Газета Завтра Газета - Газета Завтра 382 (13 2001)

• Название: Газета Завтра 382 (13 2001)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Записала Лидия НОВИКОВА

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 18 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

19

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Алексей Костюк НЕПРАВЫЙ СУД (В угоду Америке русский патриот брошен в тюрьму)

Завершился процесс по делу о попытке обстрела посольства США в 1999г. Двое парней взяли на себя право публично и в чрезвычайно жесткой и внятной форме заявить американским международным террористам о том, что существует и иная форма предупреждения о недопустимости развязывания бомбардировок Югославии. Двое, нашедших в себе мужество и ясность сознания, что так продолжаться не может. Не крадучись, но открыто, чтобы каждому было ясно, что там, где могут двое, сотни и тысячи смогут сделать в сотню тысяч раз эффективнее. Такая демонстрация привела их самих в разряд нарушителей закона, сделав заложниками вялой политики Ельцина в отношении братьев-сербов.

Над одним из них и состоялся суд. Неправый суд не потому только, что судят в отрыве от понимания обстоятельств, вызвавших этот поступок, но и потому, что самый суд превращен в фарс и шельмование в угоду мадам Олбрайт и обещанным ею миллионам за голову "террориста". Именно в эти дни в Македонии прорастают споры албанского терроризма. И если мы сами, в силу обстоятельств, не всегда можем отстоять свою честь, беспомощно склонив повинную голову перед братским народом Югославии, за нас это, хотя и отчасти, сделали эти двое. И мы понимаем это и помним об этом. Бог уберег всех, не пострадал ни один человек, и это — знак свыше.

Московский городской суд, 6 марта 2001 г. Председатель суда Комарова, объявив о начале слушания дела по факту событий у американского посольства в марте 1999 года, зачитала подготовленное прокуратурой обвинительное заключение: "Александр Сусликов обвиняется в том, что... в составе группы лиц в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, воздействия на решения органов власти и осложнения международных отношений США и России..." и т.д. — остальное общеизвестно. 28 марта 1999 года двое неизвестных в камуфляже и в масках подъехали к зданию посольства США на автомашине "опель-фронтера", выйдя из которой один из них продемонстрировал прицеливание из гранатомета в сторону здания посольства. После кратковременной перестрелки, начатой сотрудниками МВД, нападавшие скрылись, сделав несколько предупредительных выстрелов в воздух. Обвинение формулировалось сразу по пяти статьям УК: 205-я — терроризм, 360-я — нападение на учреждение, пользующееся международной защитой, 127-я — незаконное лишение свободы, 222-я — незаконное приобретение и хранение оружия и 166-я неправомерное завладение автомобилем. Набор довольно грозный — до 15 лет лишения свободы. Обвинительное заключение заняло целый том, а его чтение — около двух часов. Течение процесса обещало стать долгим, затяжным, растянутым на месяц и более.Однако, вопреки ожиданиям, завершился за семь дней (учитывая дни состоявшихся заседаний), а свое решения суд огласил 22 марта. Во всем этом деле загадок и сюрпризов и без того хватало, начиная с момента самого события, ареста подозреваемого, имя, которого в течение года до самого последнего момента — начала суда, держалось в тайне. Так же в тайне осталось и обстоятельство, которое вывело сыщиков на след Сусликова. В суде это прозвучало как "в результате оперативно-розыскных мероприятий..." И вот новый сюрприз — скорый суд по пяти серьезнейшим статьям в семь дней! Само начало процесса также оказалось настолько невидимым для общественности, что в первые дни не было ни СМИ, ни народного наплыва. Зал слушаний, надо полагать по этим же соображениям, был выбран настолько мал, что в нем разместились не более 10 -12 человек. Все указывает на то, что действие предполагалось провести келейно и в кратчайший срок. В конечном счете цель была достигнута — журналисты запутались сами и без того в путаном деле: "На проезжей части, прямо за спинами протестующих, остановился белый джип. Из машины вышли двое в камуфляже и касках, — пишет корр. "МК" Юлия Азман, — и навели гранатометы на посольство. Повозившись немного, но так и не разу не выстрелив из них, неизвестные открыли беспорядочную стрельбу из автомата. Потом побросали гранатометы, запрыгнули в машину и скрылись". Для Азман, впрочем, как и для читателей газеты "МК", неважно, что вышел один человек, а для того, чтобы открыть стрельбу из автомата, нужно сначала бросить гранатомет; что стрелять вдвоем из одного автомата по меньшей мере проблематично, и вышли и запрыгнули в машину не двое, а один и т.д. Но для подсудимого каждая такая ошибка грозит многими годами лишения свободы. Ибо точно известно, что Сусликов из машины не выходил, гранатомет не прицеливал, и вообще никто не знает об участниках ничего конкретного. Кроме того, при таком раскладе можно посадить рядом с преступником самого пострадавшего: что делал полковник милиции, сидевший за рулем джипа в тот момент, когда двое прицеливались в здание посольства? Держал машину под парами и корректировал огонь? Что не делает чести врущей напропалую газете, уж вовсе не дозволено суду.

С момента чтения обвинительного заключения процесс приобрел ярко выраженный обвинительный характер, хотя каждому известно, что по Конституции России "судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон". В суде спорят две противостоящие, но равноправные стороны — обвинение и защита. Суд не обвиняет и не защищает, он нейтрален, его единственная задача — разрешить спор. Выслушав обе стороны, суд должен принять решение в соответствии с объемом и качеством доказательств, представленных обеими сторонами. Оказалось, на практике это выглядит совсем иначе. Сам факт, что судья более часа зачитывала обвинение (при полном молчании прокурора), переводит судью по другую сторону от обвиняемого. Затем судья, в рамках проводимого судебного следствия, приступает к пристрастному допросу подсудимого, после чего его допрашивают обвинитель (здесь прокуратуру представляет г.Карпинская) и потерпевший..

