторимый из «Битлз», потому что он был самым знаменитым из группы «Битлз». К тому же он умер такой смертью… Но и, кроме того, это была, конечно, личность». Люди все говорят, говорят, а ты думаешь: «О боже, теперь это действительно укрепит миф». Но надо иметь терпение, ибо случилось так, что после той волны пошла вторая, и некоторые начали говорить: «Минутку, минутку, дело обстоит иначе. Джон был совсем другим, и Пол тоже был другим». Настоящие поклонники знают, что во мне подлинное. Что я не просто… нежный, как обо мне говорили. Что я написал достаточно сильных, если можно так выразиться, песен. Когда у нас с Джоном возникали доверительные отношения, я начинал открывать о нем правду, которая не имела ничего общего с его внешним обликом. У Джона под всем его обликом скрывалась нежная душа. Но он знал, что людям нравится свирепый слон.

Как — то Джон прочитал, что древние римляне и греки делали особо выдающимся персонам трепанацию черепа, что якобы позволяло избежать стрессов или что — то в этом роде. Он прибежал ко мне домой и стал уговаривать поехать в больницу: он уже обо всем договорился, и нам быстренько проковыряют в башке дырочки. Я уперся и сказал, что никуда не поеду. Джон размахивал руками и кричал, что я ретроград и ничего не понимаю. Я устал с ним бороться и предложил, чтобы он отправлялся на это увлекательное мероприятие один, а потом, когда я увижу, что ему действительно здорово, последую его примеру. Конечно же, он никуда не пошел. И дело не в этом. Я рассказал вам эту историю, чтобы вы немного представили себе, что значило быть близким другом Джона Леннона. И я счастлив, что был другом этого сумасброда.

Пока мы входили в «Битлз», нас обоих считали совершенно равными. А остальное уже сложилось после «Битлз», когда Джон и Йоко стали превращаться в… Видишь ли, если ты готов появиться на обложке своего альбома совсем без одежды, то вызовешь сенсацию. Но я к таким вещам не расположен, потому что застенчив, да и просто не хочу этого делать. Так что меня легко можно победить. Если я сейчас во время интервью сниму брюки, это, без сомнения, будет сенсацией, но ясно, что я этого не сделаю. Я предпочитаю спокойствие. Но любопытно, если рассматривать то, за что так яростно боролся Джон, то я согласен с ним. Вопрос лишь в форме. Борясь за мир, он делал это своеобразно — ложился голым в кровать.