Хилари Патнэм - Реализм с человеческим лицом

• Название: Реализм с человеческим лицом
• Автор: Хилари Патнэм
• Жанр: Философия

Первая и вторая части этой статьи были прочитаны в качестве Кантовских лекций в Стэнфордском университете осенью 1987 г.

---

Конечно, это странный смысл “отсутствия скрытых параметров”, по крайней мере с точки зрения непрофессионала. Все параллельные миры и другие “Я”, которые я не могу наблюдать, не являются ли они, мстительными “скрытыми параметрами”? Не являются, с точки зрения Всеведающего Квантового Физика, – ведь эта интерпретация и пытается представить точку зрения Всеведающего Квантового Физика.

Итак, в данной интерпретации не существует “нелокальных действий” – разделение мира на параллельные миры портит доказательство Теоремы Белла, – и, в частности, не существует “редукции волнового пакета”. Используется пространственно-временная структура релятивисткой физики (которая является особенно привлекательной для космологов), а также классическая логика. Единственная проблема остается[11]: весь разговор о “других мирах” является, в конце концов, только картиной; картиной, которая, если мы ее принимаем, не дает нам ничего, кроме метафизического комфорта. Эта дикая онтологическая экстравагантность на самом деле нисколько не изменяет физическую практику. Она только уверяет нас в том, что Божественное Видение остается возможным.

На самом деле это не так. Прежде всего, мы не чувствуем, что можем поверить этой картине. Зачем нужна метафизическая картина, которой никто не верит?

Я начал свое эссе с цитаты Ницше. Надеюсь, что рассмотренная дискуссия иллюстрирует истинность афоризма, взятого мною за объект размышлений: “чем большую область охватывает наука, тем больше парадоксов она встречает”. Действительной Квантовая механика является блестящим примером развития, в котором увеличивающееся понимание может представлять мир все более парадоксальным образом.

Хотелось бы попутно привести совершенно иную иллюстрацию того же самого факта. Но прежде чем я покину квантовую механику, рассмотрим коротко природу заключающегося в ней парадокса. Проблема часто формулируется как конфликт между нашим желанием интерпретировать квантовую механику реалистически и нашим желанием сохранить принцип, запрещающий посылать причинные сигналы быстрее световых. Однако подобный способ объяснения того, что является парадоксальным в современном понимании квантовой механики, оказывается слишком формальным. Рассмотрению парадокса как “конфликта между реализмом и локальностью” я предпочитаю возвращение к той форме дискуссии, когда Бор первым предложил свою версию Копенгагенской интерпретации.

Несмотря на то, что фон Нейман не принял утверждения о том, что классическая физика должна использоваться со стороны “наблюдателя” в “разрыве между системой и наблюдателем”, он, как и все защитники Копенгагенской интерпретации того времени, несомненно, был согласен с тем, что такой разрыв существует. Я предполагаю, что – и это действительно чувствовалось в то время – была необходимость в присутствии такого разрыва, что и является наиболее парадоксальной чертой теории. “Локальность” входит в дискуссию, когда мы размышляем о том, можем ли мы изменить или переинтерпретировать теорию таким образом, чтобы избежать необходимости разрыва, но так происходит и со многими другими проблемами (можем ли мы изменить классическую логику? или классическую теорию вероятности?[12] можем ли понять “параллельные миры”?). Хотя в последние десять лет дискуссия сосредоточилась на Локальности и Теореме Белла, эти проблемы рассматриваются как образующие техническое основание проблемы. Парадоксальным является результат; необходимость признать разрыв между наблюдателем и системой в любом квантово-механическом описании физической реальности. Мы воспринимаем это как парадокс именно потому, что допустить разрыв между наблюдателем и системой означает, как я сказал вначале, отбросить великую мечту; мечту об описании физической реальности как существующей вне наблюдателя, описании, которое является объектом в смысле существования безотносительно к “конкретной точке зрения”. Короче говоря, я утверждаю, что это конфликт с “реализмом” в том смысле, который мы рассматриваем как парадоксальный; наше нежелание отбросить нашу веру в локальность хорошо осознается на фоне того, что физики отказываются восстановить “реализм” простым допущением некоторой ad hoc нелокальной теории во имя удовлетворения нашего дискомфорта; однако, должно быть само собой разумеющимся, что ad hoc способы выхода из парадоксальной ситуации неприемлемы.

