Юрий Леднев - Странный остров

• Название: Странный остров
• Автор: Юрий Леднев
• Издательство: Прометей
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-7042-0120-2

---

— Он про-о-омахну-у-улся-а…

Пата словно ужалила змея! Он подскочил к Массимо и свирепо заорал:

— Я промахнулся? Я?!

— Да, промахнулся, — тихо прогнусавил Масси.

— Дерьмо! Ты знаешь, что я самый меткий стрелок во всей Азии, на Ближнем Востоке, в Америке, Африке и даже в твоей Сицилии? Как ты мог про меня сказать: промахнулся! — И Пат, возбужденный от возмущения, забегал вокруг сжавшегося в комочек Массимо, потрясая пистолетом. Потом его взгляд неожиданно остановился на миске с черепашьими яйцами. — Я тебе сейчас докажу, что я не промахнулся! — Схватив за плечи Массимо, он припечатал его к стенке: — Стой, не двигайся! Потом взял из миски яйцо и установил его на голове Массимо. Яйцо, утонув в пышной копне массимовских волос, выглядывало из них, как серп месяца на темном небе.

Отмерив несколько шагов от цели, Пат поднял пистолет в намерении выстрелить в яйцо, вздрагивающее на голове Массимо, но поскольку тот дрожал, как лист на ветру, яйцо скатилось с головы на пол. Тогда Пат поставил на голову приятеля новую цель, но и на этот раз яйцо свалилось до выстрела. Эта операция повторялась до тех пор, пока не кончились в миске яйца. Тогда Пат схватил пустую миску и нахлобучил ее на голову Массимо, она легла плотно и крепко, как каска пехотинца.

Кто знает, промахнулся бы тогда Пат или нет, но вероятность собственной гибели Массимо ощутил явно! Он побелел от страха и сбросил с головы миску, которая с грохотом покатилась по полу под кровать. Пат, кряхтя и матерясь, достал миску из-под кровати и хотел было снова напялить ее на голову Масси, но тот буквально взбунтовался:

— Не надо! Не буду! — истерично верещал он, подпрыгивая на месте, как лягушка.

— Что!!! Не будешь?! — Лицо Пата налилось кровью. Он сжал пистолет так, что хрустнули пальцы, и угрожающе двинулся на Масси: — Паскудный мафиози! Ты хочешь, чтобы я дал знать твоей мафии, что ты здесь? Они тебе сразу перережут глотку! Хочешь?

Масси еще больше побледнел и, как лань, отскочил от стены к столу. Схватив нож, он пошел на Пата. Пат поднял на него пистолет…

Если бы гости не знали кое-каких приемов карате, то и мафия, и ЦРУ потеряли бы из своих рядов двух достойных членов.

В мгновение молниеносным броском Орест выбил ногой из рук Масси нож, а Юрий с Георгием схватили Пата за руки, который брыкался, как мерин, и орал, как бык:

— Все равно убью эту мразь! — И поливал неподвижно лежавшего на кровати Масси и заодно своих дорогих гостей скверными ругательствами. Друзья хотели его связать, но веревки в доме не оказалось, а держать долго здоровенного Пата за руки не хватило бы сил. Выход из положения нашел философ. Увидев на потолке муху, он указал на нее Пату и, явно подзадоривая его, сказал:

— А вот в глаз мухи из пистолета еще никто не попадал, даже Робин Гуд!

Пат замолк, перестал брыкаться и стал глазеть на муху. Даже «убитый» Массимо в любопытстве приподнял голову.

— Мне? Не попасть мухе в глаз? — с обидой вопросил Пат. — А ну, отпустите меня и дайте мне пистолет! — потребовал он.

— Не попадет, — ехидно прогнусавил Массимо. — Не давайте ему револьвер, — попросил он.

Пат с ненавистью и презрением глянул на младшего клерка.

— Дайте пистолет!

— В людей стрелять не будешь? — спросили Пата друзья.

— Нет, клянусь бедной мамой! Я попаду этой мухе в глаз, вот увидите!

Его отпустили из объятий и дали пистолет.

С десятого выстрела спящая и ни в чем не повинная муха брякнулась на пол с куском лепнины. Пат торжествующе поднял руку, и друзья согласились с ним, что он попал мухе точно в левый глаз. И тогда на радостях, к изумлению гостей, он проделал следующий номер: взял со стола один из хрустальных фужеров и, хрустя зубами, сжевал его, словно огурец.

Тогда Массимо проделал несколько удивительных фокусов с ножом.

Друзья тоже не отстали и продемонстрировали несколько приемов карате, чем заслужили восторг и уважение у клерков.

Сколько еще времени продолжалось это веселье, трудно сказать. Пьяные, как и влюбленные, часов не замечают. Но в конце концов сон развел всех по местам, то есть по постелям.

Глава четвертая ПРОБУЖДЕНИЕ

Ужас пробуждения с большого похмелья в чужом незнакомом месте хорошо известен тем, кто хоть раз напивался до потери памяти. Случаи эти подробно описаны в литературе.

