Виктор Салошенко - Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й.

• Название: Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й.
• Автор: Виктор Салошенко
• Издательство: Северный Кавказ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94637-003-0

В центре повествования — председатели Краснодарского крайисполкома, главы администраций (губернаторы) Кубани за 65–летнюю (1937—2002 гг.) историю образования, становления и развития края. На страницах новой книги читатели встретятся с руководителями Кубани, чьи имена теперь принадлежат истории. Это В. А. Симончик, И. С. Богданов, П. Ф. Тюляев, М. М. Бессонов, Б. Ф. Петухов, И. Т. Трубилин, С. Ф. Медунов, Г. П. Разумовский, Н. Я. Голубь, В. Н. Щербак, В. Н. Дьяконов, Н. Д. Егоров, Е. М. Харитонов, Н. И. Кондратенко, А. Н. Ткачев и другие.

Впервые опубликован ряд новых фактов из жизни руководителей Кубани советского периода, на служебных документах которых зачастую стоял гриф «совершенно секретно», а также помещены редкие исторические фотографии.

Вновь оживут в памяти незабываемые годы созидательной борьбы за превращение Кубани в «жемчужину России», полные надежд и разочарований.

Человек оставляет после себя результаты своих дел и поступков, с которыми последующие поколения связывают его имя. А оно может быть как символом восторга, так и ненависти или равнодушия.

Книга адресована читателям, интересующимся историей Краснодарского края, ибо из истории мы черпаем опыт, на основе опыта образуется самая живая часть нашего практического ума.

---

Несмотря на всю катастрофичность августовских событий, основные краевые структуры достаточно быстро восстановили свою дееспособность, более того, незамедлительно, исходя из требований новой обстановки, организовали ряд эффективных мероприятий по налаживанию экономики причерноморских районов.

При самоотверженной работе М. М. Бессонова в безопасные районы страны было отправлено оборудование ряда промышленных предприятий, много тракторов и комбайнов, тысячи тонн зерна, большие запасы нефти, бензина и керосина. В глубь Кавказа угнали или вывезли железнодорожным транспортом сотни тысяч голов скота. Все это проходило в трудной обстановке. Гитлеровцы, имея большое преимущество в авиации, подвергали ожесточенным бомбардировкам железнодорожные узлы Тихорецка, Кропоткина, Армавира, Новороссийска, Краснодара, Туапсе. Вражеские самолеты налетали на переправы, на дороги, заполненные уходящими от фашистов мирными жителями. На полях горели хлеба и комбайны. Вот как описывает те дни знатный кубанский хлебороб Константин Борин в своей книге «Годы и встречи»: «…До Шкуринской уже доносится гул артиллерийской канонады. Г розная опасность лишь теснее сплотила наш экипаж. В мирное время его называли комсомольским. В войну он стал женским. Мужчин в нем было двое: я и хромой Митяй. Бывший кузнец, освобожденный от службы по инвалидности. Митяй быстро овладел специальностью тракториста.

Только приступили к уборке озимого ячменя, слышим сводку: наши войска оставили Ростов. Немцы рвутся к Кубани.

В те тяжелые часы я с болью думал о том, что через какое‑то время и в наш благодатный край могут хлынуть чужеземцы, поработят людей, захватят народное добро.

Гитлеровские писаки заранее на все лады расхваливали богатства Кубани. А фашистская военная газета «Фельдцуг» ретиво разжигала аппетиты захватчиков: «Нет лучшей пшеницы, чем на Кубани! — писала эта газета. — Там лучшие в мире яблоки и душистый виноград, который дает свежее, приятно веселящее вино. Там много крупного рогатого скота, который благодаря обильным кормам дает нежное, сочное мясо… Там табачные плантации и большие запасы табака, не уступающие македонскому. Там есть чай, напоминаю щий цейлонский…» У грабителей текли слюнки от одной мысли о кубанском хлебе, о сале и окороках, искрящихся виноградных винах.

Враг подступал все ближе. В Шкуринской уже горели элеватор, школа — десятилетка, вокзал. Рвались цистерны с нефтью. А мы, несмотря ни на что, продолжали убирать хлеб. Днем над нами кружил самолет со свастикой…

Когда поднятые бомбами столбы пыли и дыма рассеялись, все увидели несущегося по степи во весь дух гонца. Он привез распоряжение местных властей немедленно уничтожить машины, сжечь оставшийся на корню хлеб.

Велю остановить агрегат и всем членам экипажа сойти с машины. Читаю приказ. Молчим, будто присутствуем на похоронах. Принесли лом. Хочу поднять и не могу, руки не повинуются. Женщины вокруг плачут. Трудно произнести простую фразу: «Возьми, Митяй, ведро и облей машину керосином…»

Тягостное молчание продолжалось несколько минут. Его нарушает представитель из района.

— Что передать райкому?

— Передай, что… — голос оборвался на полуслове. К горлу подкатил ком.

Всю жизнь мы преклонялись перед хлебом — батюшкой и берегли его, а тут приходится предать его огню. В городе хлеб по карточкам, по граммам выдают, а мы его сжигаем… Чувствую, как стучит сердце: «Не уничтожай хлеб, не ломай машины!»

— Так что же передать райкому? — повторил уполномоченный.