ЛОГИКА И БОЖЕСТВЕННОЕ ВИДЕНИЕ

Следующий мой пример взят из области логики, точнее, из ответа современной логики на древнейший логический парадокс – парадокс Лжеца. Вместо рассмотрения суждения “Все критяне – лжецы” (высказанного критянином)[13] современный анализ начинается с высказывания типа:

(1) Высказывание (I) ложно.

Предполагаю, что кто-нибудь может подумать, что не является законным использовать “(I)” для обозначения высказывания, которое содержит как свою собственную часть само “(I)”, однако многие формы “само-ссылки” являются достаточно безвредными. (Например: “Запишите сказанное мною предложение в свою записную книжку”.) В любом случае предложение исключать само-ссылки из языка, оказывается слишком дорогим. Действительно, Гёдель показал, что, поскольку наш язык содержит теорию чисел, постольку всегда будут существовать способы построения предложений, ссылающихся на самих себя. Таким образом, мы должны поставить условием, что высказыванию (I) не может быть отказано в статусе собственно высказывания только на том основании, что оно упоминает самое себя. Представляется, однако, что мы имеем парадокс.

Обычно мы получаем парадокс, констатируя тот факт, что если высказывание (I) истинно, то оно должно быть ложным. Но как мы это получили? Мы должны принять следующий принцип: сказать о высказывании, что оно истинно, значит принять его. Тарский, основатель современной логической теории по этим проблемам[14], использовал пример высказывания “Снег бел” как свой пример типичного высказывания и как требование, что любой удовлетворительный анализ истины должен дать нам возможность показать, что

“Снег бел” истинно, если и только если снег бел,

что стало знаменитым примером как в философской, так и в логической литературе. Теперь, если мы принимаем высказывание (I) как обладающее истинностной оценкой (если оно не имеет истинностной оценки, то находится за пределами теории Тарского), то согласно упомянутому принципу следует, что

(i) “(I) ложно” является истинным, если и только если (I) является ложным,

и затем

(ii) “(I) ложно” является истинным, если и только если “(I) ложно” является ложным

– что является противоречием!

На самом деле до этого момента противоречие не возникало. Мы предположили, что “(I) ложно” обладает истинностной оценкой, и теперь это предположение опровергнуто. Мы не можем непротиворечиво утверждать, что (I) или истинно или ложно. Но почему мы должны хотеть утверждать то или другое? Разве не естественно сказать, что (I) не является ни истинным, ни ложным?

Действительно это так. Однако теперь перед нами встает другой парадокс – парадокс, который Чарльз Парсонс назвал парадоксом Строгого Лжеца. Он имеет форму:

(II) Высказывание (II) или ложно или не имеет истинностной оценки. Высказывание (II) является парадоксальным, потому что если мы пытаемся избежать предыдущей аргументации отрицанием наличия у (II) истинностной оценки, т. е. утверждаем, что (II) не имеет истинностной оценки, то с очевидностью следует, что

(II) или ложно или не имеет истинностной оценки

– и высказывание (II) представляет собой высказывание, которое мы сами только что сделали! Поэтому мы должны согласиться с тем, что (II) истинно, что подразумевает, что мы сами себе противоречим.

Тарский считал – и то является ортодоксальной точкой зрения среди логиков вплоть до сегодняшнего дня, – что в правильно построенном языке мы можем избежать таких парадоксов, оставив идею, что существует всеобщее и единое понятие истины, т. е. оставив идею, что “есть истинно” представляет собой неизменный предикат, независимый от языка. Более того, он считал, что если я говорю о высказывании на языке L, что оно истинно или ложно, мое утверждение принадлежит к другому языку – “мета-языку” или мета-L. Ни один язык не может содержать свой собственный предикат истинности. (“Семантически замкнутые языки являются противоречивыми”.)

Само-ссылка не устраняется таким образом. Могут существовать высказывания типа:

(III) Высказывание (III) не-истинно в L,

но это высказывание будет принадлежать не L, а только мета-L,. Поскольку оно неправильно построено в L, то, конечно, истинно, что оно не-истинно в L. А поскольку именно это утверждается в мета-L, это является истинным в мета-L. Осознав, что истина связана с языком, мы увидим почему (III) является нонсенсом (или не-истиной) в “объектном языке” L и истинно в мета-языке мета-L, что будет разрешением парадокса.