Сергей Булгаков - Невеста Агнца

• Название: Невеста Агнца
• Автор: Сергей Булгаков
• Жанр: Философия

Сочинение, предлагаемое вниманию читателя, представляет собою третью и заключительную часть богословской трилогии, посвященной раскрытию основной истины христианства о Богочеловечестве. По общему плану, как оно было задумано около десяти лит назад, его первая и вторая часть посвящены естеству Божественному: Агнец Божий, 1933, и Утешитель, 1935, — христология и пневматологии, третья же и последняя его часть — человечности. Здесь рассматриваются разные стороны тварного бытия, от природного и падшего его состояния до прославленного и преображенного. Таким образом, тема этого труда есть учение о Церкви, экклезиология, понятая во всей ее широте и глубине, как софиология. Она необходимо включает в себя в эсхатологию, как завершительную часть всего учения о Богочеловечестве, содержа его наиболее обобщающие и последние истины. Постольку она есть и наиболее важная и ответственная часть всего труда о Богочеловечестве. Таковою она является и для составителя, ныне отдающего ее на обсуждение церковное.

Несколько слов о внешних судьбах этой книги. К 1939 году она была совершенно готова к печати. Однако, в ее издании образовался длительный перерыв, исполненный величайших потрясений в жизни всего мира. Испытания этих лет, личные и общие, естественно являлись для меня жизненной проверкой верований, которые здесь находят для себя исповедание. В связи с этим я должен сказать, что без колебаний отдаю эту книгу в печать в том виде, как она была первоначально написана. Лишь в качестве заключительного «Аминь» мною прибавлены Addenda. Последние, хотя и содержат отчасти повторения уже сказанного, но представляются мне необходимыми именно в качестве такого подтверждения этого исповедания веры.

И что еще скажу? Истины, которые содержатся в откровении оБогочеловечестве, в частности же в эсхатологическом его раскрытии, столь незыблемы и универсальны, что пред ними бледнеют, как бы изничтожаются в своем отологическом значении даже самые потрясающие события мировой истории, которых свидетелями мы ныне являемся, поскольку мы их постигаем в свете Грядущего. А это Грядущее есть явление Церкви в силе и славе, вместе с преображением твари. Сердцем же в душой, личным средоточием творения является Дева-Матерь, «Жена и Невеста Агнца», она же и «Святый город — Небесный Иерусалим — нисходящий с небес от Бога», «приготовленный как невеста украшенная для своего мужа» (Откр. 21, 2), «скиния Бога с человеками» (3).

И вред лицом этого Грядущего надлежит снова и снова в сердце своем вопиять молитвенным воплем веры, любви и упования: «И Дух и Невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет: прииди!... Свидетельствующий сие говорит: ей, гряди скоро! Аминь. Ей, гряда, Господи Иисусе! (Откр. 22, 17, 20).

11/24 Июня 1942 года.

Сергиевское Подворье в Париже.

Источник: http://odinblago.ru

---

503

White, 416-18, следующие тексты: Ио. III, 17; 1, 29; ХII, 32, Римл. V, 15, 18; 1 Kop. XV, 18. Ефес. 1, 10, Фил. II. 9-11, Кол. I, 19, I Тим. II, 4, 6; 1 Тим. IV, 10, Тит. II, 10; 1 Ио. II, 2; 1 Kop. XV, 22; 2 Кор. IV,       13, Откр. IV, 13) (1). (Проблема условного бессмертия, Путь, № 52, стр. 14-17).

