Дэвид Бирн - Весь мир: Записки велосипедиста

• Название: Весь мир: Записки велосипедиста
• Автор: Дэвид Бирн
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01180-7

Культовый музыкант и композитор, обладатель «Оскара» и «Грэмми», основатель великих Talking Heads предстает в этой книге с новой стороны — как путешественник и рассказчик.

Однако талантливый человек талантлив во всем, и читать путевые заметки Дэвида Бирна необычайно увлекательно. Объездив без преувеличения весь мир, музыкант убедился, что лучше всего наблюдать жизнь разных городов с седла «двухколесного коня»: такая точка обзора — быстрее, чем при ходьбе, и чуть выше пешеходов — не даст заскучать, но при этом позволит рассмотреть городской пейзаж в деталях, недоступных пассажирам стремительно несущихся автомобилей или поездов. Велосипед хорош еще и тем, что оставляет время на размышления, — и Дэвид Бирн щедро делится с читателем своими мыслями о самых разных вещах: политике, музыке, архитектуре, истории и особенностях национального характера.

Точные, зачастую парадоксальные наблюдения музыканта составляют своеобразную карту мира — увиденного глазами велосипедиста.

---

Выехав оттуда, я попадаю в зону легкой промышленности — или бывшей промышленности, поскольку и здесь немалая часть былого производства давно бездействует. Можно вообразить, что тут вот-вот возникнут новые жилые кварталы или мастерские художников, — вполне возможно, если бы речь шла о Лондоне или Берлине. Но на беднягу Детройт удары сыпались один за другим, так что восстановление этих районов — дело практически безнадежное. Впрочем, если бы несколько лет назад кто-то сказал мне, что здание с самыми дорогими квартирами в Нью-Йорке будет стоять в двух шагах от Бауэри[7], я бы только фыркнул в ответ: «Даже не мечтай. Смотри лучше, не наступи на этого бездомного парня».

Мичиганский вокзал © Yves Marchand & Romain Meffre

Браш-парк, Мичиган © Yves Marchand & Romain Meffre

Проехав еще несколько миль по пестрому, но, по крайней мере, жилому району, я выезжаю в пригород. Здесь расположены маленькие «поселки» и дома с аккуратно подстриженными лужайками. Подозреваю, что за внешней границей этого нового круга, где-то вблизи от прославленной Эминемом Восьмимильной дороги, пленка начинает отматываться назад: общее запустение проявляется вновь, хотя имеет, скорее, сельский оттенок — трейлерные парки да покосившиеся лачуги.

В определенном смысле эта поездка была одной из самых ярких, самых лучших на моей памяти. Сидя за рулем автомобиля, водитель стремится поскорее выехать на автостраду, на одну из пресловутых бетонных артерий — и ничего подобного не увидит. Занявшая несколько часов поездка сквозь все эти руины стала для меня откровением и вселила в мое сердце такую печаль, которую бессильны расшевелить какие угодно древние руины. Рекомендую как-нибудь повторить мой маршрут.

Свитуотер, штат Техас

Я обедаю в ресторанчике через дорогу от отеля, в котором остановился. Стейк здесь потрясающий — как, впрочем, и должно быть в Техасе. Вся отделка интерьера красного цвета (стулья, столы и вывеска в витрине), в честь местной школьной команды по американскому футболу: «Мустанги». Тренер команды улыбается с гигантского портрета, висящего как раз за моей спиной. Я смотрю, как мужчина за соседним столиком колет себе инсулин, едва закончив трапезу в компании супруги. Он делает это ловко, аккуратно, как любой другой сверился бы с наручными часами. Красота.

Ресторанчик (единственный, куда можно дойти пешком из отеля, в котором нет своего кафетерия) не подает крепкие напитки. Меня это ничуть не удивляет. Ранние (для нью-йоркца вроде меня) обеденные часы и окружающие это место пропеченные солнцем равнины подсказывают мне, что мы уже не в Нью-Йорке. Мне нравится выезжать из города. Я не питаю никаких иллюзий, будто мой мир чем-то лучше здешнего, что не мешает мне поражаться цепкости некоторых пуританских запретов: здесь рано ложатся спать и не одобряют алкоголя, даже за плотным обедом. Полагаю, что на человека, готового пропустить бокал-другой вина во время трапезы, здесь посмотрели бы укоризненно, как мы смотрим на наркоманов: ведь это признак слабости моральных устоев. Здесь считают, что внутри каждого из нас прячется тайное желание сорваться в штопор, погрязнуть в чувственном безудержном удовольствии — а подобные вещи необходимо пресекать в зародыше, по чисто прагматическим причинам. Если вдуматься, первые поселенцы не могли одобрять чьи-то попытки расслабиться и вдоволь повеселиться: фермеры и хозяева ранчо едва выживали в этом неприветливом краю. Никогда не знаешь, что хлынет из бутылки, пока не откупоришь ее. Если жизнь не балует тебя, да и все кругом едва сводят концы с концами, не стоит сходить с прямой, узкой дороги праведника: чревато неприятностями. Стало быть, выпивка, как и наркотики, отправились в «злачные» места — в дешевые ночные клубы, где веселятся прожигатели жизни, и в тихие темные бары, где они заливают свои печали, вспоминая о былом веселье. В любом случае наркоманы и выпивохи создают собственную контркультуру. Остракизм, которому их подвергают остальные, таким образом, создает и поддерживает ту самую «злачную жизнь», которую надеялись уничтожить запретами.

