Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

• Название: Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-7287-0027-6

Истории Франции в канун и во время Великой Французской революции конца XVIII столетия посвящена серия романов А. Дюма: «Джузеппе Бальзамо», «Ожерелье королевы», «Анж Питу» и «Графиня де Шарни». Серия эта имеет название «Записки врача».

Время действия романа: 1770–1774 гг. В основе повествования «Джузеппе Бальзамо» лежат действительные исторические события и судьбы реально существовавших людей. В центре романа — таинственная, идеализированная автором фигура знаменитого Алессандро Калиостро (1743–1795), одного из лидеров европейского масонства, мечтающего о всеобщем братстве и счастье. Он выступает под одним из своих псевдонимов — Джузеппе Бальзамо.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

— Ты хоть не голодаешь? — спросил он.

— Я зарабатываю на хлеб, господин Филипп. А что еще нужно тому, кто всегда упрекал себя только в одном: что он ест хлеб, который не заработал?

— Надеюсь, ты не имел в виду тот хлеб, что получал в Таверне, дитя мое? Твои родители верно служили в замке, да и ты старался быть полезен.

— Я лишь выполнял свой долг, сударь.

— Послушай, Жильбер, — продолжал молодой человек, — ты знаешь, что я всегда хорошо к тебе относился, может быть, лучше, чем другие; прав я был или нет, покажет будущее. Твоя дикость представлялась мне деликатностью, твою резкость я принимал за гордость.

— Ах, господин шевалье!.. — вздохнул Жильбер.

— Я желаю тебе добра, Жильбер.

— Благодарю вас, сударь.

— Я был тоже молод, как и ты, по-своему несчастен; вот почему, вероятно, я тебя понял. Настал день, когда мне улыбнулась судьба. Так позволь мне помочь тебе, Жильбер, в ожидании, пока и тебе повезет.

— Спасибо, сударь, спасибо.

— Что ты собираешься делать? Ведь ты слишком горд, чтобы пойти к кому бы то ни было в услужение.

Презрительно улыбнувшись, Жильбер покачал головой.

— Я хочу учиться, — сказал он.

— Чтобы учиться, нужно иметь учителей, а чтобы им платить, нужны деньги.

— Я их зарабатываю, сударь.

— Зарабатываешь!.. — с улыбкой воскликнул Филипп. — Ну, и сколько же ты зарабатываешь?

— Двадцать пять су в день, а если захочу, могу заработать тридцать и даже сорок.

— Да этого едва должно хватать на пропитание.

Жильбер улыбнулся.

— Я, должно быть, не так предлагаю тебе свои услуги, — огорчился Филипп.

— Мне — ваши услуги, господин Филипп?

— Ну, конечно! Неужели тебе будет стыдно их принять?

Жильбер промолчал.

— Люди должны помогать друг другу, — продолжал Мезон-Руж, — разве все мы не братья?

Жильбер поднял голову и внимательно посмотрел на благородного молодого человека.

— Тебя удивляют мои слова? — спросил Филипп.

— Нет, сударь, — отвечал Жильбер, — это язык философии; вот только я не привык их слышать из уст людей вашего сословия.

— Ты прав. Впрочем, это скорее язык нашего поколения. Сам дофин исповедует это учение. Не заносись передо мной, — прибавил Филипп, — возьми у меня в долг, потом отдашь. Кто знает, может, когда-нибудь ты станешь так же знаменит, как Кольбер или Вобан!

— Или Троншен, — прибавил Жильбер.

— Пусть так. Вот мой кошелек, давай разделим его.

— Благодарю вас, сударь, — отвечал неукротимый юноша, против своей воли растроганный и восхищенный прекрасным порывом Филиппа, — спасибо, мне ничего не нужно, и… я вам признателен даже больше, чем если бы принял вашу помощь, уверяю вас.

Поклонившись ошеломленному Филиппу, он поспешно шагнул в толпу и скоро в ней скрылся.

Молодой капитан подождал, словно не желая верить тому, чему явился свидетелем. Однако видя, что Жильбер не возвращается, сел на коня и вернулся на свой пост.

L БЕСНОВАТАЯ

Оглушительный грохот карет, громкий звон колоколов, ликующая барабанная дробь, пышность — отблеск навсегда потерянного для ее высочества Луизы мирского величия — лишь едва коснулись ее души и угасли, разбившись, подобно волне, о стены ее кельи.

Король предпринял безуспешную попытку уговорить ее вернуться в мир и как отец и как монарх, сначала с улыбкой, потом обратившись с просьбами, более похожими на приказания; все было напрасно, и он уехал. Дофину с первого взгляда поразило истинное величие души Луизы — ее августейшей тетки. Как только принцесса в окружении придворных удалилась, настоятельница монастыря кармелиток приказала снять ковры, вынести цветы, убрать кружева.

Изо всей еще бурлившей общины одна она не дрогнула, когда тяжелые двери монастыря, едва распахнувшись, с грохотом захлопнулись, обрекая монахинь на одиночество.

