Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

• Название: Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)
• Автор: Виктор Ротов
• Издательство: Советская Кубань
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7221-0244-X

Роман не совсем обычный. Это историко-аналитический роман-документ — так автор обозначил жанр произведения. И это определение полностью себя оправдывает, поскольку действительно исследуется на основании документов эпоха правления последнего русского царя-самодержца Николая Второго. Придворная кутерьма тех времен, состояние русского общества, предреволюционная обстановка в России, дворцовые интриги Нового и Старого Двора, мистико-распутинская чертовщина, блеск и грязь правящей элиты, подоплека развязывания первой мировой войны, попытка расчленения России, наконец борьба евреев за равноправие и ликвидацию так называемой «черты оседлости»; взлет и гибель гениального реформатора П. А. Столыпина и пр. и пр. — все это историей спрессовано в коротком отрезке времени — чуть более десяти лет. И так густо, что для иного государства событий хватило бы на столетия. В этих событиях, как в зеркале, отражены судьбы народные.

Круто повернулась история государства, не сразу народы России разберутся в том, что произошло в то мрачное и яростное, как вспышка взрыва, десятилетие. Роман Виктора Ротова «Заговор в золотой преисподней» — одна из попыток разобраться в том, что произошло в те далекие годы. И что с нами происходит теперь при взгляде на себя в зеркало прошлого.

---

В те роковые для него дни он повел себя более чем странно. С точки зрения стороннего наблюдателя. Тогда как с внутренней логикой он был в полном согласии. Поэтому на все уговоры не принимать приглашения князя Юсупова он упрямо стремился к нему, предчувствуя раз вязку: или он в самом деле окажется непобедимым, или найдет себе достойный конец.

— «Но мы не можем допустить, чтобы ты пошел, — пишет по этому поводу Симанович, — они тебя там убьют.

— Никто не может запретить мне ехать, — настаивал он. — Я только жду «маленького» (так называл он Юсупова. — В. Р.), который за мной должен заехать, и мы поедем вместе».

«Слушай, — сказал Распутин, — я сегодня выпью двадцать бутылок мадеры, потом пойду в баню, а затем лягу спать. Когда я засну, ко мне снизойдет божественное указание. Бог научит меня что делать, и тогда уже никто мне не опасен. Ты же убирайся к черту!»

«Распутин велел принести ящик вина, — пишет далее Симанович, и начал пить. Каждые десять минут он выпивал по одной бутылке. Изрядно выпив, он отправился в баню, чтобы после возвращения, не промолвив ни слова, лечь спать. На другое утро я его нашел в том странном состоянии, которое на него находило в критические моменты его жизни. Перед ним находился большой кухонный таз с мадерой, который он выпивал в один прием. Я его спросил, чувствует ли он прибавление своей «силы»?

— Моя сила победит, — ответил он, — а не твоя.

В этот момент вошла очень возбужденная Вырубова.

— Были ли здесь сестры из Красного Креста? — спросила она.

Оказалось, что царица и одна из ее дочерей в форме сестер Красного Креста навестили перед этим Распутина. (И такое было! — В. Р.)

Они приходили просить Распутина без моего ведома не принимать никаких предложений».

«После этого приезжали также епископ Исидор, придворная дама Никитина и другие лица, и все они умоляли Распутина не выезжать».

Был даже подключен тогдашний Министр внутренних дел Протопопов.

«Я сам примусь за это дело, — сказал Протопопов. — Царица приказала мне позаботиться о том, чтобы Распутин сегодня не уходил из дому. Все меры предприняты, и Распутин сам своим честным словом обещал мне сегодня не оставлять квартиру. Нет ни малейшего повода к беспокойству».

«В это время гости Распутина стали постепенно расхо диться. Я же считал необходимым также принять некоторые меры предосторожности. Я велел Распутину раздеться и запер в шкаф на ключ его платье, сапоги, шубу и шапку. На квартире Распутина остался секретарь митрополита Питирима Осипенко, который мне обещал следить за Распутиным. Кроме того, дом был окружен агентами охранной полиции, получившими распоряжение не выпускать Распутина. (Какая забота! Не то что о Премьере Столыпине в Киеве. — В. Р.)

Но Распутин сумел всех перехитрить. Он вышел к агентам охраны, дал им деньги и уговорил их уйти, так как, по его словам, он собирался спать. Они поверили ему и пошли в какой‑то ресторан.

После этого к Распутину приезжал еще Протопопов, чтобы удостовериться в исполнении всех его распоряжений. Распутин уже находился в кровати. Он просил Протопопова распорядиться, чтобы Осипенко ушел, так как его присутствие излишне. Протопопов выполнил эту просьбу. Ушел также в то время у Распутина еще находившийся епископ Исидор.

Протопопов оставался еще некоторое время. При прощании Распутин как‑то таинственно сказал ему:

— Слушай, дорогой. Я сам господин своего слова. Я его дал, но я его могу взять обратно.

Протопов изумился этим словам, но объяснил их всегда несколько странным распутинским оборотом речи».

Распутин упрямо шел навстречу своей смерти.

Как его убивали, мы уже знаем из многочисленных описаний. И не стоило бы здесь повторяться, но версия Симановича потрясает новыми подробностями.

