Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

• Название: Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: Информационно-издательский центр «Союз»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9033373-08-6

Третий, завершающий, том охватывает наиболее важный и наиболее насыщенный событиями период жизни и деятельности И.В. Сталина. И хотя уже минуло более пяти десятилетий со дня его смерти, тень Сталина как бы витает над нашей страной, вызывая ожесточенные споры, порождая диаметрально противоположные оценки как самой его личности, так и всей его деятельности: он как бы по-прежнему остается активным участником политических баталий, развертывающихся в современной России.

Автор освещает в третьем томе такие фундаментальные проблемы, как заключение пакта с Германией, дает ретроспективную оценку того, кто оказался в выигрыше от заключения этого пакта – Германия или Советский Союз. Особое внимание уделено раскрытию роли Сталина в достижении победы, его деятельности на посту Верховного Главнокомандующего: здесь, с одной стороны, проанализированы его несомненные стратегические просчеты и ошибки, с другой, – показано поистине колоссальное значение твердости, решительности и железной воли Сталина в достижении победы. История, конечно, никогда не простит Сталину его ошибок и просчетов, связанных с войной. Но в не меньшей степени она никогда не забудет и его вклада в великую победу над гитлеровской Германией. Особое место занимает показ деятельности Сталина в развитии отношений с союзниками, где он продемонстрировал присущую ему способность гибко и в то же время бескомпромиссно отстаивать национально-государственные интересы Советской России. Во многом именно благодаря последовательности и твердости Сталина нашей стране удалось в международном плане закрепить итоги купленной столь дорогой ценой победы.

В томе проанализированы истоки «холодной войны», процесс складывания социалистического лагеря, основные цели и принципы, на которых базировалась внешняя политика Сталина в тот исторический отрезок времени. В целом формирование биполярной системы международных отношений после второй мировой войны – одна из исторических заслуг советского лидера, которая пока еще не нашла адекватного отображения в работах о нем. Отдельная глава посвящена долгосрочной стратегии Сталина в вопросах отношений с новым Китаем.

Из поля зрения автора не выпали ключевые вопросы развития внутриполитических процессов в стране в этот период, в первую очередь в сфере духовной жизни. Достаточно детально освещены послевоенные репрессии, в частности, «ленинградское дело», «дело врачей» и другие ключевые аспекты политической жизни страны на закате жизни Сталина. В томе читатель найдет ответ на вопрос о том, почему Сталин не выбрал и в силу каких причин не мог выбрать себе преемника. Финальная часть тома посвящена смерти вождя. Автор высказывает и мотивирует свою точку зрения на злободневную и в наши дни проблему – умер ли Сталин своей смертью или же ему «помогли» умереть.

В целом третий том как бы венчает собой многоплановый анализ политической и государственной деятельности Сталина. Вся она соткана из противоречий, которым нельзя дать однозначную оценку. Примечательно и признание автора, что и для него личность Сталина, даже после написания трехтомной биографии, по-прежнему остается в определенном смысле загадочной. Иными словами, перед историками проблема объективного и всестороннего исследования жизни и деятельности Сталина остается актуальной и в наше время. История еще не вынесла окончательного вердикта этой одной из самых значительных личностей минувшего столетия. Да и едва ли в ближайшее время такой вердикт будет вынесен. Многие сегодняшние оценки и выводы относительно Сталина, несомненно, будут переосмыслены. В конечном счете, последнее слово принадлежит не историкам, а самой истории, где время выступает в роли неподвластного конъюнктуре судьи.

---

Оставим на совести вождя его заверения, что большевики в сфере дипломатии всегда проявляли искренность и честность. И хотя афоризм Талейрана и претерпел со временем определенную трансформацию, все же нет достаточных оснований полностью и целиком ставить его под сомнение и считать неким историческим анахронизмом. Дипломатия всегда, в то время в особенности и сегодня в том числе, выступает как средство борьбы за достижение определенных целей, преследуемых государством. Поэтому о безграничной честности и искренности в этой области можно говорить разве что в чисто пожелательном ключе.

