Алексей Леонтьев - Искатель. 1962. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1962. Выпуск №5
• Автор: Алексей Леонтьев
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962
• ISBN: ISSN: 0130-6634

_{На 2-й стр. обложки рисунок В. ЛОГОВСКОГО.}

«Константин Эдуардович Циолковский космический человек. Гражданин Эфирного Острова…

Математик, физик, астроном, механик, биолог, социолог, изобретатель, «патриарх звездоплавания» Циолковский мыслит астрономическими цифрами, считает миллионами, биллионами, миллиардами. Бесконечность не устрашает его…»

Эти слова принадлежат Александру Беляеву. Ученый-мечтатель и писатель-фантаст… Они оба мечтали о покорении космоса, оба, пусть в разных областях, работали над «великой задачей XX века».

Исследователи творчества Циолковского и Беляева обнаружили переписку между ученым и писателем.

Открыта еще одна страница, которая рассказывает о большом внимании Циолковского к фантастике и о глубоком интересе романиста к идеям космических полетов.

Переписка впервые опубликована на страницах «Искателя».

---

Увидев нас, собаки залаяли с новой силой. Из пристройки вышел человек. Мы спрятались за угол дома. Человек внимательно осмотрелся вокруг, стараясь понять, что взволновало собак. Мы напряженно следили за ним.

Человек был в толстом свитере и брюках, заправленных в меховые сапоги. Самое обыкновенное, обветренное на морозе лицо под вязаной, как у лыжника, шапочкой. Кто он — друг или враг?

Человек наклонился и, успокаивая, ласково потрепал по шее вожака упряжки. Вероятно, это был простой симпатичный парень. Вот сейчас он с добродушной грубоватостью скажет;

— Цыц! Ну, что расходились, кабыздохи?!

Я невольно подался вперед.

— Куш! — сказал человек в свитере. — Klappt die Fressen zu die Sauhunde! [1]

Вздрогнув, я отпрянул назад, но было уже поздно.

Немец поднял голову. Наши взгляды встретились.

Резкий толчок отбросил меня в сторону. Дигирнес кинулся на немца. Они покатились по земле. Старик пытался вцепиться руками в горло противника. Немец был моложе и увертливее. Оправившись от неожиданности, он вскочил на ноги.

Я подоспел как раз вовремя. Но, падая вторично, немец с шумом распахнул дверь в пристройку.

— Kurt! — послышалось оттуда. — Was ist denn los? [2]

Оставив оглушенного немца, я помог подняться капитану. Задохнувшись, он не мог говорить и только жестом указал на сани. Мы прыгнули в них. Ударом ноша Дигирнес перерубил веревку, удерживающую нарты, и гортанно крикнул. Собаки понесли.

Из пристройки выскочил еще один немец. И уже позади, за скрывшей нас метелью слабо хлопнуло несколько выстрелов.

9

Дигирнес оказался неплохим каюром. Размахивая длинным шестом, он ловко управлял собаками. Раньше я видел нарты только на рисунках и думал, что собак запрягают всегда попарно цугом, как лошадей в старинные кареты. Здесь ше они были привязаны веером — каждая к передку саней. Все постромки были разной длины, и передняя собака мчалась со всех ног, а остальные стремились вцепиться ей в пятки.

Я растянулся в санях. С новой остротой захотелось есть. Пошарив в санях, нащупал мешок. В нем были какие-то жесткие, плоские предметы. Я развязал мешок. Там лежала высушенная до твердости камня рыба — юкола. Впервые в жизни я держал ее в руках. Немцы, видно, собирались в дорогу и полошили ее в сани для собак. Рыба оказалась совершенно безвкусной и невероятно жесткой, но все-таки это была еда. Я протянул рыбину Дигирнесу. Тот что-то пробормотал, и юкола затрещала у него под зубами.

К ночи мы остановились под откосом на берегу замерзшего ручья. Опять нашли место для ночлега с подветренной стороны. Капитан кинул собакам по рыбине, а потом перевязал им морды обрывками ремня, чтобы ночью не перегрызли постромок.

Мы заснули в кольце собак. От их шерсти шло тепло и острый запах псины.

10

Проснулся я от света. Надо мной висело голубое небо. Слепило солнце. Мир был чист, красив и праздничен.

— Проснулись? — послышался хмурый голос Дигирнеса. Он стоял на откосе. — Я уже хотел вас будить… Идите сюда.

Я поднялся к нему.

И тут же радость солнечного утра сменилась глухой тоскливой тревогой: по снежной целине тянулся к горизонту отчетливый, одинокий след наших саней…

Весь день капитан Дигирнес менял направление, напрасно пытаясь найти твердый наст, — проклятый след, как маршрут, прочерченный на ватмане, отмечал каждый метр нашего пути.

Собаки скоро выбились из сил. Дигирнес без устали работал шестом, заставляя их бежать. В конце концов одна упала и не смогла подняться. Вся упряжка смешалась, перепутав постромки. Мы долго не могли растащить собак. Наконец Дигирнес обрезал ремень и бросил обессилевшую собаку в сани.

Во второй половине дня небо затянулось, по земле понеслась поземка. Появилась надежда, что наш след занесет и мы уйдем от погони. Капитан решил дать отдых измученным собакам. Они, так же как и мы, получили по юколе, Дигирнес набил свою трубку, я тоже принялся за цигарку. И тут мы увидели своих преследователей.

Две упряжки выскочили на гребень холма, с которого мы только что спустились.