В местной газете разгорелись дебаты о том, следует ли ограничивать учащихся старших классов требованиями комендантского часа. Не совсем ясно, в который именно час подросткам предлагается расходиться по домам, но те из учеников, кто подрабатывает после учебы, явно останутся без работы, если предлагаемые меры будут все же введены. Пострадают так же и те ученики, кто после занятий ходит на спортивные секции и так далее. Многим из них придется пешком идти с работы или из спортзала, ведь они еще слишком молоды, чтобы иметь водительские права или собственную машину. Значит, возрастает риск ареста за нарушение комендантского часа.

Один школьник, слова которого цитирует газета, предупреждает власти: поскольку скейт-площадка и кое-какие другие подобные городские сооружения закрылись, вконец одуревшие от скуки дети обязательно найдут себе новое занятие — вполне возможно, разрушительное. Всю эту «энергию молодости» надо куда-то девать.

Впрочем, кое-кто из учеников выступает в поддержку комендантского часа — как и тренеры местных футбольных команд, за которыми тут, похоже, давно закрепилась слава мудрецов. Лично я подозреваю, что предлагаемый комендантский час может оказаться тайным, не обсуждаемым вслух средством упростить и узаконить облавы на «праздношатающихся» мексиканских подростков, в которых здесь, без всякого сомнения, видят основных нарушителей спокойствия.

Я проезжаю по старой части города. Мотель, некогда стоявший на основном, градообразующем шоссе, демонстрирует высокоморальный девиз: «Иисус никогда не ошибается». Соответственно, мы сами виноваты во всех наших бедах.

Интересно, не этот ли «приграничный» пуританский фундаментализм, в сочетании с вошедшей в поговорку практичностью, делает минималистические здания вроде этого такими привычными, непримечательными и желанными в здешних краях?

Они замечательно спартанские с виду и исключительно функциональны, их строгий аскетизм прекрасно укладывается в афоризм архитектора XIX века Луиса Салливена: «Форму в архитектуре определяет функция». По его словам, «это закон, проницающий все вещи — органические и неорганические, физические и метафизические». Отсюда следует, что закон этот влияет не только на стиль или эстетические принципы, он лежит и в основе морального кодекса. Им руководствуется сам Господь, этот первый из архитекторов. Скромное строение мотеля — и великое множество других вокруг него! — до последней точки следует этой заповеди. Подобные постройки уверенно берут первый приз: рядом с ними все работы модернистов XX века по всему земному шару определенно кажутся порождениями барокко и потому не столь высокоморальны.

На парковке торгового центра продаются арбузы, а в нескольких метрах оттуда вставленные между ячейками ограды разноцветные пластиковые стаканчики изображают национальный флаг США.

Дальше по шоссе располагается заброшенный кинотеатр для автомобилистов и церковь в металлическом ангаре, чья вывеска призывает «БЫТЬ В МЕСТЕ».

Колумбус, штат Огайо

Я проезжаю по пригородному парку, что приводит меня на задворки громадного комплекса, в который входит шоппинг-центр и модель целой улицы, заполненной ресторанами и мотелями. Сгущаются сумерки, начинают мерцать неоновые лампы на столбах, оранжевое с химическим оттенком зарево освещает парковку. Выверенные, абсолютно гладкие лужайки обретают в этом освещении необычный цвет. Езда по этим индустриальным зонам — что-то нереальное, потустороннее. Мне вспоминается виденный когда-то фильм, в котором живописные искусственные пейзажи и плавные закругления дорог, отороченных белым бордюрным камнем, скрывают жестокие, извращенные преступления, а в вездесущих типовых зданиях проводятся секретные исследования. Никто не заметил бы в такой обстановке ничего необычного. Здесь ничто не кажется подозрительным или неуместным. Самые дикие выходки сходят за норму. За аккуратной рощицей я замечаю проблески федеральной автострады, ведущей в Кливленд и Цинциннати. Шум проносящихся по ней легковушек и фургонов похож на индустриальный саундтрек, на далекий грохот волновой машины, на чей-то разговор шепотом, который доносится из-за плотной листвы.

Этот идеальный пейзаж знаком каждому, он давно стал привычным, но глубинные корни этого явления — социальные и обусловленные нашим восприятием — давно стерлись из памяти. Безупречные зеленые газоны, заполняющие разделители у поворотов. Ровная цепочка подстриженных лиственных деревьев, высаженная, чтобы смягчить острые углы исследовательского центра с зеркальными стенами. Среди ветвей размещены камеры слежения, а неброские таблички предупреждают о присутствии сторожевых собак: единственное, что выдает серьезность и важность всего, что бы ни происходило внутри. Весь этот декор и продуманные стерильные пейзажи взывают к воспоминаниям о реальной природе, они лишь визуальные «описания» некоего определенного места, но их собственная реальность спорна. Вылепленные кем-то лужайки и кусты — аллюзии, которые «указывают» на изначальную пасторальную сцену. Присутствуют все элементы, необходимые для воссоздания «миленького пейзажа», но все они сведены к знакам и символам. Они прекрасно имитируют планету с хорошо развитой культурой, откуда все они родом.