— Приказ есть приказ, — ответил я, — мы ему подчиняемся…

— Поджигай хлеб, — настаивал уполномоченный, — я должен увидеть, а потом доложить!..

Он уехал от нас только тогда, когда по степи поползли огненные языки и облако дыма заклубилось над пшеницей.

По лицу тех, кто поджигал хлеб, покатились слезы…

Ветер разносил удушливую гарь. Пепел и сажа садились на лица, на одежду.

А комбайн еще стоял целый. Давно ли мы каждый день, каждый час следили за состоянием машин, ухаживали за ними. А теперь уничтожить комбайн… Уничтожить то, что приносило тебе радость… Это было выше наших сил… Каюсь, тут я поступил вопреки распоряжению: комбайны мы не подожгли, а сняли с них все ценные части и узлы, закопали их в разных местах. В степи остались лишь остовы машин.

…Из станицы ушли под вечер. Горький запах горелого хлеба долго преследовал нас».

9

В июле 1944 года Михаил Михайлович Бессонов, приняв эстафету от П. Ф. Тюляева, которого направили на повышение — первым секретарем Крымского обкома ВКП(б), становится председателем Краснодарского крайисполкома. В этой высокой должности он проработал два года — по март 1948 года. Собственно, Бессонову не потребовалось особенно осваиваться и привыкать к председательской должности. Работая заместителем у Павла Федоровича Тюляева, а затем с апреля 1943 года секретарем, заместителем секретаря крайкома ВКП(б) по животноводству, он в полной мере, хорошо усвоив круг председательских обязанностей и пройдя огромную организаторскую школу, был готов с ходу включиться в дела и заботы председателя крайисполкома.

К тому времени, как писала газета «Большевик», «…годовщину освобождения столица Кубани встречает в обстановке напряженных восстановительных работ. Трудящиеся города и колхозное казачество Кубани стремятся в кратчайший срок ликвидировать разрушения… стремятся всемерно помочь Красной Армии окончательно разгромить ненавистного врага!» В самом деле: забот и хлопот, причем неотложных и первоочередных, было множество.

В мае — июне 1943 года редко выпадал день, чтобы разведывательный самолет не пытался пролететь над Краснодаром. Как правило, наши летчики не позволяли им уходить безнаказанно, в большинстве случаев сбивали. «Тогда немецкое командование стало посылать в разведку облегченные самолеты, чтобы они могли подняться на недосягаемую для наших истребителей высоту…», — писал комиссар 628–го истребительного авиаполка, прикрывавшего с воздуха освобожденный Краснодар, полковник в отставке А. Д. Дьяченко. И тогда же в небе Кубани, на Голубой линии, шли ожесточенные воздушные бои. Здесь впервые в истории Великой Отечественной войны советская авиация завоевала стратегическое господство в воздухе, которое не упускала до Победы. Впоследствии в Краснодаре в аэропорту будет установлен памятник командиру женского авиационного полка (Таманского гвардейского) Евдокии Давыдовне Бершанской (1913–1982), отлитый на заводе имени Седина (авт. А. А. Аполлонов, бронза). Ее именем будет названа улица, отважная летчица удостоена звания Почетного гражданина Краснодара.

Война стремительно откатывалась от Краснодара. В городе было восстановлено трамвайное движение: пущено пять вагонов по двум маршрутам (Пролетарская и Красная улицы). «Жители Краснодара радостно встретили звонки первых трамваев. Они останавливались на улицах и улыбались вожатым в голубых вагонах…» — сообщала газета. Заметно поднялось в эти дни настроение Бессонова: он как бы обрел второе дыхание, в глазах появился огонек, движения стали более свободными и предельно рациональными.

Восстанавливались в пострадавших от войны кубанских районах и городах в период с 1943 по 1949 год главным образом сгоревшие и полуразрушенные коробки зданий, сохраняемых по генеральному плану. Частично дома восстанавливались в прежнем виде, а в значительной степени — реконструировались с увеличением этажности и изменением фасадов. Именно так восстанавливались краснодарские заводы: № 233 (нефтеперегонный), им. Седина и электроизмерительных приборов. Вместе с тем, некоторые предприятия медленно осваивали объемы строительных работ и подвергались острой критике, хотя при «распределении» зданий нередко возникала конкуренция. Например, на дом по улице Красноармейской, 15 претендовали «Краснодарстрой» и ОСМУ № 3, начальники которых «горячо спорили, доведя вопрос до крайкома и крайисполкома… и доказывали, что каждый из них может восстановить это здание за 4–5 месяцев».

В документах край- и горисполкомов за это время постоянно подчеркивается необходимость восстановить город в сжатые сроки. Это являлось не просто директивной установкой — таково было искреннее желание людей. В благоустройстве Краснодара активно участвовали не только трудовые коллективы, но и «неорганизованное население». По решению Бессонова, многие жилые и административные здания были переданы на восстановление непосредственно предприятиям.

Испытывая острый недостаток в жилплощади, краснодарцы самостоятельно пытались решать жилищную проблему. В 1944 году «было удовлетворено квартирами» 2669 человек, в том числе семей военнослужащих — 1417, инвалидов Отечественной войны — 348, других граждан — 904. Правда, отмечалось в документах, «за последнее время с большим трудом приходится размещать прибывающих инвалидов Отечественной войны в уголках по уплотнению».