Уистан Оден - Стихи и эссе

• Название: Стихи и эссе
• Автор: Уистан Оден
• Жанр: Публицистика

УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН (WYSTAN HUGH AUDEN; 1907–1973) — англо-американский поэт, драматург, публицист, критик. С 1939 года жил в США. Лауреат Пулицеровской и других литературных премий. Автор многих поэтических сборников, среди которых «Танец смерти» («The Dance of Death», 1933), «Гляди, незнакомец!» («Look, Stranger!», 1936), «Испания» («Spain», 1937), «Век тревоги» («The Age of Anxiety», 1947), «Щит Ахилла» («The Shield of Achilles», 1955), «Избранные стихи» («Collected Shorter Poems», 1968).

---

РАСКОЛ[20]

Он прибыл в страну, объятую недовольством.
Он не был здесь прежде и сразу замучил посольство
по делу туземцев с унчаками наперевес:
у них диеты разные и жители небес.
«Время», — инструктировали в Лондоне дипломата —
«не ждет. Поздно согласовывать и проводить дебаты:
единственный выход — оформить развод.
Будет лучше, просит их вице-король,
если никто не узнает, какова Ваша роль.
Что ж, для консультации найдем иной подход.
За вами, по любому, последнее слово».

Прочесав сады, опасаясь кинжала убийцы,
он приступил к решению судеб индийцев.
К его услугам были устаревшие карты, законы,
противоречивые данные переписи миллионов,
уточнить их, впрочем, как и спорные районы,
было уже поздновато, а тут еще не кстати
дизентирия устроила пати,
но семь недель спустя он свой поймал момент,
границы разделили континент.

На следующий день, отчаливая в Англию, цинично
забыв о прошлом, как опытный юрист. «Вернуться мне лично
не страшно», — храбрился он в Клубе, — «Стреляю я отлично.»

РАЗВЕДЧИК[21]

Была проверка пропусков, проход
он видел к новому району, кому теперь доложишь?
Он, опытный шпион, поддавшись на уловки,
шел прямо в западню за мнимым гидом.

В Гринхёзе было место удобное для дамбы,
довольно было б рельсы чуть дальше проложить.
Его рекомендации генштаб проигнорировал:
мосты были разрушены, зачахло наступление.

Уличная музыка казалось теперь ласковой
из-за недель в пустыне. Разбуженный водой,
журчащей в темноте, он долго
упрекал ночь за компаньона,
храпящего уже. Конечно, расстреляют их,
нетрудно двух разъединить и так чужих друг другу.

1928

ПОХОРОННЫЙ БЛЮЗ (НА СМЕРТЬ ДРУГА).[22]

Остановите все часы, отрежьте телефон.
Пускай спокойно кость грызет пёс Артемон.
Пусть некрофилы поспешат для поцелуев в лоб.
Под барабанный бой пускай выносят красный гроб.

Пусть в небе самолет визжит, как черт,
Рисуя сообщение, ОН МЕРТВ.
Пусть креп повяжут белым голубям,
перчатки черные гаишнику отдам.

Он для меня был Север, Запад, Юг, Восток,
рабочая неделя и отдыха воскресного глоток;
Мой полдень, полночь, песня, разговор.
Я был не прав — любовь не вечна до сих пор.

Звезды пусть гаснут быстрее, идут на нет.
Солнце снимите, спрячьте Луну в пакет.
Вылейте океан, вырвите с корнем лес,
нечего более ждать впереди чудес.

ПОХОРОННЫЙ БЛЮЗ-2[23]

Остановите все часы, отрежьте телефон.
Пускай спокойно кость грызет пёс Артемон.
Пусть некрофилы поспешат для поцелуев в лоб.
Под барабанный бой пускай выносят красный гроб.

Пусть в небе самолет визжит, как два кота,
Рисуя сообщение, ОНА МЕРТВА.
Пусть креп повяжут белым голубям,
перчатки черные гаишнику отдам.

