Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

• Название: Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-7287-0027-6

Истории Франции в канун и во время Великой Французской революции конца XVIII столетия посвящена серия романов А. Дюма: «Джузеппе Бальзамо», «Ожерелье королевы», «Анж Питу» и «Графиня де Шарни». Серия эта имеет название «Записки врача».

Время действия романа: 1770–1774 гг. В основе повествования «Джузеппе Бальзамо» лежат действительные исторические события и судьбы реально существовавших людей. В центре романа — таинственная, идеализированная автором фигура знаменитого Алессандро Калиостро (1743–1795), одного из лидеров европейского масонства, мечтающего о всеобщем братстве и счастье. Он выступает под одним из своих псевдонимов — Джузеппе Бальзамо.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Жильбер прекрасно все слышал. Он подчеркнуто вежливо поклонился Андре и ее отцу.

Для этого ему пришлось собрать все свои силы.

— Так это правда! — закричал барон, разглядев в толпе нашего философа. — Вот этот шалопай собственной персоной!

Мысль, что Жильбер мог находиться в Париже, казалась барону столь странной, что он вначале не хотел верить глазам своей дочери, да и теперь ему тяжело было в это поверить.

Жильбер пристально следил за выражением лица Андре: после мимолетного удивления на нем не отражалось ничего, кроме безмятежного спокойствия.

Высунувшись из кареты, барон поманил Жильбера пальцем.

Жильбер хотел к нему подойти, но его остановил сержант.

— Вы же видите, что меня зовут, — проговорил молодой человек.

— Кто?

— Вот из этой кареты.

Сержант проследил взглядом за пальцем Жильбера и остановил его на карете барона де Таверне.

— Вы позволите, сержант? Мне бы хотелось сказать этому юноше два слова.

— Хоть четыре, сударь, — отвечал сержант, — у вас есть время: сейчас на паперти читают торжественную речь — это не меньше, чем на полчаса. Проходите, молодой человек.

— Иди сюда, бездельник! — обратился барон к Жильберу, старавшемуся идти обычным шагом. — Скажи, какому случаю ты обязан тем, что оказался в Париже, вместо того чтобы охранять Таверне?

Жильбер еще раз поклонился Андре и барону.

— Меня привел сюда не случай, — возразил он, — это, ваше сиятельство, проявление моей воли.

— То есть как — проявление твоей воли, негодяй? Да разве у тебя может быть воля?

— Отчего же нет? Каждый свободный человек вправе ее иметь.

— Каждый свободный человек! Вот как? Так ты считаешь себя свободным, бездельник?

— Разумеется, потому что я не связан никакими обязательствами.

— Клянусь честью, это ничтожество вздумало шутить! — вскричал барон де Таверне, озадаченный самоуверенным тоном Жильбера. — Как? Ты в Париже? Как же ты сюда добрался, хотел бы я знать? И на какие деньги, скажи на милость?

— Пешком, — коротко отвечал Жильбер.

— Пешком? — переспросила Андре с оттенком участия.

— Зачем же ты явился в Париж, я тебя спрашиваю? — закричал барон.

— Сначала — учиться, потом — приобрести состояние.

— Учиться?

— Ну да.

— И приобрести себе состояние? А пока что ты делаешь? Попрошайничаешь?

— Чтобы я попрошайничал!.. — высокомерно вымолвил Жильбер.

— Значит, воруешь?

— Сударь, — твердо заговорил Жильбер с выражением отчаянной гордости, заставившей мадемуазель Андре бросить внимательный взгляд на странного молодого человека, — разве я у вас когда-нибудь что-нибудь украл?

— Что же ты здесь можешь делать, дармоед?

— То же, что один гениальный человек, которому я стремлюсь подражать хотя бы в его упорстве, — отвечал Жильбер, — я переписываю ноты.

Андре подняла голову.

— Переписываете ноты? — переспросила она.

— Да, мадемуазель.

— Так вы, стало быть, знаете нотную грамоту? — высокомерно спросила она с таким видом, будто хотела сказать: «Вы лжете».

— Я знаю ноты, и этого довольно, чтобы быть переписчиком, — отвечал Жильбер.

— Где же ты этому выучился, негодяй?

— Да, где? — с улыбкой спросила Андре.

— Господин барон, я очень люблю музыку. Мадемуазель проводила ежедневно за клавесином около двух часов, а я тайком слушал ее игру.

— Бездельник!

— Поначалу я запоминал мелодии, а так как они были записаны в руководстве, я мало-помалу, с большим трудом выучился их читать по этому руководству.

— По моему учебнику? — воскликнула в высшей степени оскорбленная Андре. — Как вы смели к нему прикасаться?

— Нет, мадемуазель, я никогда бы себе этого не позволил, — отвечал Жильбер, — он оставался открытым на клавесине то на одной странице, то на другой. Я его не трогал. Я учился читать ноты, только и всего. Не мог же я глазами испачкать страницы!

— Вот вы увидите, — прибавил барон, — сейчас этот мерзавец нам объявит, что играет на фортепьяно не хуже Гайдна.

