Алексей Леонтьев - Искатель. 1962. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1962. Выпуск №5
• Автор: Алексей Леонтьев
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962
• ISBN: ISSN: 0130-6634

_{На 2-й стр. обложки рисунок В. ЛОГОВСКОГО.}

«Константин Эдуардович Циолковский космический человек. Гражданин Эфирного Острова…

Математик, физик, астроном, механик, биолог, социолог, изобретатель, «патриарх звездоплавания» Циолковский мыслит астрономическими цифрами, считает миллионами, биллионами, миллиардами. Бесконечность не устрашает его…»

Эти слова принадлежат Александру Беляеву. Ученый-мечтатель и писатель-фантаст… Они оба мечтали о покорении космоса, оба, пусть в разных областях, работали над «великой задачей XX века».

Исследователи творчества Циолковского и Беляева обнаружили переписку между ученым и писателем.

Открыта еще одна страница, которая рассказывает о большом внимании Циолковского к фантастике и о глубоком интересе романиста к идеям космических полетов.

Переписка впервые опубликована на страницах «Искателя».

---

Резкий поворот едва не выбросил меня из саней. Лейтенант что-то кричал, размахивая шестом. Приподнявшись, я увидел серый комочек, несущийся вверх по откосу. Какой-то зверек. Вероятно, песец. Захлебываясь от охотничьего азарта, собаки мчались за ним, не обращая внимания на отчаянные крики лейтенанта. Наконец, с силой воткнув шест в снег перед санями, он остановил упряжку. Забыв обо мне, лейтенант бросился к собакам. В этот момент я понял, что мои ноги тоже свободны: при крутом повороте лопнула туго натянутая веревка.

Впереди торчал воткнутый в снег шест. Лейтенант возился с упряжкой. Схватив вожака за шиворот, он пытался заставить собак вернуться на прежний путь. Его прямые плечи были наклонены параллельно земле.

Я привстал, выдернул шест и, размахнувшись, с силой опустил его. Очень хорошо помню, что метил попасть не в голову, а именно по этим острым прямым плечам. От удара лейтенант увернулся, но, споткнувшись, упал. Автомат отлетел в сторону. Я вывалился из саней и очутился возле него раньше противника.

— Лежать! — крикнул я по-русски, забывая, что лейтенант вряд ли может понять приказание. — Ни с места!

Как ни странно, но немец тотчас повиновался. Я навалился на него сзади, приставив к затылку дуло автомата. Лейтенант замер. Я заломил ему руки назад и скрутил веревкой. Чуть отдышавшись, на всякий случай связал и ноги. Проверил узлы. Получилось неплохо, как будто я всю жизнь только и делал, что связывал людей.

Я обыскал лейтенанта. Под курткой у него оказался парабеллум в треугольной кобуре. В карманах — пачка сигарет и бумажник. В бумажнике лежало удостоверение на имя лейтенанта Иоганеса Риттера 1904 года рождения, тонкая пачка писем к фотография молодой женщины с двумя мальчиками: один — лет шести, другой — восьми. На письмах были штемпеля полугодовой давности.

Парабеллум и сигареты я взял себе, а фотографию и все остальное засунул обратно в карман лейтенанта.

Потом, присев на край нарт, закурил. Я не спешил.

3

Собственно, выбор был невелик. В нескольких километрах к югу лежала немецкая база. На севере дорог каждый человек, и вряд ли меня бы просто уничтожили. Скорей всего использовали бы на каких-нибудь черных работах.

В трехстах километрах к северу по-прежнему чуть брезжила слабая надежда на спасение. Но теперь мне предстояло проделать этот путь одному, без помощи надежного и опытного друга.

Затянувшись в последний раз, я отбросил догоревшую до самых губ сигарету. Тщательно подсчитал свои «трофеи». В моем распоряжении были сани с упряжкой собак —.разлегшись полукругом, они устало грызлись между собой. Автомат и к нему два запасных магазина. Парабеллум. Охотничий нож. В санях лежал спальный мешок на каком-то легком и, наверное, очень теплом пуху. Мешок был большой, при желании в нем могли поместиться даже два человека. Судовой журнал «Олафа», карта, компас, секстант, хронометр и даже фляжка капитана Дигирнеса были целы. В рюкзаке лейтенанта оказались две банки консервов, несколько галет, котелок, спиртовка, пачка сухого спирта и баночка с кофе — судя по запаху, суррогатным. Кроме того, там лежали пакеты с каким-то белым порошком. В длинной надписи на них я смог разобрать только часто повторяющееся слово «химическое». Что-то явно несъедобное. В общем припасов было немного, но вполне достаточно одному человеку дня на четыре, если, конечно, быть экономным.

Я посмотрел на Риттера. Он перевалился на спину. Веревки на его ногах сдвинулись. Он тоже пытался освободиться. За темными стеклами очков не было видно глаз лейтенанта, но я чувствовал, что он неотступно следит за мной.

Я не пустил в ход автомата сразу. Теперь уже это было немыслимо. Заставить себя выстрелить в связанного по рукам и ногам человека я не мог. Оставить его лежать на снегу? В сущности, то же самое. Даже хуже. А потом, если он все-таки выпутается из веревок и доберется до своей базы? Через несколько часов немцы догонят меня…

Смеркалось. Надо было уходить. Я подтащил связанного лейтенанта и взвалил его на нарты. Потом сел сам, взял шест и гортанно крикнул, подражая капитану Дигирнесу. Однако упряжка не двинулась с места. Напрасно кричал я на все голоса и яростно размахивал шестом.