Она была мой Север, Запад, Юг, Восток,
рабочая неделя и отдыха воскресного глоток;
Мой полдень, полночь, песня, разговор.
Я был не прав — любовь не вечна до сих пор.

Звезды пусть гаснут быстрее, идут на нет.
Солнце снимите, спрячьте Луну в пакет.
Вылейте океан, вырвите с корнем лес,
нечего более ждать впереди чудес.

ПЛЯСКА СМЕРТИ[24][25]

Это прощальный в гостиной цивилизованный крик,
профессорский благоразумный бзик,
прикрытый дипломатией социальный апломб,
теперь решают дела при помощи газа и бомб.

Красивые истории про добрых великанов
и удивительных фей, сочинения для двух фортепьяно,
хрупкий фарфор, картины с мазней, как фейерверк,
и оливковые ветви отнесены наверх.

Дьявол поклялся, но клятвам взамен
он вышел на волю, взорвав гексоген.
В темнице держал его Папа давно,
ангел мятежный всплыл все равно.

Гуляя, как грипп, повсюду, где хочет,
стоит на мосту, торчит между строчек;
как гусь или чайка летит высоко,
таится в буфете, под кроватью, в трюмо.

Под маской весенней, с сединой на висках,
В голубых маскирует враждебность глазах.
Он может в коляске вопить, как дитя,
или ехать в трамвае последнего дня.

Водопроводчик, доктор, поскольку привык
владеть профессией, как болезнью старик;
лучший танцор, лучший в хоккей игрок,
как разведчик скрытен, как тигр жесток.

Он пришел победить, ты знаешь, мой друг,
к каким глубинам позора он тащит вдруг;
он украл бы тебя у меня, мой дорогой,
чтобы отрезать твой волос прекрасный густой.

Миллионы уже пали в пасть толчеи,
уступая, как голубь обаянью змеи;
сотни деревьев растут в мире зря:
я, как топор, что в руках дикаря.

Поскольку я, в конце концов, недаром Третий Сын
испорченный, беспечный, везуч, как Алладин;
был для меня подробный план написан Сатаной
от человека навсегда избавить шар земной.

Поведение человека — сумасшедший дом,
Восстановленная Гоморра и типичный Содом;
Я должен взять спасительный огонь,
чтоб смыть желаний человечьих вонь.

Покупка и продажа, еда и питье,
Вероломные механизмы и непочтительное нытье.
Симпатичные тупицы без лишних слов
Вдохновляют своих честолюбивых мужиков.

Я прибуду, я накажу, Сатана умрёт,
я намажу на хлеб свой икру и мёд,
дом, где на почетном месте пылесос,
в собор превратить для меня не вопрос.

Буду, как суперстар, в платиновом авто
выезжать на парад, меня не затмит никто,
весь день и всю ночь продлится мой бенефис,
покатится колесо по длинной улице вниз.

Маленький Иоанн, Иоанн большой, Павел и Петр с ключом,
И бедный маленький Хорас, разбитый параличом,
оставьте свой завтрак, парту, игрушки в войну,
чтоб летним прекрасным утром убить Сатану.

Поскольку слава, гнев, труба и барабан
и власть восстать приказывают вам;
могилы взлетят, открывшись, вверх,
искупит земля свой смертный грех.

Рыбы затихли глубоко в морях,
небо, как елка 25 декабря,
звезда на Западе полыхает, как нефть:
«Человечество живо, но должно умереть».

Так прощайте дом с красными обоями внутри,
на теплой двуспальной кровати черновики,
настенный полет прекрасных птиц,
это — прощание, прелестная душа, без границ.