«Было очень трудно найти то место, где тело Распутина было сброшено в воду. Но мой сын Семен нашел около моста галошу Распутина. Мы также заметили следы крови, которые вели к одной проруби. В полверсте от этого места мы на льду нашли тело Распутина. Оно было сильно занесено снегом. По — вилимому Распутин выбрался из воды и потащился по льду, и только благодаря сильному морозу он погиб. (Подчеркнуто мной. — В. Р.). Шуба на нем была продырявлена пулями в восьми местах».

О том, что в Распутина начали стрелять, как только он вошел, я прочитал у Симановича впервые. Об этом якобы он узнал от двоюродной сестры Юсупова, стрелявшей в Распутина. Первым выстрелил один из шуринов Юсупова,

стоявший за портьерами. Он выстрелил ему в глаз. А потом в упавшего уже Распутина стреляли еще. Всего было сделано одиннадцать выстрелов. После этого его завернули в шубу и в дорожный плед и снесли в подвал. В подвале он пришел в себя, вырвался наружу и стал искать выход. Выход не нашел, пытался перелезть через стену (кирпичного забора. — В. Р.), но безуспешно. И если б не собаки, поднявшие лай, он, может быть, и убежал бы. Но собачий лай заставил убийц выйти на улицу и…

Каков был ужас, когда они увидели бегающего вдоль стены живого Распутина! Они поймали его, связали веревками и отвезли к Неве.»

Дальнейшее известно.

И у Николая II был момент, когда он почувствовал, что проигрывает по — крупному. (Кроме отречения, разумеется). Мне кажется, этим моментом было отступление русской армии из Польши. А точнее, когда Вильгельм II объявил о намерении предоставить Польше полный суверенитет.

Царь позвонил Распутину в два часа ночи и сказал, что он в упадке от такого поворота дел и готов повеситься.

Его можно было понять: внутри страны он проиграл на всех «фронтах» — революция наступает, Дума забирает власть, Старый двор, по сути дела, объединился в своих усилиях с социалистами — революционерами против него, между ним и народом встал Распутин. Да и благоверная мстит ему на каждом шагу за Соловушку. Образовали там какой‑то «Совет Министров» из дам и ставят ему палки в колеса. То ли по расчету, то ли по глупости своей. В общем, куда ни кинь, все клин. Все против него. И даже недавняя победа над Старым двором в связи с отстранением Николая Николаевича от командования армией теперь обернулась против него — под его личным командованием позорнейшее поражение! Польша выскользнула из рук. Надежды, которые он возлагал на войну, на победу в войне, чтобы поправить пошатнувшийся авторитет трона, рухнули с грохотом.

Очевидцы почти в один голос утверждают, что Николай был обаятельным человеком. Но уж больно заурядным. Не внушал ни страха, ни почтения. Ни своим видом, ни правлением. Симанович пишет по этому поводу: «Он был прост и легко доступен, а в его присутствии совершенно забывался царь».

Эта фраза обращает на себя особое внимание. Туг Симанович предельно объективен. Действительно, царь вроде как и не был царем. Это чувствуется даже по некоторым фотографиям. Стоит мужик в военной форме, невысокого чина, в широких шароварах, подпоясанный широ-. ким ремнем, в гимнастерке — косоворотке из грубого сукна. Усат, бородат, с окурком, зажатым между пальцами. Если б не знать, что это Николай II, то можно подумать, что это плохонький казачишко смотрит в объектив. Ни тебе величия, ни тебе стати. Наоборот — натуральная простота, даже вроде неказистость.

Или вот он расчищает аллею от снега в Царскосельском парке. Обыкновенный мужичок. Похожий на вояку, который на побывке дома в свое удовольствие занимается во дворе.

Именно простота и доступность царя были притчей во языцех у царедворцев. Одних это умиляло, других возмущало. Третьи видели в нем блаженненького и жалели от души. Но все были едины в одном — царь не должен быть таким. Царь — это Царь. Он должен царить над всеми. Тогда его будут уважать и любить. Он должен внушать страх — тогда его будут бояться. Бояться и опять же уважать. Так было всегда на Руси. Во все века. Народ привык к этому. Народ ждет строгости от Царя, а он пугается с каким‑то Гришкой Распутиным и почти не вылазит из‑под каблука Мамы. А уж за это его ненавидела собственная мать, до последнего мечтавшая о свержении Николая и возведении на престол любимца Георгия — младшего сына брата Николая.

Ко всем этим бедам прибавлялась еще одна, самая изнурительная — болезнь Наследника. Это обстоятельство держало его постоянно в страхе. Против него ополчились не только люди, но сама судьба. И так как надежд на медицину не было никаких, то он охотно пользовался, и даже искал различного рода целителей, чудотворцев, уповая на их помощь в поддержании здоровья Цесаревича. Ко всему прочему он был подвержен, и в немалой степени, алкоголизму. Если верить Симановичу, то Распутин даже «лечил» царя от алкогольной зависимости, как теперь говорят; влияя на него своими средствами, приостанавливал на время тягу к спиртному. И когда Распутин устанавливал слишком большие сроки, царь якобы просил его сократить эти сроки. Положим, это неправда, анекдот, наговор Симановича. Но факт остается фактом — царь имел слабость к спиртному.