Эра Сопина - Печаль Алконоста

• Название: Печаль Алконоста
• Автор: Эра Сопина
• Жанр: Ужасы и Мистика

От автора.

 Время вносит свои коррективы. И мы уже не ведём споры о БАКе - Большом Адронном Коллайдере, поскольку, хотим мы того или нет, он работает. Иногда успешно.

 Знания развиваются, и уже говорят о том, что найдена новая характеристика нейтрино, которая превысила скорость света.

 Что несёт это открытие?

 Пересмотр теории относительности? 

 Конец СВЕТУ?

 Ведь мерилом всем скоростям была скорость света. А теперь нейтрино "обогнал" эту главную цифру скорости и вместо него будет... что?

 Скорость ТЬМЫ?

 Как в нашей земной жизни можно это представить реально? И как соотнести физические величины с нашими, биологическими, то есть "жизненными" установками?

 Станет ли короче Река-Памяти-и-Забвения?

 И в какое русло повернёт наша Река Времени?

---

 Спасибо тебе, мама. Ты успела. Под самые сороковины ты мне открыла это знание и насовсем покинула наш мир.

 ...Я до сих пор переживаю твою смерть. Когда позвонила твоя сестра Надежда Скаргина, я неожиданно для себя разрыдалась. Эта твоя двоюродная сестра тебе ровесница, и дай ей Бог здоровья и дальше, но тебя уже шесть лет нет с нами. Мы виделись с тётей Надей на похоронах. А теперь она приехала в больницу и мне позвонила. Всё, что она рассказывала – это ответы на мои безостановочные вопросы о твоём детстве, молодости. Ведь я не задавала тебе никаких вопросов про жизнь. Или задавала, но совсем не те...

 ...В густо цветущих и пахнущих зеленью травах пчёлы собирают нектар. А я их всегда боялась, потому что они больно жалят. Мне около семи лет, я путаюсь в этой пряной цветочной замяти. Но ты, мой дедушка, – будто дерево корой покрытое, и никакие укусы тебя не волнуют. Ты и мне всегда говорил:

 – Что за беда такая – пчёлка куснула? Это же в пользу тебе, внученька.

 У тебя пальцы грубые, ногти потрескавшиеся, лицо обветренное. Всё остальное прикрыто: спина – рубахой в полосочку, синюю с белой; ноги – брюками из парусины серого цвета. На голове у тебя картуз, обут ты в кирзовые сапоги без голенищ. Тебе всё нипочём. Ты можешь косить там, где ещё после паводка не просохло, можешь полоть грядки с помидорами и капустой, можешь брать из копани воду и поливать огурцы. И всё ты крутишься, двигаешься, находишь себе дело. И бабушка моя не нарадуется: ты рядом, и без дела не сидишь. Бабушка любит, чтобы все при деле были.

 – Без дел одни бездельники живут, – всегда она осуждает праздно живущих людей.

 А ты, мой дедушка, принес мне кусочек сот с мёдом. Как же это вкусно! Да с бабушкиными пампушками! Да ещё с молочком от нашей коровы Красотки. Потому что у вас с бабушкой обязательно должна быть корова, ведь к вам в гости приезжают внуки из города. Это – и мы с братиком, дети старшей дочери, Марии; а из дальних краёв на поезде приезжают Лёник и Вовик – дети младшей дочери, Александры. А детки сына Григория живут через два дома и совсем не перестают гостить у вас с бабушкой. Их целая орава, пять человек. Разве же вам можно без коровы? Вот и ходишь ты всё лето в обрезанных штиблетах и косишь траву, где только возможно, надо же сено на зиму заготавливать.

 До войны ты работал агрономом. Ты был самый образованный в большой своей семье. У отца твоего, Калистрата, было три сына и пять дочерей. И с женой своей, Евдокией, моей любимой бабушкой Дуней, прожили вы душа в душу двадцать лет перед войной, и сынок ваш Григорий стал взрослым под конец войны. Его, как и тебя, тоже призвали на фронт...

 В нашем доме на стене всегда висел странный парный портрет. Моя мама, молодая и красивая, а рядом ты, мой дедушка. И тоже – молодой и красивый. Все, кто приходил в наш дом, спрашивали, с кем это моя мама рядом, ведь её муж, мой отец, вовсе не похож на того, кто был на фото. И всем мама объясняла, что фотограф взялся увеличить два портрета, её и её отца. Но что-то он перепутал, этот фотограф, то ли у него бумага закончилась, то ли он решил сэкономить. Но получился вот такой парный портрет: и мама молодая, косы венчиком уложены, и отец её тоже молодой, ей ровесник, – рядом.

 Ах, прости меня, дедушка! Мой любимый, мой добрый дедушка! Прости за то, что я выросла без тебя. Я никогда не ела мёда из твоих рук, я никогда не пила молока от вашей коровы Красотки. И не было у тебя на ногах этих нелепых штиблет, сделанных из кирзовых сапог с обрезанными голенищами. И пять человек детей Григория никогда не приходили в твой дом. Ты так и не узнаешь никогда, что уже почти в конце войны под Харьковом Гришенька твой даже испугаться не успел, упал сраженный пулей. У жены твоей Евдокии остались только Маша с Шурой, две девочки-крошечки. Она их и растила, как могла. И никогда бабушка не говорила, счастливая оттого, что ты рядом что-нибудь ладил:

 – Без дел одни бездельники живут.