Насилу подняв собак, Дигирнес погнал нашу упряжку. Впереди оказался глубокий снег. Собаки сразу провалились по брюхо. Немцы же мчались по проложенной нами колее.

Сзади раздались автоматные очереди. Стреляли в воздух. Что-то кричали. Наверное, предлагали сдаться. Дигирнес обернулся. Я понял его немой вопрос и покачал головой. Капитан протянул мне пистолет.

— Я займусь собаками…

Очень неудобно стрелять с подпрыгивающих саней, да еще из незнакомого пистолета, но все-таки мне удается подстрелить собаку в передовой упряжке.

Мгновенно смешался живой клубок — из перевернувшихся саней сыплются люди. Снова трещат автоматы. На этот раз стреляют уже не в воздух. Очереди вспарывают фонтанчики снега у наших саней.

Мы выигрываем несколько метров, но вторая упряжка выскакивает вперед и быстро приближается. Мне никак не удается попасть в мчащийся мохнатый веер. Немцы частыми очередями не дают поднять головы. Я оглядываюсь. Дигирнес, не обращая внимания на выстрелы, привстав на колени, неистово погоняет собак. Я старательно прицеливаюсь в черное пятно на лохматой груди вожака упряжки. Нажимаю спуск один раз, второй…

Нарты преследователей резко заносит в сторону. Собаки вцепляются в упавшего вожака.

Я слышу гортанный крик Дигирнеса, погоняющего упряжку. Вдруг крик обрывается… Нарты переворачиваются, и я чувствую, как лечу в сторону. Что-то тяжелое ударяет меня по голове. Сразу исчезает все. Наступает полная тишина.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Сначала послышались голоса. Мне показалось, что я в школе сдаю экзамен по немецкому языку и никак не могу понять вопроса нашего седого Фридриха Адольфовича. Потом из темноты проступили ноги. Много ног. В меховых сапогах и тяжелых горных ботинках. Они возвышались надо мной.

Очень болит висок. Я пытаюсь потрогать его, но кто-то грубо отталкивает руку и, приподняв мне голову, обматывает ее чем-то холодным и плотным.

Ноги расступаются. Все приобретает истинные размеры. Я просто лежу на снегу. Напротив на санях сидит человек в меховой куртке. У него худощавое, гладко выбритое лицо. Глаза прикрыты темными очками. Он перелистывает книгу, в которой я узнаю судовой журнал «Олафа». Этот человек, видимо, старший. К нему обращаются «герр лейтенант».

Неподалеку темнеет какая-то бесформенная груда. Я скашиваю глаза. Широкая спина, седые спутанные волосы и босые, нелепо, острым углом подогнутые ноги.

Двое немцев переворачивают тяжелое тело. На секунду мелькают знакомый вислый нос и седая щетинка усов… Тело скатывается в неглубокую яму. Его забрасывают снегом. Немцы торопятся. Из-под тонкого слоя снега остается торчать оттопыренный большой палец босой ноги.

— Wo sind die anderen? — спрашивает человек, бинтовавший мне голову.

Понимаю: он спрашивает, где остальные, — но что я могу ответить?

Человек повторяет вопрос по-английски. Он повышает голос, сердится. Мне все равно. Я вижу только кончик большого пальца, торчащий из-под тонкого слоя снега.

Человек отбрасывает меня навзничь. Он заносит ногу в тяжелом горном ботинке для удара.

Чей-то резкий голос останавливает его. Нога опускается. Надо мной склоняется лейтенант в темных очках. В руках у него судовой журнал, раскрытый на последней странице. Он пристально вглядывается в мое лицо. Я закрываю глаза. Мне все равно. Лейтенант отдает какое-то распоряжение. Меня подымают за руки и за ноги. Должно быть, я сейчас тоже окажусь в неглубокой яме, как Дигирнес.

Нет, я падаю в сани, больно ударившись локтем о борт. Меня наскоро связывают.

Упряжки трогаются. В санях только я и лейтенант. Он управляет собаками.

За холмом первая упряжка сворачивает на юго-запад. Очевидно, направляется к месту гибели нашего корабля. Немцы что-то кричат лейтенанту. Тот, мельком взглянув на меня, пренебрежительно машет рукой и придвигает ближе лежащий в санях автомат.

Мы остаемся вдвоем. Лейтенант сворачивает на юг. Упряжка бежит по проложенной нами колее. Мы направляемся к немецкой базе.

2

Подпрыгивали сани, убегала назад бесконечная белая равнина, а впереди маячили спина лейтенанта и его прямые, будто прочерченные по линейке, плечи.

Я попробовал пошевелить онемевшими руками.

Постепенно мне удалось высвободить правую руку. Но веревка на ногах только плотней врезалась в тело. Я не думал о побеге, но инстинктивно замирал, когда лейтенант бросал быстрый взгляд через плечо. Кажется, он ничего не заметил.

Резкий поворот едва не выбросил меня из саней. Лейтенант что-то кричал, размахивая шестом. Приподнявшись, я увидел серый комочек, несущийся вверх по откосу. Какой-то зверек. Вероятно, песец. Захлебываясь от охотничьего азарта, собаки мчались за ним, не обращая внимания на отчаянные крики лейтенанта. Наконец, с силой воткнув шест в снег перед санями, он остановил упряжку. Забыв обо мне, лейтенант бросился к собакам. В этот момент я понял, что мои ноги тоже свободны: при крутом повороте лопнула туго натянутая веревка.