— Возможно, я и научился бы играть, — проговорил Жильбер, — если бы осмелился прикоснуться к клавишам.

Андре не удержалась и еще раз внимательно взглянула на лицо Жильбера, воодушевленное чувством, которое невозможно было постичь умом: его можно было бы, вероятно, назвать страстным фанатизмом мученика.

Однако барон не обладал столь же спокойным и ясным умом, как его дочь. Он почувствовал, как в нем поднимается злоба при мысли, что юноша прав и что было бесчеловечно оставлять его в Таверне в обществе Маона.

Трудно бывает простить низшему по положению, когда ему удается уличить нас в неправоте. Вот почему барон все более горячился по мере того, как его дочь смягчалась.

— Ах, разбойник! — возмущался он. — Ты сбежал и бродяжничаешь, а когда у тебя требуют объяснений, ты несешь околесицу вроде той, что мы сейчас слышали. Ну так я не желаю, чтобы по моей вине на пути короля попадались жулики и бродяги…

Андре попыталась жестом успокоить отца; она почувствовала, что ложь его унижает.

— …я тебя сдам господину де Сартину, отдохнешь в Бисетре, жалкий болтун!

Жильбер отступил, надвинул шляпу и, побледнев от гнева, воскликнул:

— Да будет вам известно, господин барон, что с тех пор как я в Париже, я нашел таких покровителей, которые вашего господина де Сартина дальше передней не пустят!

— Ах, вот что! — пригрозил барон. — Если тебе и удастся избежать Бисетра, то уж от кнута ты не уйдешь! Андре! Андре! Зовите брата, он где-то здесь, неподалеку.

Андре наклонилась к Жильберу и приказала:

— Бегите, господин Жильбер!

— Филипп! Филипп! — крикнул старик.

— Бегите! — повторила Андре Жильберу, молча и неподвижно стоявшему на прежнем месте, находясь в состоянии восторженного созерцания.

На зов барона явился всадник. Он подъехал к дверце кареты. Это был Филипп де Таверне в форме капитана. Он весь сиял от счастья.

— Смотрите, Жильбер! — добродушно проговорил он, узнав молодого человека. — Жильбер здесь! Здравствуй, Жильбер!.. Зачем вы меня звали, отец?

— Здравствуйте, господин Филипп, — отвечал молодой человек.

— Зачем я тебя звал? — побледнев от гнева, вскипел барон. — Возьми ножны от шпаги и гони этого негодяя!

— Что он натворил? — спросил Филипп, со все возраставшим удивлением переводя взгляд с разгневанного барона на пугающе безучастного Жильбера.

— Что он… что он… — кипел барон. — Бей его как собаку, Филипп!

Таверне обернулся к сестре.

— Что он сделал, Андре? Скажите, он вас оскорбил?

— Я? — вскричал Жильбер.

— Нет, Филипп, он ничего не сделал, — отвечала Андре, — отец заблуждается. Господин Жильбер больше не состоит у нас на службе, он имеет полное право находиться там, где пожелает. Отец не хочет этого понять, он его увидел здесь и рассердился.

— И это все? — спросил Филипп.

— Решительно все, брат, и я не понимаю, чего ради господин де Таверне пришел в ярость по такому поводу, да еще когда никто и ничто не должно отвлекать нашего внимания. Посмотрите, Филипп, скоро ли мы тронемся?

Барон умолк, покоренный истинно королевским спокойствием дочери.

Жильбер опустил голову, раздавленный ее презрением. Он почувствовал, что в его сердце вспыхнула ненависть. Он предпочел бы, чтобы Филипп проткнул его шпагой или до крови исхлестал бы кнутом!..

Он едва не потерял сознание.

К счастью, в это время закончилось чтение приветственной речи, и кареты вновь двинулись в путь.

Карета барона стала медленно удаляться, за ней последовали другие. Андре исчезала словно во сне.

Жильбер остался один, он был готов заплакать и едва не взвыл от невозможности — так он, по крайней мере, думал — выдержать всю тяжесть своего горя.

Чья-то рука опустилась ему на плечо.

Он обернулся и увидал Филиппа; тот спешился, передал коня солдату и с улыбкой подошел к Жильберу.

— Что же все-таки произошло, Жильбер, и зачем ты в Париже?

Искренняя сердечность Филиппа тронула молодого человека.

— Эх, сударь, — не удержавшись от вздоха, проговорил юноша, — что бы я стал делать в Таверне, спрошу я вас? Я бы умер там от отчаяния, невежества и голода!

Филипп вздрогнул. Его, как и Андре, поразила мысль о том, насколько мучительно должно было показаться молодому человеку одиночество, на которое его обрекали, оставив в Таверне.

— И ты, бедняга, надеешься преуспеть в Париже, не имея ни денег, ни покровителя, ни средств к существованию?

— Да, сударь, я полагаю, что, если человек хочет работать, он вряд ли умрет с голоду, особенно там, где другие ничего не желают делать.

Такой ответ бросил Филиппа в дрожь. Ведь он привык видеть в Жильбере никчемного домочадца.