 А часто сидела бабушка с опущенными руками и потухшими глазами, а на коленях лежало какое-нибудь нехитрое рукоделье – недовязанные носки или варежки. Вместо девяти внуков у неё были только я и мои братья – родной и два двоюродных, Лёник и Вовик. А пять человек дяди Григория так никогда и не появились на свет. И дом его через два двора никогда не был им построен…

 А твой дом после войны ещё почти десять лет ждал тебя. Но ты так и не появился, мой милый, дорогой дедушка! А потом он остался пустым, оттого, что его покинули жена твоя и две дочки. Уехали на чужбину в поисках лучшей доли. Безденежье и нужда совсем одолели, а вербовщики давали подъёмные, чтобы на Северном Кавказе на местах выселенных чеченцев поселились русские. Завербовались и уехали…

 А ты так и не пришел…

 Ты тоже на войне погиб, где-то под Смоленском. Пропал без вести. А я никогда-никогда тебя не видела, – только на том странном парном портрете, – и не ела мёду из твоих рук. И никогда ты не называл меня ласково внученькой…

 Да и тебя так никто и никогда не окликнул дедушкой. И обо мне ты тоже так никогда и не узнаешь…

 И теперь у меня растут мои внуки, – тебе они праправнуки, но я всё равно о тебе помню. И ты всё равно мне до сих пор нужен. Ведь твоё место в моём детстве так никогда и никем не было занято. Ты мог быть моим настоящим, а не воображаемым дедушкой…

 Поэтому ставлю я на канон настоящие свечи за помин твоей души. Истаивает свеча, бегут восковые слёзы. По капельке – за каждое твоё никогда.

 Мамин род – второй исток моей реки, и в нём тоже есть, над чем поломать голову. И здесь обязательно должны быть свои символы и знаковые слова. Но это будет отдельный разговор. А пока сказ мой об ильинском роде, ведущем своё начало от зимородка, от сладкоголосой птицедевы алконоста, от прилежного и мудрого светлейшего князя Воронцова, от простого овечьего пастуха Абрама...

 ...Можно только погордиться, что близкие к «полуденным» – экваториальным – птицы водятся в благословенной моей Ильинке. Многие пёстрые птицы экватора обыкновенно называются райскими. И вот уже готовая цепочка рассуждений, чтобы причислить малую родину отца к райским местам. А мне, проводившей почти всё детство в дедовском селе, и тогда, и теперь Ильинка кажется раем на земле, который потеряла я безвозвратно...

 После мне приходилось видеть разных птиц, к сожалению, всё в неволе для них. Но такого свободного, смелого и независимого зимородка, какого мне довелось увидеть в детстве, я нигде больше не встречала...

 Не эти ли свободу и независимость, увиденные мной в образе голубого зимородка, и желал обрести мой прапрадед Абрам, поселяясь в Ильинке за рекой?

VII.

 Когда сорокалетнего Михаила Семёновича Воронцова назначили генерал-губернатором Новороссийского наполовину девственного края, он с толком и умом начал облагораживать юг России. В Одессе было учреждено общество сельского хозяйства, где познания и талант графа расцвели на полную мощь. А разведение тонкорунных овец стало едва ли не главной отраслью новороссийской промышленности. Присмотрел среди своих неглупых крестьянских недорослей Антона – за его сметку, рачительность и расторопность. Довелось как-то графу наблюдать за тем, как Антон с овцами обходится.

 – Ты, может, так и с турками управился бы? Глянь, какие овцы смирные и послушные, – пошутил граф.

 Не робкого десятка был Антон, за словом в карман не полез:

 – Турками управлять – истинно мужское дело, а тут и бабы справятся.

 – Ну, что ж, – строго сказал Воронцов, – тебе попомню я твои слова!..

 «Состоящему при штате моём, коллегии иностранных дел, коллежскому секретарю Пушкину. Поручаю вам отправиться в уезды херсонский, елизаветградский и александрийский и, по прибытии в город Херсон, Елизаветград и Александрию, явиться в тамошние общие уездные присутствия и потребовать от них сведения: в каких местах саранча возродилась, в каком количестве, какие учинены распоряжения к истреблению оной и какие средства к тому употребляются. После сего имеете осмотреть важнейшие места, где саранча наиболее возродилась, и обозреть... О все, что по сему вами найдено будет, рекомендую донести мне. От 22 мая 1824 года, граф М.С. Воронцов».

 Известно, что Воронцов не любил поэта Пушкина, считал его заносчивым и совсем не ценил его стихов. В насмешку над честолюбием поэта граф послал его на борьбу с саранчой. Тут он своим людям приказал:

 – Там у меня в степях ещё один умник пасёт овец, так пусть он научит господина Пушкина, как надо усмирять саранчу!

 Так капризная фортуна свела Антона с Александром Сергеевичем. Лет на семь был поэт старше графского овцевода.

 Антон вовсе был недоволен своим предназначеньем ухаживать за овцами. Душа его стремилась в поднебесный полёт, хотелось весь свет белый повидать, выбиться в люди. И откуда в нём такая скверна? И внешне не подходил под крестьянский склад: был он тонок в кости, русоволос и голубоглаз, имел изящную ладонь с длинными пальцами. Его бы отмыть, причесать и принарядить, так не стыдно рядом с графьями жить... Не зря же говорили, что в Воронцовке, откуда родом Антон, случилась с Михаилом Семёновичем скоротечная амурная история... Как раз лет семнадцать тому...