В целом переговоры с Японией завершились подписанием в апреле 1941 года договора о нейтралитете. Это явилось одним из серьезных достижений сталинской внешней политики в предвоенный период. Конечно, заключение договора не воспринималось Сталиным как твердая и нерушимая гарантия того, что Япония неизменно будет придерживаться условий, закрепленных в договоре. Ведь совсем не случайно, что во время войны с Германией на Дальнем Востоке были сосредоточены довольно значительные силы нашей армии и флота, готовые к отражению японского нападения. Доверие доверием, а иметь необходимые силы для обороны Дальнего Востока нужно было в любом случае. И, конечно, Токио соблюдал (и только лишь в целом) нейтралитет в отношении Советской России, но душой и телом он был на стороне Германии. И лишь ход войны против немецко-фашистской агрессии явился главной гарантией соблюдения Японией пакта о нейтралитете.

Рассмотрев в данном разделе целый комплекс проблем, связанных с поставленным в заголовке вопросом, полагаю, что мне в той или иной степени удалось убедить читателя в обоснованности своих оценок и выводов. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что значительная, если не большая часть исследователей придерживается диаметрально противоположной точки зрения. Ее выразил, в частности, Р. Такер, обобщающий вывод которого я и воспроизвожу: «Сталин похвалялся, что он, дескать, „обвел“ Гитлера. На самом же деле все было наоборот. Своей быстрой победой над Францией Гитлер не только свел к нулю твердую уверенность Сталина, что война на Западе окажется затяжной, а поэтому выгодной для него. Теперь Гитлер перехитрил Сталина, заставив его поверить в свою готовность вступить в сделку, согласно которой они в тандеме станут в той или иной степени господствовать над миром. Сталин, по-видимому, никогда полностью не осознавал силу фанатизма Гитлера и невозможность вести с ним подобные дела. Как вспоминает дочь Сталина, он никогда не переставал сожалеть, что сценарий кондоминиума не осуществился. Уже после войны Сталин продолжал повторять: „Эх, с немцами мы были бы непобедимы!“»[182].

Р. Такер здесь ссылается на свидетельство дочери Сталина С. Аллилуевой. Сами по себе эти высказывания Аллилуевой, возможно, и имеют под собой какую-то почву. Однако они не отражают ни в малейшей степени подлинного отношения Сталина к гитлеровской Германии, и тем более каких-либо иллюзий на предмет сколько-нибудь прочной и длительной договоренности между Советским Союзом и Германией. Все факты достаточно однозначно говорят о том, что советское руководство, и в первую очередь сам Сталин, отдавали отчет в том, что пресловутый пакт с Гитлером – явление временное и недолговечное, что смертельная схватка с нацизмом неотвратима, как смена времен года. И рисовать Сталина этаким простачком в политике, по меньшей мере, неверно.

А именно это вытекает из многочисленных категорических вердиктов, которые выносит С. Аллилуева своему отцу. Она пишет: «Он не угадал и не предвидел, что пакт 1939 года, который он считал своей большой хитростью, будет нарушен еще более хитрым противником. Именно поэтому он был в такой депрессии в самом начале войны. Это был его огромный политический просчет: – „Эх, с немцами мы были бы непобедимы!“ – повторял он, уже когда война была окончена…

Но он никогда не признавал своих ошибок. Это было ему абсолютно несвойственно. Он считал себя непогрешимым и не сомневался в собственной правоте, что бы там ни было. Он считал свое политическое чутье непревзойденным. „Сталина вздумали перехитрить! Смотри-ка, Сталина захотели обмануть!“ – говорил он о самом себе в третьем лице, как бы со стороны наблюдая каких-то жалких людей, которые пытаются провести его. Он не предполагал, что может сам обмануться, и до конца своих дней следил, как бы кто другой не вздумал его коварно обмануть. Это стало его манией…»[183].

В дальнейшем мне еще не раз придется касаться данной проблематики. Здесь же хочу отметить, что у Сталина, конечно, были серьезные просчеты и ошибки в предвоенный период, в том числе и в сфере отношений с Германией. Однако изображать его столь примитивным и доверчивым политиком нет оснований. Еще меньше существует оснований считать, будто он верил в какой-то чуть ли не волшебный союз с нацистами, который по всем реальным историческим параметрам и с учетом реальной мировой обстановки того времени был чисто маниловщиной.

