Роман Солнцев - Привычное место

• Название: Привычное место
• Автор: Роман Солнцев
• Жанр: Современная проза

Опубликовано в журнале «День и ночь» 2010, №2

Рукопись любезно предоставлена Г. Н. Романовой

---

— Ну их в манду,— сказал старший в жёлтой штормовке. — То ли правда на выдержку пытают, то ли из милиции. Но мы люди маленькие, пошли вкалывать.

— За рассказ спасибо,— сказал невзрачный парнишка, давно уже отбросивший в сторону палку.— Во была жизнь!..—Он вздохнул и побрёл за бригадиром.

Парень с выдергой, расслабленно глядя на мокрую землю, заключил:

— Жалко, Андропов не дожил... он бы навёл порядок... и чуркам бы власть не отдал в русских городах...

Вечерело. По лесу шли красивые девочки с огромными овчарками. Старик проплёлся с мешком за спиной — там звякали бутылки. По небу проплыл, треща лопастями, как огромный дрозд, зелёный вертолёт. Туева не было. И, наверное, уже не будет.

— Поехали... — кивнул Дима.

И когда мы уже катили по шоссе в гору, в город, он сказал:

— Ему, конечно, доложат. Да я думаю, и по звонку со студии он догадался... и был бы дурак, если бы тут появился. Но возможен шантаж со стороны его людей... Если что — сразу мне звоните. А завтра мы что-нибудь придумаем.

— Не надо!..— простонал я. — Я ничего больше не хочу!.. Я тебя умоляю, Дима,— забыли. Ну их всех к чёртовой матери!...

Саврасов пожал плечами, молча довёз меня до дому и уехал.

И снова жена сама открыла мне дверь, услышав, как лифт остановился на нашем этаже. Я через порог закричал:

 — А если хулиганы? Почему отпираешь?

— Я же тебя увидела в окно сверху.

— Больше не отпирай. Слышишь?..

И тут же позвонил телефон. Он у нас стоит в прихожей. Жена сняла трубку:

— Алло?.. — послушала и протянула мне. — Говорит, передай мужу.

Начинается.

— Алло? — напряжённым голосом отозвался я. — Что вам угодно?

— Мне угодно...— в трубке зашелестел сиплый мужской голос,— если ты такой шибко умный... если не хочешь, чтобы тебе шею свернули, как цыплёнку... Володьку больше не трогай...— Какого-то «Володьку» приплели. Это, наверное, чтобы зашифровать угрозу, если я умудрюсь записать разговор на магнитофон. Но у меня нет магнитофона. — Ты понял? Нет, ты понял?!. Ну и что, что он твою Таньку повёз в Канск... дело молодое. .. Он, может, на ней женится...

Постепенно до меня дошло, что всё же звонят не мне. Я положил трубку.

— Что?!— встревоженно спросила жена. — Стал прямо белый.

— Да нет... ошиблись...— Надо бы куда-то деться от её вопрошающих глаз. Постоял перед туалетом, зашёл в ванную. — Я голову вымою. В лесу так хорошо...

— Давай я тебе помогу... как ты с одной рукой?

— Ах, да.

Жена помогла мне снять рубашку, майку, я нагнулся над ванной, и она начала мне мылить волосы и полоскать под горячей острой струёй. И снова я будто в детство вернулся—точно так же мама меня, помнится, мыла, трепала по башке, шутливо за ухо дёргала... Попросить Галю, чтобы и она меня за ухо дёрнула? Подумает, совсем спятил. Господи, как быстро жизнь уходит... Ночью обещают плюс девять. К утру узкий фиолетовый сугроб на моём огороде исчезнет...

Надо садиться за статью — о меняющемся говоре ангарцев. Утром у меня нет лекции, вот и примусь за работу...

5.

Но на рассвете в квартиру ворвался мой лохматый Бетховен, совершенно не имеющий музыкального слуха,— Дима Саврасов. С порога диковато пропел:

— Он сказа-ал: «Пое-ехали!..» — Что-то ему вспомнилась песня про Гагарина.— «Вы знаете, каким он парнем был?». Это я про Туева.— И уже полушёпотом.— Сейчас едем в логово врага. Я уже позвонил. Он ждёт. Я сказал: мы хотим поговорить о будущем нашей области.

С его помощью, с трудом, я натянул глаженую рубашку, вдел левую руку в рукав куртки, правая под полою повисла на марлевой перевязи.

— Главное — улыбаться и молчать. Когда человек не говорит, значительно улыбается, собеседнику страшно. Я-то про него узнал всё! Старую дачу на полустанке Таёжный они переписали на тётю, другую — на Бирюсе — продали. Имеется две машины: «Volvo» записана на жену, южнокорейская «Sonata» — на шестнадцатилетнего сына. Но даже если!.. Он уже понял, что мы его поймали. Не кретин же! Едем!

«Зачем мне всё это?..» — морщась от боли в руке, думал я, садясь рядом с Димой в его пропылённую «Ниву». Но он так яростно убеждал, он кричал по дороге:

— Чёрт возьми, вы можете не брать этот дом!.. Так отдайте его своему институту… там можно проводить семинары. А?