Должно быть, я что-нибудь не так делал или эти проклятые псы не понимали по-русски. Они уселись в кружок и с любопытством смотрели на меня.

Охрипнув, я решил отказаться от упряжки. Вероятно, позже я не сделал бы такой самоубийственной глупости, ко тогда мой полярный стаж измерялся всего двумя сутками. К тому же из головы не выходил выдавший нас с Дигирнесом предательский след. Я решил сбить с толку преследователей.

«Выгрузив» из саней Риттера, я сложил в два заплечных мешка продовольствие и немудреное снаряжение. Потом обрубил постромки, удерживающие вожака, и изо всей силы хлестнул лохматого пса. Он с визгом кинулся в сторону. Повинуясь инстинкту, упряжка тут же бросилась за ним в погоню. Теперь они уже не скоро должны были остановиться.

Лейтенант, приподнявшись, с удивлением следил за мной. Но когда я, справившись с собаками, обернулся, он тут же опять бесстрастно откинулся в снег.

Перевернув его вниз лицом, я перерезал веревки.

— Встать! — скомандовал я. — Ауфштеен!

Лейтенант поднялся, разминая затекшие ноги. Знаком

я предложил ему надеть свой мешок. Риттер повиновался. Сверившись с компасом, я выбрал направление на север.

— Вперед! — сказал я, выразительно приподняв автомат. — Форвертс!

Лейтенант шагнул вперед.

— Шнеллер! Шнеллер! — торопил я.

Надвигалась ночь. Моя третья ночь на этой земле.

4

До утра я не сделал ни одного привала. Было сравнительно тепло. В лицо ударяла поземка. Она заметала след.

Очень болела голова. У правого виска выросла огромная опухоль. Я все время прикладывал к виску холодный снег.

Впереди маячила прямая спина лейтенанта. Мне нельзя было показывать свою слабость. И едва Риттер замедлял шаги, как я бросал короткое: «Форвертс!»

Он снова уходил вперед, и уже надо было напрягать все силы, чтобы догнать его, не дать раствориться в густой вьюжной мгле. И, догнав, снова упереть в спину автомат и крикнуть:

— Шнеллер! Шнеллер!

К рассвету я был совершенно вымотан, а Риттер по-прежнему шел ровной походкой человека, привыкшего к большим переходам.

— Стоп! — сказал я, чувствуя, что еще шаг и свалюсь в снег. — Хальт!

У меня хватило сил отыскать сравнительно защищенное от ветра место.

Очень хотелось горячего кофе, но я боялся надолго задерживаться. Все-таки не удержался от соблазна разогреть на спиртовке консервы.

Пока я возился с завтраком, Риттер сидел на снегу, в двух шагах от меня, прямой, с виду спокойный и безучастный. Темные очки скрывали выражение его глаз.

От банки потянул пахнущий мясом парок. Дольше ждать было свыше моих сил. Я перекинул за спину автомат, передвинул ближе к поясу пистолет и незаметно расстегнул кобуру.

— Битте! — сказал я, снимая с огня банку. Мне приходилось мобилизовать весь багаж школьных познаний в немецком языке. — Эссен!

Я вывалил в котелок полбанки консервов и разделил еще раз точно пополам. Риттер никак не откликнулся на мое приглашение. Я выложил свою долю на крышку котелка, а котелок и одну галету поставил возле лейтенанта. Поколебавшись, он взял свою порцию. Мы ели маленькими глотками, не торопясь, как на дипломатическом рауте.

Хотелось сдобрить консервы хорошим глотком спирта, но то, что уцелело в фляге Дигирнеса, надо было сохранить на крайний случай.

После еды боль в голове утихла. Нестерпимо захотелось спать. Я заставил себя подняться.

— Ауфштеен! — сказал я. — Шнеллер!

Риттер, приготовившийся отдохнуть, изумленно повернулся.

— Форвертс! — сказал я.

5

Ветер дул теперь в спину. Идти стало легче. Но Риттер замедлял шаги. Он никак не хотел уходить далеко от базы, поминутно останавливался, поправлял меховые сапоги, снаряжение.

Мы поднялись на пологий холм. Я узнал место. Здесь нас вчера догнали немцы. Метель успела занести следы саней. Если бы она началась несколькими часами раньше… Знаком приказал Риттеру свернуть направо.

Тщетно искал я следы могилы Дигирнеса. Снег выровнял все в спокойное белое полотно. Невольно сжались кулаки. Кто-то должен ответить за гибель «Олафа», за смерть Дигирнеса, за все, что случилось на этой пустынной земле… Риттер взглянул мне в лицо и, не дожидаясь приказания, торопливо зашагал на север.

К ночи нас настигла пурга. Пришлось остановиться. Риттер даже помог мне вытоптать яму с подветренной стороны холма.

Спиртовку на таком ветру разжигать невозможно. Делю оставшиеся полбанки консервов и выдаю еще по одной галете. На этот раз Риттер сразу принимается за еду. Со стороны поглядеть — просто два друга, застигнутые непогодой, расположились на привал.