Неизвестно - Еленевский Мытари и фарисеи

• Название: Еленевский Мытари и фарисеи
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

— Вот теперь и разговор пойдет как по маслу. Ну что? По маленькой! — налил в хрустальные рюмки. — Первая — за встречу! Хороший напиток, когда в Польше первый раз попробовал, сказал, что на другой не променяю, даже на коньяк. Нет, в Польше виски не очень жалуют, там водка «Выборова» и все, а мне понравилось. Легло на душу. Так, между первой и второй, как говорят в народе, чтобы и пуля не просвистела. Ты ешь, ешь, — и подсовывал поближе тарелки с закуской, радостный и довольный своей щедростью. — В Ташкенте виски пьют, или о нем и не слышали? Как их там, калмыки, узбеки, таджи­ки, чем они угощают? У них свое, у нас — свое! Я так понимаю, тебя сюда не радость привела? Хотя чего спрашиваю, на твоем лице написано! Будешь еще? Не брезгуй! Школу ведь одну заканчивали, по одним улицам бегали, под одним дождем мокли. Я понимаю, у тебя в армии авторитет, писали про это, а для меня ты свой, просто Колька с Залома. Ты не обижайся.

Рымашевский говорил и говорил. Самодовольство сквозило в каждом его движении, начиная с поднятия налитой рюмки до нанизывания на вилку куска сухой колбасы. Он в родной деревне уже причислил себя к категории тех, кого слушают, чье мнение главное, а остальные или должны выслуши­вать, или убираться восвояси. И я был для него интересен как человек, кото­рый и понятия не имеет о возможностях, какими обладал хозяин, и главное, чтобы человек почувствовал, понял, восхитился им и. позавидовал. Мое равнодушие его только распаляло, даже слегка злило.

— Что, не идет? — и предложил: — У меня еще один интересный напи­ток есть. Давай испробуем! Вера-а-а!

На его требовательный зов Вера появилась, как по мановению волшебной палочки. Подбежала, обняла, погладила по рыжим волосам:

— А я слышала, ты приехал, да мы с тетей Марией как раз фотографии, которые ты из Франции привез, рассматривали. Дай буську, дорогой!

Он подставил щеку, она вкусно чмокнула:

— Что тебе, дорогой?

— Принеси из серванта ту, которую мне в Париже один знакомый фран­цуз подарил! Дорогая, зараза!

Я протестующее поднял руку, и в моем жесте он быстро уловил, что при­несенная бутылка не должна откупориваться, вяло согласился:

— Если гость против, так за ворот лить не будем. Ладно, иди.

Вера, круглолицая, полненькая, крепенькая, похожая на колобок, увен­чанный толстой косой светлых волос, облегченно вздохнув, быстренько, как и явилась, исчезла. Рымашевский пошел переодеваться, а я стал снова названи­вать по телефону, но попытки оказались тщетными. Он вернулся в прихожую в старенькой выгоревшей рубашонке, старых брюках, в старых шлепанцах. Налил себе стопку:

— Как умные люди говорят: «Бойся первой чарки». Да ладно, из чужого рта не забираю. Тебя что, не хотят слушать? И меня когда-то не хотели. — Он вертел в сильных пальцах пустую рюмку, аккуратно протирая о толстую льня­ную скатерть. — Да, не хотели. Я для них просто червяк. Так к своей власти привыкли. Самое страшное, когда человек привыкает к власти. Это уже не человек. Бывало, к кому в том же райисполкоме не подойду, руками отма­хивались, а теперь. Да что говорить, были негодяи, негодяями и остались. Одно слово, позолоти ручку, и все! Позолотил, и все проблемы сняты. Так присосались, хуже пиявок.

— Отдирай!

— Одну отдерешь, а две новые на ее место. Моего деда такие со свету сжили. — Он замолчал, думая о чем-то своем. В прихожую заглянула мать:

— Ну что, сынок, все никак? Тогда пойдем, чего людям докучать? Если что,завтра.

Я поднялся, но он жестом дал понять, что разговор не окончен:

— Подожди, так что за проблемы?

— Спасибо за угощение, мои проблемы мне и решать.

— Во как!.. Отстал ты на диком Востоке, Колька с Залома, от жизни, отстал. Смотри, бросишься догонять, да будет поздно. Заходи, если чего, — и он пожал руку, словно ухватил ее клещами.

После обеда я собрался колоть дрова. Мать попросила:

— Перекинь, сынок, пару поленьев, пока дождя нет. Да завтра пару, гля­дишь, помалу и отоваришь их, а то ведь придется нанимать кого-нибудь.

Колка шла трудно. Если ольха поддавалась, то береза топор зажимала так, что не выдернуть, пришлось приспосабливать клин. Через полчаса начало ныть плечо, и я понял — этой работы мне хватит на все оставшиеся дни.

— А мы идем, смотрим, кто это здесь так мучается? — уже слегка наве­селе подошли Антон с Иваном, колхозные механизаторы. Каждый со своим топором, видимо, уже побывали дома.