Затем мадам Луиза вызвала монахиню, ведавшую казной.

— Получали ли, как обычно, нищие милостыню последние два дня? — спросила она.

— Да, ваше высочество.

— Посещались ли, по обыкновению, больные?

— Да, ваше высочество.

— Накормлены ли отставные солдаты?

— Все они получили хлеб и вино, которые мадам велела для них приготовить.

— Значит, в обители ничего не упущено?

— Ничего, ваше высочество.

Принцесса Луиза подошла к окну подышать свежим воздухом, поднимавшимся из благоухающего сада, что окружал флигель; воздух стал уже влажен перед наступлением ночи.

Монахиня замерла в почтительном ожидании, пока августейшая настоятельница отдаст распоряжение или отпустит ее.

Одному Богу было известно, о чем в ту минуту размышляла бедная затворница — королевская дочь. Принцесса Луиза поглаживала розы на длинных стеблях, доходивших до самого ее окна, и проводила рукой по цветам жасмина, зеленым ковром покрывавшего стены монастырского двора.

Внезапно мощный удар копытом сотряс дверь конюшни. Настоятельница вздрогнула.

— Кто из придворных остался в Сен-Дени? — поинтересовалась принцесса Луиза.

— Его высокопреосвященство кардинал де Роган.

— Это его лошади?

— Нет, ваше высочество, его лошади в аббатстве, где он собирается провести ночь.

— Так что же это за шум?

— Это, ваше высочество, бушует конь незнакомки.

— Какой незнакомки? — тщетно пытаясь вспомнить, спросила принцесса Луиза.

— Итальянки, прибывшей вчера с просьбой принять ее, ваше высочество.

— Да, верно. Где она?

— В своей комнате или в церкви.

— Что она делала все это время?

— Со вчерашнего дня ничего не ела, кроме хлеба, и всю ночь напролет молилась.

— Великая грешница, должно быть, — насупилась настоятельница.

— Этого я не знаю, ваше высочество, она ни с кем не говорила.

— Какова она собой?

— Очень красивая, нежная и вместе с тем гордая.

— Где она была утром во время церемонии?

— В своей комнате. Я видела, она стояла у окна, прячась за занавески, и с озабоченным видом всех разглядывала, словно в каждом ожидала увидеть врага.

— Она из того мира, в котором я жила, где царила… Пусть войдет.

Монахиня сделала шаг по направлению к двери.

— Да, вот что: известно ли, как ее зовут? — спросила принцесса.

— Лоренца Феличиани.

— Мне ничего не говорит это имя, — в задумчивости произнесла принцесса Луиза, — впрочем, это не имеет значения; пусть войдет.

Настоятельница опустилась в старинное дубовое кресло; оно было изготовлено при Генрихе II и прослужило девяти предыдущим настоятельницам кармелиток.

Оно олицетворяло собой грозное судилище, перед ним трепетали бедные послушницы, которым никак не удавалось сделать выбор между духовным, вечным, и мирским, преходящим.

Монахиня возвратилась, ведя незнакомку, покрытую длинной вуалью.

Принцесса унаследовала от предков проницательный взгляд; она устремила его на Лоренцу Феличиани, как только та вошла в кабинет; однако она почувствовала в молодой женщине такое смирение, столько благодарности, такую возвышенную красоту, она прочла такую невинность в ее огромных черных глазах, омытых недавними слезами, что первоначальная враждебность принцессы обратилась в дружелюбие и доброжелательность.

— Подойдите, сударыня, — сказала принцесса, — я вас слушаю; говорите.

Объятая дрожью, молодая женщина сделала шаг и хотела было опуститься на колено.

Принцесса ее подняла.

— Вас зовут Лоренца Феличиани, не так ли? — спросила она.

— Да, ваше высочество.

— Вы желаете доверить мне какую-то тайну?

— Я сгораю от желания это сделать!

— Отчего же вы не обратились к исповеднику? В моей власти лишь утешить вас; священник утешает и дает прощение.

Принцесса Луиза нерешительно произнесла эти слова.

— Мне нужно лишь утешение, ваше высочество, — отвечала Лоренца, — кроме того, я только женщине могла бы сообщить то, о чем хочу вам рассказать.

— Так вы собираетесь мне сообщить что-то необычное?

— Да, это и в самом деле необычно. Прошу вас, ваше высочество, выслушать меня терпеливо, потому что я могу это рассказать вам одной, потому что вы всемогущи, а меня, пожалуй, может защитить только Божья десница.

— Защитить вас? Так вас преследуют? На вас нападают?

— О да, ваше высочество, да, меня преследуют! — с непередаваемым выражением ужаса вскричала незнакомка.

— Тогда, сударыня, подумайте вот о чем, — продолжала принцесса, — этот дом — монастырь, а не крепость; все, что может волновать людей, сюда проникает лишь затем, чтобы здесь угаснуть; люди не могут обрести здесь то, что служит им оружием против других; здесь не чинят суд и расправу, не воздействуют силой: это Божья обитель.