Федор Крюков - Без огня

• Название: Без огня
• Автор: Федор Крюков
• Жанр: Русская классическая проза

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.

В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.

Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).

Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».

В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).

На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.

В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.

С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:

---

Он пристальным, горящим взором смотрел мне в глаза, как будто хотел видеть, разделяю ли я его уверенность или сомневаюсь.

— А если сейчас и отходят от церкви массы, — это страшно, конечно, но не безнадежно, — прибавил он успокоительным тоном, больше для себя, чем для меня. — Через отрицание подойдут потом к Богу ближе… Я не отчаиваюсь… Наш народ такой: даже на краю отчаяния и озлобления не разберет по бревнышку своих убогих храмов… И свечечки, и дым кадильный, и косые лучи заходящего солнца, и запашок меду в канунницах — все это будет долго еще иметь путь к его сердцу… Да и душа народная не чужда все-таки прекрасного восприятия, а что может быть выше слова Божия?..

Он остановился, потому что совсем возле раздался знакомый, кряхтящий голос Ивана Парменыча:

— Будь бы они по четыре купили, это — вопрос… Они бы нажили… Я торговал и по вашему делу, и индюшками… Это-то я уж хорошо знаю…

Они поравнялись с нами — Мещеряков и Иван Парменыч. Иван Парменыч обрадованным голосом воскликнул:

— Вот они где!.. А я вас глядел, глядел, где, мол, они?.. Чайку… не угодно ли… закусить… у меня балычок есть, икорка…

Мы поблагодарили. Я предполагал отказаться, но о. Михаил подумал и сказал:

— Что же, мы с удовольствием… мы придем… у меня вот и ягодка есть…

— Ну, пожалуйте! за счастье сочту… в столовую… — сказал благодушный Иван Парменыч.

И когда они отошли, о. Михаил, возвращаясь к прерванным мыслям, заговорил снова:

— Да, так-то вот… Вера-то у меня есть, не отчаиваюсь… Одно, — огня мало… огня нет!.. Нет горения в делателях, да и делателей скудно… Иной раз вот в мыслях-то куда унесешься! Лежишь этак в сумерках на койке и мечтаешь, а где-нибудь неподалеку вечерний звон церковный, грустный такой, сиротливый, аж сердце защемит… Бедная церквочка, как ты оскудела!.. Плачет сердце, изнывает в гневе бессильном… Вот то-то бы сделать и то-то… Не без смысла бы жизнь прожить, не дать совести мохом обрасти… родине послужить бы, убогонькой нашей… Мечтаешь-мечтаешь… И пока на койке лежишь — горизонт большой, не оглянешь! Героизма сколько, самоотвержения… сила, уверенность!.. А встал, встряхнулся, — глянет в глаза действительность, суровая, трезвая, черствая… Нужда эта… особенно последний год: еле-еле дотянули… Жена грудью слаба, покашливает. Доктора говорят: непременно в теплый климат! А это для нашего брата студента звучит лишь насмешкой… И вот дождался: не угодно ли в соборные протоиереи?.. — Что ж, еду вот…

Он вздохнул и помолчал.

— Не знаю, как и что будет… Волнуюсь ожиданием и любопытством вместе… Все думаю: а может, и в самом деле, озарит Господь зажечь глаголом сердца людей?.. В мечтах-то все это представляется так ясно… возможно… Но, может быть, и войду во вкус протоиерейского бытия… пойду тропой проторенной…

Он засмеялся и, вставая, прибавил шутливо:

— С благочестивыми купцами компанию буду водить… ренту буду приобретать и купоны стричь… Ну, я на минутку отлучусь, я — сейчас…

Он ушел, я остался один. Пароход шумел глухим шумом, неугомонно барабанил. В серебристом тумане лунного света вода сливалась с песками, и река была — как море, широкая, безбрежная, величественная, полная вечной тайны. В широком шелесте ее, в ровном колыхании ее близких и далеких звуков порой дрожал мягкий и грустный гудок далекого парохода, порой как будто музыка звучала, чуть слышная, прекрасная, зовущая, порой долгий чей-то вздох проносился и гас в бурливом кипении и шуме…