Ирина Муравьева - Ханс Кристиан Андерсен

• Название: Ханс Кристиан Андерсен
• Автор: Ирина Муравьева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Книга посвящена жизни и творчеству известного датского писателя Ганса-Христиана Андерсена. Основой для данной книги послужили дневники и письма Андерсена, работы русских и датских исследователей и собственные изыскания И. Муравьевой.

---

Неужели жизнь кончена в двадцать девять лет?

Андерсены жили на самой окраине Оденсе, возле реки. Неподалеку шумели колеса водяной мельницы, когда-то принадлежавшей монастырю, поэтому улицу так и называли: улица Монастырской мельницы. В маленьком домике ютилось шесть семейств. Сапожник с семьей занимал небольшую комнату, служившую и спальней, и столовой, и мастерской. Стараниями неутомимой Марии пол всегда был до блеска вымыт, а на окнах топорщились накрахмаленные занавески. Для пущей красоты она расставляла на высоком сундуке ярко разрисованные чашки и блюдца, которые Ханс Кристиан не уставал с восторгом разглядывать. Сапожник украсил комнату по-своему: над верстаком висела книжная полка с томиками сказок «Тысячи и одной ночи» и комедий знаменитого датского драматурга Гольберга, с песенником и двумя-тремя растрепанными, зачитанными чувствительными романами, — их любила Мария, а Хансу Кристиану больше всего нравились сказки. Наслушавшись отцовского чтения, он видел во сне чернооких красавиц, загадочно улыбавшихся из-под покрывала, страшных джиннов, роскошные сады с невиданными цветами.

— Если б у нас был хоть крохотный садик, мама, как бы это было чудесно! — вздыхал он, рассказывая матери эти сны.

— У нас же есть садик! — утешила его Мария. — Разве ты забыл про ящик с зеленью за чердачным окном? Правда, там растет только петрушка и лук, но я уж найду местечко и посажу для тебя цветочков поярче. Конечно, жили бы мы в деревне, там бы и розы можно было развести… Ты ведь помнишь, как мы чуть не поселились в графском имении? Что уж говорить о цветах — там бы у нас и корова была своя, молока и масла вдоволь. Да что ж поделаешь, видно, не судьба…

Мария вспоминала о том единственном случае, когда счастье, казалось, решило повернуться к неудачливому сапожнику. Летом 1810 года в оденсейской газете появилось объявление: граф Алефельт Лаурвиг ищет степенного, аккуратного и непьющего мастера, который мог бы шить обувь всей графской челяди и даже графской семье. Условия были заманчивые: кроме жалованья, сапожник получал домик на опушке графского леса, участок для огорода и лужок для скота.

Андерсен как за соломинку ухватился за эту возможность: он любил далекие прогулки, когда вокруг только небо и деревья, никто не докучает и можно спокойно помечтать, о чем хочешь. Живя в Оденсе, он мог отправляться в лес только по воскресеньям, да и то не всегда. Пусть же хоть что-нибудь в его жизни переменится к лучшему! Он немедленно отправился на Западную улицу, в графский особняк, и принес оттуда какой-то сверток.

— Это пробная работа: надо сшить бальные башмачки для самой графини! — объяснил он жене и сыну, осторожно разворачивая плотный блестящий кусок синего шелка. — Смотри, малыш, не возьмись за него грязными руками, беда будет. В этом кусочке сидит наш домик в деревне, и земляника в лесу, и кукушка!

— Мама, это правда? — спросил восхищенный Ханс Кристиан.

— Правда, сыночек. Ты уж не мешай отцу работать, сиди тихонько да смотри.

Три дня Ханс Кристиан затаив дыхание следил, как отец осторожными движениями превращает кусок шелка в крохотные изящные башмачки, точно такие, какие должны быть у сказочной принцессы. Он нисколько не сомневался, что они понравятся какой хочешь графине, тем более она вовсе и не из сказки, а настоящая, с Западной улицы. Мария тоже верила в успех.

— И башмачки на славу, и подметки лучше не надо! — сказала она. — Недаром на кожу все наши деньги ушли. Да уж тут, конечно, нельзя иначе: графиня, не кто-нибудь. С богом, Ханс!

Она завернула башмачки в чистый носовой платок, поцеловала мужа и уселась на крылечке ожидать его возвращения. Ханс Кристиан пристроился возле нее. Около часа они провели за оживленным обсуждением планов деревенской жизни. Но, увидев бледное сумрачное лицо Андерсена с красными пятнами на щеках, оба поняли: ни домика, ни коровы, ни кукушки не будет.

Избалованная работой лучших копенгагенских мастеров, графиня не стала даже примерять изделие оденсейского сапожника. Еле взглянув на поднесенные ей башмачки, она процедила:

— Никуда не годится! Вы, любезный, лучше бы и не брались — только испортили зря мой шелк, а ведь он не из дешевых!

Кроткий сапожник вспыхнул от презрительного тона знатной дамы.

— Ну что ж, — сказал он, сдерживаясь, — если я загубил ваш шелк, то пусть пропадают и мои подметки — они тоже не из дешевых. Это будет справедливо!