Просыпаешься. Открываешь, нет, с трудом раздираешь тяжелые веки сначала одного глаза, затем другого и, хотя не сразу, видишь: все чужое, незнакомое — и стены, и потолок, да не только вся обстановка, но и твое самочувствие тоже чужое! И в нахлынувшем страхе никак не можешь вспомнить, каким образом попал в этот каменный мешок: то ли тебя бесчувственного, полумертвого приволокли сюда бандиты, то ли сам забрел? И что здесь: склеп, вытрезвитель, камера пыток, притон бродяг, а может, и дом приличных людей? Но с перепугу почему-то думаешь о самом худшем варианте.

Примерно таким было утреннее пробуждение и у Юрия, с теми же воображениями, представлениями и симптомами. Сначала он с нарастающим страхом долго глядел на изуродованный пулями потолок и стены, потом разглядывал спящих друзей, вслушиваясь в их дыхание — живы ли они, не связаны ли веревками, нет ли на них следов пыток? А когда неповоротливое, забитое похмельем сознание постепенно, с трудом, по обрывкам восстанавливало в памяти вчерашнюю картину кутежа, терзающий стыд и угрызение совести восстали в нем жестоким самобичеванием. И, как бывает в подобные моменты, последовало мужское твердое: больше никогда! Ни с кем! Ни рюмочки! Ни птичьего глотка!

«Ах, что бы сейчас сказала об этом противном кутеже милая женушка!»

Сердце поэта сразу заныло тоской по дому, семье, супруге. Выяснив, что он находится сейчас не в склепе, не в камере пыток и даже не в вытрезвителе, Юрий загорелся решимостью выбраться скорее домой с этого проклятого неизвестного острова. С этими мыслями поэт поднялся с постели и сразу же ощутил в голове адскую боль, будто из полушарий его мозга кто-то вытряс серое вещество, а вместо него голову набили железными опилками. Посидев немного на краю постели, превозмогая боль, он встал и вышел на улицу.

Утро было прекрасным!

Небо чистое, певуче звонкое, как детская песня. Утренний воздух ласкал лицо приятной свежестью. Природа дышала полнотой чудесной жизни!

В такое утро только бы и творить гениальные произведения! Из глубин души поэта рванулось было творческое вдохновение, но, отброшенное хмельной болью, оно робко уползло обратно, забившись от страха в неприметные тайники, понимая, что хозяину сейчас не до творчества, дай бог, как следует прогулять больную головушку на свежем морском воздухе. Начинался восход солнца, и золотая заря потянула Юрия к морю.

Момент восхода солнца над морем. Этот момент величия и красоты природы подвластен только кисти Айвазовского и перу Пушкина, но никак не нашей шариковой ручке; поэтому мы благоразумно поступим: не станем расписывать, как проснувшееся солнце подарило заре золотой румянец, как торжественно и величественно выкатывался из-за горизонта на небосклон солнечный диск, как он заливал природу теплым лучистым ливнем, как птичий хор шумно приветствовал его восход… Ах, если бы мы были гениальными!

Разумеется, картину восхода солнца мог отобразить сам поэт, но! Чудесный момент не отразился поэтической картиной в его, как мы уже сказали, пришибленной алкоголем душе, и муза Эрато, покровительница поэтов, сейчас горько рыдала, скорбно присев возле расседланного, печально понурившего голову Пегаса.

Зато вовсю ликовала богиня боли и страданий! Видимо, она-то и наслала в душу Юрия чувство тоски и одиночества вместо восторгов. А поскольку тоске необходима конкретная пища, то есть тема, поэтому Юрий опять затосковал о доме, дочери, супруге. Известно, что любовь сильней на расстоянии. Какая-то странная истина спрятана в этом: живут два родных близких человека рядом, ссорятся, сердятся друг на друга, а разлучи их — затоскуют, заплачут! Видимо, что далеко от человека, то и желаннее; что недоступнее, того и хочется. Еще Тютчев подметил это.

Так, размышляя о своем житье-бытье в родных пенатах, Юрий пришел к горестной мысли, что вел он себя в семье совсем не так, как должен себя вести ее глава, добрый отец, любящий муж. Как часто он был неправ перед Олей! Иногда грубо отвечал на ее справедливые упреки, бывал нечуток, когда она ждала от него нежностей, не хотел понимать ее вкусов и привязанностей. А дочь! Он, можно сказать, совсем мало занимался ее воспитанием, переложив эти заботы на мать и бабушку. Боже, какой же он, оказывается, глупец, дуб, бессердечное бревно!.. И Юрий почувствовал, как он покраснел. Пчелы раскаяния жгли его самолюбие…

Так дошел он до самой кручи и… остановился. Под кручей что-то шумело, поскрипывало, стучало. Казалось, там работает цех фабрики или портальный кран. Подойдя к кромке обрыва, он заглянул вниз. То, что Юрий увидел, заставило его отпрянуть. Сердце застучало в страхе. Даже хмельная боль и рассуждения о доме выскочили из головы.