ПАМЯТНИК НЕИЗВЕСТНОМУ ГРАЖДАНИНУ[26]

Бюро статистики он найден был не зря —
единственный, кто был без компромата.
Все данные послушно подтвердят,
до грешника ему далековато.
Находка, как пример для дикаря.
Он до войны, на фабрике трудясь,
не будучи лентяем отродясь,
нашел на «Фуджи Моторс» перспективу.
С Законом не вступая в диалог,
поскольку вовремя платил налог,
(свидетельствуют этому счета),
докажет вам психолог без труда —
с коллегами легко мог выпить пива.
Газеты покупая каждый день,
не пропускал рекламный бюллетень.
Он, застрахованный на всякий случай,
здоровьем был почти благополучен.
Используя кредиты и рассрочку,
и не пытаясь снизить аппетит,
имел, как современный индивид,
авто и граммофон с радиоточкой.
Загладив социологи вину,
воссоздали прошедшего цепочку.
Мир потеряв, ушел он на войну.
Оставив на Отчизну пять детей,
не зная лично их учителей,
он заслужил внимание властей,
Он был свободен? Счастлив? Кто всерьез
ответит на поставленный вопрос.

ПАМЯТИ ЙЕЙТСА.[27]

1
Он угасал в разгаре зимы:
на каждом шагу гололед, аэропорты полупусты,
статуи городские изуродовал снег;
падающая температура придушила умирающий день,
термометр и градусник как сговорились:
в тусклый холодным день случилась кончина поэта.

Вдали от его болезни
волки бежали сквозь вечнозеленый лес,
деревенская речка лишенная удобных причалов;
скорбные речи
по поводу смерти поэта не касались его стихов.

Это был самый последний день, как для него,
так и для медсестер и слухов;
области тела взбунтовались,
площади разума опустели,
тишина затопила предместья,
поток его чувства достался поклонникам.

Теперь он рассеян среди множества городов
и полностью принадлежит незнакомым людям,
обретая свое счастье под обложкой книги,
несет наказание по иностранному кодексу чести.
При переводе смысл слов мертвеца
изменяется в местах обитания.

Но завтра в многозначительном шуме,
где брокеры, подобно животным, ревут в зале фондовой биржи,
а бедняки справедливо страдают, имея к этому склонность,
и каждый узник уверен в своей свободе,
несколько тысяч вспомянут про этот день,
поскольку легко запомнить неординарный случай.
Термометр и градусник как сговорились:
в тусклый холодный день случилась кончина поэта.

2
Ты был наивен, подобно нам, твой дар пережил
восторги богатых дам, агонию собственного тела.
Сумасшедшая Ирландия заставила писать стихи.
Ирландия безумна до сих пор, как и ее погода.
Зато в поэзии полный штиль, она уцелела
в народном сказании. Поэзия здесь, как из стали —
исказить почти невозможно, нечем.
От уединенных ферм до деятельной печали
сырых городов, где поэты верили и умирали;
важнее поэзия, нежели рот — источник речи.

3
Давит чернозем на грудь:
Вильям Йейтс прилег вздремнуть.
Без поэзии сосуд
в чрево родины кладут

Время храбрых и святых
материт и бьет под дых,
беспощадно изменив
формы королей и див.

Время чтит язык, в ком слог,
как для верующих Бог.
Трусость, гордость за грехи
не считают петухи.

Время — странный адвокат:
Киплинг стал не виноват,
Клодель тоже ни при чем,
сочинял Поль горячо.

Из кромешной темноты
брешут бешеные псы.
Европеец нервно ждет,
кто кого быстрей сожрет.

Интеллектуальный стыд
для Европы, как гастрит.
Море жалостливой лжи
бьет в глазные рубежи

Следуй, гений, напрямик
в скрытый сумраком тупик.
Голос твой великий пусть
уничтожит нашу грусть.

Выпрямляя стих, как гвоздь,
вырасти проклятья гроздь,
про нужду и горе пой,
чуя пропасть под собой.

Одиночество души
доброй шуткой рассмеши,
за решеткой серых дней
вере научи людей.

ПАДЕНИЕ РИМА[28]