— У нас сейчас полная безработица: ни работы, ни солярки, ни запча­стей, — поясняет Антон. — Председатель говорит, хлопцы, будьте дома, мне хлопот меньше. Идем, видим, человек мучается, решили, без нас пропадет. — Я понял: они надеялись на угощение, вид свидетельствовал, что им с утра что-то перепало, но мало. Их состояние вызвало тревогу: дрова колоть — не стакан подносить. Но моя тревога оказалась ложной. Антон с Иваном начали при­вычно и сноровисто махать топорами, да еще слегка подтрунивать надо мной: «Дрова на щепку не переводи, Николай Никитич..», «Во, это тебе не басмачей бить, бери поленце попроще, а нам оставляй сучковатые да комляки».

Широкоплечий, здоровенный Антон, поплевав в ладони, чтобы отполи­рованное отцами и дедами топорище случайно не выскользнуло из его могу­чих рук, брал силой: его топор с такой силой обрушивался на полено, что, казалось, не только полено, но земля расколется, как грецкий орех. И все это завершалось громким «га-ах!».

Маленький верткий Иван брал сноровкой. Он каждое полено осматривал, как бы и куда получше ударить, ставил поудобнее, и топор еще не успевал коснуться полена, как оно словно само распадалось на ровные части, и при­говаривал: «Наше вам тюк». Поленца у него не отлетали за полметра, как у Антона, а оставались лежать рядышком. После часа громкого гаканья Антон решил перекурить, а Иван все так же неутомимо и расчетливо тюкал.

Когда гора нарезанных поленьев почти вся перекочевала в поленницу и осталась самая малость, Иван обеспокоенно осведомился: «Никитич, как у тебя с горючим, чтобы в наши бензобаки залить?.. Пока остаток добьем, ты придумай что-нибудь для поднятия настроения безработных механизато­ров». Он добродушно смахнул пот со лба. Его с той же улыбкой поддержал Антон.

Пришлось идти и придумывать.

Мать быстренько накрыла на кухне стол, высказав свое предположение, что одной бутылкой здесь не обойдешься, спрятала за шкафчик еще одну. «Для них одной мало будет, я этих хлопцев хорошо знаю», — и начала выпро­важивать Анюту:

— Все, выспалась, теперь иди домой!

Растрепанная, мятая Анюта, увидев на столе бутылку, встрепенулась, начала упираться:

— Теточка Марусечка, я еще полежу, ну что вы меня гоните, как собаку, я же не мешаю. На дворе дождь, а вы гоните меня.

— Давно дождя нет, уже дело к вечеру, собирайся, собирайся.

— А что, гости какие будут или как?

— Ну, если так, пойду позову Петра, — пригрозила мать. И только после этого Анюта, с сожалением оглядев накрытый стол, бросила в мою сторону умоляющий взгляд, но, не найдя поддержки, дрожащей рукой долго открыва­ла и закрывала дверь.

Антон воспротивился идти в хату:

— Давай сюда, вот под навесом присядем. Зачем нам хата?

— Да как-то неудобно, — начал уговаривать я, — там мать все пристро­ила.

— Неудобно, когда ширинка очутилась сзади, — Антон начал из старых досок сооружать под навесом подобие стола.

— Да не пойдет он в хату, — подтвердил Иван, — уперся, как индюк. В хату надо через двор идти, а там Света увидит. Скандал будет, у него ведь свои дрова топора просят, так что, Никитич, неси сюда.

— Нет, хлопцы, не будем смешить людей.

— Их теперь насмешишь, — хихикнул Иван, — их уже так насмешили, что от смеха ажно скулы сводит. Ладно, в хату так в хату. Ты, Антон, давай пер­вым, да напрямую, под яблонями, а мы с Никитичем по двору, по-хозяйски.

Одной бутылки и впрямь оказалось мало. Глядя на пустые стаканы, Антон с Иваном сокрушенно вздыхали, намекали, что, мол, такая работа трудная, а оказалась низкооплачиваемая, и несказанно обрадовались, когда я из-за кухонного шкафчика достал еще одну.

— Я вам, Никитич, вот что скажу, — Иван аккуратненько наливал вначале Антону, а затем себе, — дело вовсе не в выпивке, а в уважении. Мы же могли пройти мимо? Могли! Да не прошли?!

— Естественно!

— Вот здесь корень самого большого уважения, как говорится, весь айс­берг, а наверху, — Иван показал на стакан, — наверху только видимая часть. Вот почему коммунистам под зад дали! Заслужили!

Потянувшийся за соленым огурцом Антон насторожился:

— Ты коммунистов не трогай!

— Вот, вот, — Иван насупился, — у него вечно не трогай. А ведь при коммунистах мы были рабами плановой экономики, рабами стандартного мышления, закрепощены в своих возможностях донельзя. Если пальто, так у всех одинаковое, если костюм, тоже. Над нами весь мир смеялся. Везде цензура, слово боялись сказать. Теперь у нас свое независимое государство! Свое! Трудности пройдут, наступят лучшие времена.