Основная идея суда заключается в том, что, несмотря на Божественное прославление в воскресении, которое является делом и даром Божиим, сохраняется вся полнота синергизма, в частности, самоопределения человека в его тварной свободе. Притом это самоопределение совершается вследствие встречи человека со своим собственным, софийным первообразом в Боге, причем эта встреча и есть суд и разделение, — в погибель или во спасение. Свободнее бытийное самоопределение человека есть итог всей его жизни в земном времени, в этом эоне. Бог дает все человеку, как Творец и Воскреситель, но Он не лишает чрез это его собственной тварной свободы самоопределения, как не дает ему и того, что принадлежит человеку и должно быть взято им самим. На пороге жизни будущего века, новой бессмертной жизни, это самоопределение является не частным актом во времени, но общим итогом, в котором отпечатлевается синтез времени, «книга жизни». Разумеется, этот итог, который является делом мудрости и правды Божией в своей очевидности, для каждого индивидуален. Не надо забывать, что есть мириады человеческих существ, которые остаются в состоянии преобладающей пассивности; сюда относятся все скончавшиеся в детском возрасте, прежде достижения сознательности и тем более зрелости. Существует также бесконечное различие и всудьбах, от прямой воли человека независящих, определяющих его свободу, хотя ее и не уничтожающих. Божественный суд, подводящий итог в приговоре, разумеется, знает всю силу этого «предопределения» (1), относящегося как к содеянному, так и к не содеянному человеком в его свободе.

Суд, как разделение, выражает отношение между образом и подобием, которые могут находиться как во взаимном гармоническом согласии, так и антиномическом сопряжении. Первое соответствует небесным обителям в доме Отца, райскому блаженству «вечной жизни»; второе же — тому мучительному раздвоению внутри воскресшего человека, при котором он не обладает

(1) «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я создаваем был в тайне, образуем был в глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс. СХХХVIII, 16-16) «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя» (Иерем. 1, 5).

504

тем, что имеет, как ему заданное. Оно принадлежит к его божественному первообразу, он зрит его пред собой и в себе, как внутреннюю норму своего бытия, тогда как в силу собственного самоопределения и по суду Божию он не может этого бытия в себе вместить. Из того, что ему дано и им возлюблено в Боге (св. Исаак Сирин), известной частью, большей или меньшей, он не может обладать, и это необладание, эта активная пустота на месте полноты переживается, как погибель и смерть, точнее погибание и умирание, «вечная мука», адский огонь. Это онтологическое страдание описывается лишь в символических образах, преимущественно заимствованных из привычного лексикона апокалиптики. Разумеется, они совершенно не поддаются буквальному истолкованию. Но основное их значение в том, что в них описываются муки неосуществленной и неосуществимой любви, лишение блаженства любви, сознание греха пред любовью. Можно спрашивать: в адском горении имеет ли место богоборство или сатанинская ненависть к Богу с злобным, исступленным богохульством? Возможен ли здесь атеизм или человекобожие? Не кажется ли нам, что это уже стало невозможным, как принадлежащее миновавшему веку, когда мир существовал в удаленности от Бога? Даже и в загробном состоянии нет уже места безбожию, хотя в нем может и не быть всей очевидности бытия Божия, как ныне в мире и в человеке, со всей покоряющей его силой. В будущем же веке вообще невозможно не знать и не любить Бога, эта любовь есть здесь закон бытия. Однако эта любовь к Богу одинаково есть источник не только блаженства, но и адского горения, поскольку в последнем открывается именно грех против этой любви. Человек испытывает пустоту и бессилие в любви, к которой зовет его открывшееся ему собственное существо. Откровение Божественной Софии в самом человеке, как его собственного первообраза, явление Приснодевы, как полноты и совершенства любви в человеческом образе, и Предвечное Око Самого Страшного Судии, суд Которого есть любовь и истина, проникают и в самые ожесточенные души, делая их огнеплавкими. Любовь божественная к творению, открывшаяся ему, есть и суд, который переживается тварью, как ее собственное онтологическое сознание, в нем дивным образом соединяется призвание и отвержение, благословение и проклятие. Они могут относиться к одному и тому же человеку, но в разных сторонах его бытия. Как может быть соединено проклятие и благословение? или как может Тот, кто ««послан в мир не судить миру, но чтобы мир был спасен чрез Него» (Иo. III, 17), изрещи устами любви: «идите от Меня, проклятые, в огнь вечный» (Мф.