И двумя взмахами острого сапожного ножа он разрезал на куски злополучные башмачки, в которые было вложено столько стараний и надежд.

Затем он молча повернулся и вышел, оставив графиню возмущаться дерзостью «этого мужлана».

Так и кончились мечты о деревне.

Мария по своему обыкновению нашла и в этом хорошую сторону.

— Не расстраивайся, Ханс, — сказала она, — всем известно, какие эти богачи капризные, на них не угодишь. Вот и у меня так: иная барыня начнет придираться и к тому и к этому, а на самом-то деле белье как снег. И если б тебя взяли к графу, с каждым заказом было бы такое мученье. Ну их с их домиком, себе дороже! У нас и здесь хорошо, правда, сынок?

— Конечно, хорошо! — убежденно подтвердил Ханс Кристиан, считавший их комнату образцом комфорта и уюта. И, подумав, добавил: — А потом, когда я вырасту, я построю целый замок, и сад будет вокруг, как у советника Фальбе. И мы все будем там жить.

Мария, смеясь, обняла мальчика.

— Вот и ладно, сыночек.

И даже отец бледно улыбнулся.

— Да, видно, придется мне ждать твоего замка, малыш. Больше пока ничего не остается…

Прилетели аисты и принялись за поправку и отделку своих прошлогодних гнезд. Куст крыжовника во дворе покрылся крохотными сморщенными листочками. Не было сомнений, что в лесу уже полно нарядных белых ветрениц и желтых баранчиков, и в ближайшее воскресенье Ханс Кристиан с отцом отправились в лес.

Мальчик прыгал и скакал, убегал вперед, радуясь каждой встречной бабочке, потом вдруг вспоминал-, что ему недавно — 2 апреля — исполнилось целых шесть лет, и некоторое время чинно шел рядом с отцом, засыпая его градом вопросов.

Оторвавшись от своих мыслей, тот отвечал ему как мог. На каком языке разговаривают аисты? Надо думать, что на египетском. Зиму они проводят в жарких странах, возле пирамид, там они и научились говорить по-египетски. Далеко ли туда лететь? Ужас как далеко! Целое море надо пересечь не отдыхая. Вот почему осенью аисты устраивают смотр на большом лугу у болота: надо проверить, достаточно ли птенцы упражняли крылья за лето, чтобы выдержать такой перелет. И если какой аист окажется слабым или больным, вожак убивает его своим крепким острым клювом.

— Ой, как это нехорошо! — возмутился Ханс Кристиан. — Лучше бы эти бедные аисты пришли к нам и прожили бы зиму у нас на чердаке, а я бы делился с ними едой.

— Вот вырастешь, научись говорить по-египетски и пригласи их к себе, — улыбнулся отец.

Они поднялись по вьющейся тропинке на вершину холма и остановились, чтобы взглянуть назад.

— Здесь когда-то был замок короля Одина, — сообщил отец. — Как-то раз королева выглянула утром в окно и увидела вдали крыши домов, которых раньше не было. Она крикнула: «Один, смотри!» Так и пошло название нашего города Оденсе.

— Это было в доброе старое время, да, отец? Когда мы с бабушкой смотрим на цеховые процессии со знаменами и на быка, которого водят под Новый год, она всегда вздыхает и говорит: а в доброе старое время все было еще лучше.

Отец нахмурился, собираясь с мыслями. Прямо говорить, что бабушка не права, он не хотел. Старушке нелегко живется, вот она и утешает себя мыслью, что когда-то давно было лучше. Но о «добром старом времени» у сапожника было свое мнение.

— А вот ты послушай, что я расскажу, — медленно начал он. — В это самое «доброе время» в тех местах, где я родился, жил один знатный господин — барон Эйлер из Сёнегора. Ему принадлежали и лес, и поле, и аисты, и вороны. Это бы еще ладно, но беда в том, что и все жившие там крестьяне тоже ему принадлежали. Они на него работали, а он тратил полученные денежки. Был у него конь, черный как уголь, и свора собак, вот он и носился по окрестностям Сёнегора, охотился за дичью. Конечно, если придется проехать по крестьянскому полю, сворачивать он не станет. А вот если кто из крестьян попадется ему на дороге и не успеет отбежать в сторону, сразу достанет хлыстом: по рукам, по лицу — по чему попало. Раз он так избил маленькую пастушку, что она упала замертво, еле-еле отходили ее потом… Зато уж собак он любил, ничего не скажешь! Когда заболела его любимая гончая, он приказал псаря посадить на деревянную кобылу за недосмотр. Что это за кобыла? А это такая штука, у многих помещиков во дворе она стояла. Если кто провинится, его сажают на седло — узенькую дощечку, а к ногам привязывают тяжелые камни, а то еще, чего доброго, будет ему слишком удобно сидеть. Потом, через несколько часов, снимут человека, а он и ступить не может. Многие оставались хромыми на всю жизнь… Так вот, барон Эйлер из Сёнегора не давал своей кобыле скучать без дела. А жена его — та была вроде подобрей, но только она не вмешивалась ни во что, да он бы ее и не послушал… Вот тебе и доброе старое время!