Не стану снова начинать с начала и повторять свои аргументы. Отмечу лишь, что Сталин в изображении Такера выглядит этаким простаком, чуть ли не поверившим в искренность фашистского фюрера. Все поведение Сталина в это время как раз и свидетельствовало о том, что Гитлеру он не доверял, но делал вид, что верит в дружбу с Германией. А под вуалью заверений о дружбе таилось стремление выиграть время для подготовки к большой войне. И что бы ни говорили, часть необходимого времени была выиграна. В этом и состоит ответ на вопрос – кто кого переиграл…

3. Убийство Троцкого: личная месть или политическое возмездие?

Читателя, возможно, шокирует то обстоятельство, что я поместил пассаж об убийстве Троцкого в данную главу: вроде сам этот эпизод не имеет непосредственного отношения к внешней политике Сталина. На первый взгляд, это действительно так. Но если смотреть более широко, то опасения Сталина относительно активизации международной деятельности Троцкого и созданного им Четвертого Интернационала лежали в русле рассуждений о том, что эта деятельность может представлять для страны серьезную опасность в случае войны. И в данном контексте она косвенным образом вписывается в настоящую главу. Далее, я счел необходимым хотя бы самым конспективным образом осветить эту проблему, поскольку оставление вне поля зрения данного события как бы вычеркивает из политической биографии вождя важную страницу – финал его многолетнего противоборства с Троцким.

Ненависть Троцкого к Сталину едва ли уступала тому же чувству последнего. Их взаимная испепеляющая вражда друг к другу вполне сопоставимы и, может быть, даже в чем-то адекватны. Но есть существенное отличие, которое, правда, не сильно бросается в глаза. Особенно для тех, кто поверхностно знаком с одиссеей их противоборства и противостояния. У Троцкого, особенно после его высылки из страны, и тем более в последние годы его жизни, личный аспект, личная ненависть к Сталину выступали на передний план, порой заслоняя политические моменты. Хотя, конечно, и политические моменты тоже в значительной степени были мотивированы личной ненавистью. У Сталина на переднем плане всегда оставались политические мотивы, что, однако, не означает, будто в его отношении к Троцкому и троцкизму не проявлялись и личные неприязнь и ненависть. Мне кажется, что объяснением этому служит глубокая и непоколебимая убежденность вождя в том, что путь троцкизма для нашей страны означал путь в пропасть, когда во имя химеры мировой революции готовы пожертвовать всем, в том числе и судьбой страны и ее народов. То же самое, но уже с противоположным знаком, можно сказать и о Троцком, который в победе сталинского курса усматривал измену идеалам революции, идеалам социализма.

В последние годы жизни Троцкий всю свою политическую деятельность свел к борьбе против Сталина и разоблачению его внутренней и внешней политики. Именно в эти годы он издал свою книгу о Сталине, целую серию других произведений, целиком и полностью посвященных развенчанию Сталина. И в одном надо отдать должное Троцкому – он иногда возвышался до постижения простой истины: не все можно объяснить личными недостатками, коварством и мстительностью генсека, что есть и другие, более глубокие причины, поставившие обе эти фигуры по разные стороны политических баррикад. В 1940 году Троцкий писал: «И Сталин, и я не случайно находимся на нынешних наших постах. Но эти посты созданы не нами. Каждый из нас вовлечен в эту драму, как представитель известных идей и принципов. В свою очередь, идеи и принципы не висят в воздухе, а имеют глубокие социальные корни. Нужно брать, поэтому, не психологическую абстракцию Сталина, как „человека“, а его конкретную историческую фигуру, как вождя советской бюрократии. Действия Сталина можно понять только, исходя из условий существования нового привилегированного слоя, жадного к власти, жадного к благам жизни, боящегося за свои позиции, боящегося масс и смертельно ненавидящего всякую оппозицию»[184].