505

XV,   41)? Однако любовь божественная есть и правда Божия, она попаляет и отвергает недостойное, открываясь и в этом отвержении. Ибо «всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать. О, бездна богатства, премудрости и разума Божия!» (Римл. XI, 32-3). Здесь совершается изгнание из брачного пира не одетого в брачную одежду, о чем и сказано: «только бы нам и одетым не оказаться нагими» (2 Kop. V, 3). Эта нагота, как отсутствие того, что дано и должно наличествовать, — στέρησις, как изначальное определение зла, и является основным для адских мук, она есть огонь, жгущий, хотя и не сжигающий. Надо отвергнуть всякое слабодушное и сентиментальное чаяние того, что зло, совершенное человеком и в нем постольку присутствующее, может быть просто прощено, как бы игнорировано пред судом правды. Бог непримирим к греху, и онтологически невозможно его простое прощение Примирение с грехом не соответствует святости Божией и правде его (1). Грех содеянный не может остаться неизжитым, и вся неумолимость правды Божией должна проникать наше существо при мысли об ответе на Страшном Судище Христове.

Тайною, которая отмечается для нас, как обычно, антиномией, является здесь именно то, что самая раздельность рая и ада существует только для нашей земной ограниченности. Но поскольку всякий имеет грехи, оба эти состояния неизбежно соединяются в одном и том же человеке. Одно другого не упраздняет, хотя в разном сочетании, с преобладанием того или другого. От нас сокрыты суды Божии, пред которыми могут компенсироваться или вовсе упраздняться грехи в окончательном приговоре, по милосердию Божию. Но может возникнуть и обратный вопрос: не упраздняются ли добрые дела, предшествующие падению, или же они еще более ею утяжеляют Своим присутствием? Иуда-Апостол предстательствует ли своим апостольским служением об Иуде-Предателе, как и ап. Петр, вопреки апостольству своему, отрекавшийся от Христа, несет ли муки наказания за это отречение? Наличие смешения добра и зла, свойственное подавляющему большинству людей, заставляет, поэтому постулировать не простой, но сложный итог суда Божия, в котором соединяется благословение и осуждение. Здесь запредельная для нас тайна жизни будущего века

Очевидно, адские страдания являются, прежде всего, духовным состоянием человека. Однако можно ли ограничивать жизнь воскресшего человека только одною духовностью, его в этом, так

(1)       Прощение и оставление грехов в таинстве исповеди не означает примирения с грехом, потому что оно предполагает действенное покаяние в человеке, на которое Господь ответствует Своей искупительной жертвой.

506

сказать, развоплощая? Это относится в одинаковой мере как к страданию, так и блаженству. Нельзя впадать в спиритуализм, противоречащий природе человека, как воплощенного духа. Если полнота жизни человека в этом веке связана не только с духовностью, но и телесностью его бытия, то это же надлежит думать и о жизни воскресения. Такое заключение должно быть выведено из всего, что мы знаем ο явлениях воскресшего Господа. Ими уверял Он учеников, что Он не дух, «ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк. XXIV, 39), а также и из таинственного Его присутствия в Евхаристических Теле и Крови Это же следует и из воскресения умерших во плоти, в связи с воскресением Христовым (1 Kop. XV, 16-17). Если воскресшие живут в своих нетленных и прославленных телах, то эти последние призваны делить с ними радость и скорбь, блаженство и страдание. Разумеется, мы не должны забывать, что воскресшие тела духовны, обладают иною, чем теперешняя, прозрачною для духа и с ним согласною телесностью. Мы не имеем опытного ведения о такой телесности, но знаем, что она теснее связана с духом, нежели наша. На этом основании следует говорить об участии тела и в блаженстве, и муке воскресшего человечества, в частности, и о горении в «адском огне» (1). Разумеется, эти земные образы применимы лишь в том смысле, чтобы выразить общую мысль о духовной телесности в жизни грядущего века, подтвердить этот антропологический принцип. Попытка более конкретного его раскрытия ведет лишь к суеверию (2)