И в самом деле, подумал я. В лесу, на воздухе, говорить о здоровье нации, о духовности куда более пристало, чем в бетонном каземате с тусклыми старыми окнами, где белая краска на рамах горбами и облупилась, как береста на весенних берёзах. А то, что я услышал про две машины Туева и про две… даже три дачи, вновь тоской и ненавистью переполнило душу. Вот они, политики, воры эпохи! Как это у Даля? «Доворуешься до кобылы». «Люди воруют, да нам не велят». Точно!

— Вы слышите, шеф?..— донеслось до меня.

Вдруг я обиделся, в ответ яростно замычал:

— Не смейте меня так называть! Это они — шефы! Профи! Мафи!

— Николай Петрович, да что с вами? Подъезжаем. По опросам социологов он в этом туре может победить… Значит, любая неприятность ему сейчас — нож к горлу!

— Накажем,— пробормотал я.— Только не гони так.

Штаб Туева располагался в здании банка «Сибирский дом». На входе нас оглядели с головы до ног нарочито вялые парни в широких пиджаках, вопросительно кивнули на телекамеру. Дима показал им «корочки», и мы поднялись на второй этаж, в приёмную.

За столом сидела круглолицая девушка с туманными глазками, с пышной белой косой на спине,— прямо-таки Алёнушка с картины Васнецова. Перед ней на стекле истекал ароматом букет кремовых роз, на стульях вдоль стены лежали кожаные папки, папахи, сабли. Пахло ваксой.

— У него казаки…— прошептала секретарша.— Сейчас заседание закончится — и Алексей Иваныч вас примет. Кофе? Коньячку?

— Выпьем после победы…— туманно отозвался Дима, поправляя на коленях камеру и незаметно включив её,— лампочка сбоку затлела, как спелая брусничина.

Дверь распахнулась, и оттуда вышли, молодцевато поправляя широкие ремни, обхлопывая груди с крестами и прочими старинным орденами, человек семь местных ряженых. За ними в проёме двери показался неспешный, коренастый, с тонкой улыбочкой Туев.

Увидев Саврасова (кто же Саврасова в городе не знает?!), он начальственно повёл рукою, чтобы мы проходили.

Кабинет у претендента был просторный, светлый, на стене висела полутораметровая карта нашей области с флажочками на иглах, красными и белыми. Как на фронте. Дима небрежно опустил камеру на край стола и отвернулся от неё — мол, пусть пока отдыхает. Но вряд ли Туева можно был провести таким простым манёвром…

— Садитесь, земляки,— предложил он негромким, но чётким, уже снящимся мне во снах скрипучим голосом. Мы продолжали стоять. Он начал говорить, не дожидаясь вопросов, расхаживая перед нами, как маленький Сталин.— Чё делать-то будем? Коммунистов поддерживать или народную силу? Я тоже был в партии, хотя никогда не страдал глупостью объяснять всё Марксом-Энгельсом. Но и светлые идеи демократии наши реформаторы подзагубили. Заставь дурака богу молиться…

— Мы не по тому поводу пришли, Алексей Иваныч.

— Я знаю,— кивнул он.— Но я должен объяснить вам свои взгляды… Хотя… можно и с другого конца… сядем вон там.— Он показал на кресла в дальнем углу кабинета, где стоял круглый столик-зеркало с минеральной водой и бокалами.— Машинку-то свою выключите.

Дима погасил телекамеру, мы с ним прошли и сели.

— А эту можно включить.— Туев нажал кнопку, и возле столика с шелестом закрутились лопасти вентилятора.— Жарко, пейте. Вода у нас своя, из здоровых сибирских недр. Водку-то ещё рано.. надо выиграть… Вы, кстати, за меня? — Как бы небрежно осведомился он.

— Конечно,— засмеялся Дима, наливая и выпивая стакан хрустальной, в пузырьках жидкости.— Иначе мы бы пошли с нашими наблюдениями к вашему сопернику.

— Кстати, тоже патриот, неплохой человек,— не останавливался Туев, как бы не понимая, зачем и с чем мы явились. Но он всё понимал, и мы понимали, что он понимает. Я сидел, убаюканный его неостановимым жестяным голосом, если можно быть убаюканным подобным голосом,— так скрежещет море по гальке или ест робот жесть килограммами, метрами. Алексей Иванович ходил перед нами, маячил, затянутый в тройку, в багровый галстук, крепкий, скуластый, шарики гуляют под щеками.— Но он старше меня лет на двадцать… а ведь работа губернатора — это не в домино играть, верно? — Он на секунду остановился, выжидающе глядя на Диму.

Тот мгновенно развернул и молча сунул ему под нос справку, полученную нами в мэрии.

Туев глянул, кивнул и продолжал:

— Меня поддерживает молодёжь… студенты… они понимают, что рынок предполагает талант и риск… я эти десять лет безвременья готовил себя всерьёз… Поверите, Николай Петрович?.. прочитал всего Бердяева, Соловьёва, Ильина… Стыдно, что раньше не знал… Как сказано у Николая-то Александровича: «Если труд должен быть освобождён, то это не значит, что он должен быть обоготворён, превращён в идола. Человеческая жизнь есть не только труд, но и созерцание…» — Он что, этот Туев, готовился ко встрече и со мной, специально листал час назад Бердяева или действительно глубже и умней, чем кажется? — Тут и Достоевского можно вспомнить с его великой мыслью: красота спасёт мир.