С первой же минуты Сусликов, давая пояснения по факту его участия, утверждает, что целью их акции было здание посольства США. Мотивы — протест против бомбардировок Югославии силами НАТО, где ведущую роль играет позиция Америки: "Мы должны были показать американцам, — утверждает подсудимый, — наше отношение к этому вопросу". Тем временем судья умело и тонко поставленными вопросами подводит Сусликова к формулировке, которая определяет его действия как попытку оказать влияние на "слишком вялое реагирование президента Ельцина и его окружения на события в Югославии". Сусликов говорит, говорит много и взволнованно: о готовившейся отправке добровольцев в Югославию, о том, что Примаков развернул самолет и прервал начавшийся было визит в США, о демонстрациях протеста в России, о многовековой традиции взаимопомощи России и Югославии, о варварских бомбежках американских ВВС... Судья перебивает: "Вы были не согласны с политикой правительства Российской Федерации в отношении международного конфликта?" "Ну да, можно и так сказать", — отвечает на ходу, не вникая в суть вопроса, на мгновение сбитый с толку Сусликов. И снова рассказывает с возмущением о событиях, предшествовавших предпринятой ими акции. Но это уже не интересует судью, она выловила из огромного моря сказанного свой крючок с добычей. Теперь это не просто акция против американского здания (ст. 360 УК — "...нападение на служебные помещения, пользующиеся международной защитой", которое наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет) и вовсе не против Америки и НАТО. Теперь это — "оказание воздействия на принятие решений органами власти" , как гласит ст. 205 УК — терроризм. А это — от восьми до пятнадцати. Вежливая и предупредительная судья старается помочь сформулировать сбивчивый рассказ подсудимого, сама обобщает и шлифует окончательную фразу — она творит, потом предлагает это творение обвиняемому принять как его собственное: "Я правильно вас поняла?" Обвиняемый кивает, судья дает знак секретарю, и та пулеметной очередью вбивает в протокол нужный текст.

Словно проснувшись от спячки, в которой пребывала, прокурор уточняет: "Вы своими действиями желали осложнить международные отношения с целью разжигания войны между Россией и США?". Блестяще сыграно в пас "прокурор — судья против обвиняемого": именно "разжигание войны" и "осложнение международных отношений", оба определения — из ст.360. Для прокурора важно другое: воспроизвести особенности, оговоренные в комментарии: "Виновный должен осознавать характер совершаемых действий и их направленность против учреждений, которые пользуются международной защитой". "Обязательной целью при этом является", например, "осложнение международных отношений". При отсутствии такой цели действия подсудимого можно квалифицировать как "преступление, носящее общеуголовный характер", например, как повреждение или уничтожение чужого имущества и, следовательно, обещающее менее суровое наказание. "Война? Нет, какая война, — ошарашенно реагирует Сусликов, — Россия может воздействовать по дипломатическим каналам на позицию НАТО, оказать помощь Югославии, поставив защитные зенитные комплексы против бомбардировщиков..." Это был один из немногих ответов, который не удовлетворил прокурора. Быть может, потому, что обвиняемый инстинктивно априори чувствовал угрозу от прокурора. Другое дело судья. Поэтому в остальном судебный процесс целиком строился на признательных показаниях обвиняемого, что не является достаточным основанием для его обвинения. Мало ли кто или что заставляет человека оговаривать себя! Методы принуждения, используемые во время проведения предварительного следствия, разнообразны и общеизвестны. Возможно, это был не единственный "фингал", о котором пишет та же "МК": "...он не поладил с эфэсбэшниками и перед телекамерами красовался со здоровенным фингалом под глазом". Свидетелей участия именно Сусликова в мероприятии по демонстрации протеста у стен американского посольства нет. "Нападающие были в масках", — утверждает главный свидетель (и он же — потерпевший), начальник отдела координации милиции и общественной безопасности ГУВД полковник Н. Лебедев, который находился за рулем автомобиля. Кстати, об опознании. Теперь это выглядит так. Судья, указывая на подсудимого, спрашивает Лебедева: "Как вы опознаете Сусликова? Он был в маске или нет?" Лебедев: "Я видел в маске". Судья: "Лицо вы смогли определить?" Лебедев: "Если одеть в камуфляж, похож". Судья: "А голос?" Лебедев: "Голос похож... Но разглядеть лицо я был не в состоянии". Впрочем, трудно не опознать человека, если он признан обвиняемым, сидит в клетке на скамье подсудимых и при этом — совершенно один! Что называется — без вариантов. Надо полагать, абсолютный слух и уникальная память достались Лебедеву и впрямь от Бога — два года спустя опознать по одной-двум фразам, сказанным на суде... Впрочем, Лебедев тут ни при чем, ему можно только посочувствовать — сначала попал в переделку, а теперь — в этот фарс, называемый судебным следствием. У Лебедева действительно не было ни одной встречи с Сусликовым до суда, что он и подтвердил. Отвечая на уточняющий вопрос адвоката А.М.Шаламова: "Проводилось ли опознание?" — свидетель ответил: "Нет. Я бы не смог опознать". Однако в зале суда он, Лебедев, будто "опознал" Сусликова по тому, "как тот описывает события". Блестяще! Если учесть при этом, что Сусликов знаком с показаниями Лебедева, а он в свою очередь с показаниями Сусликова (оба не раз обмолвились об этом на процессе), то они просто не могли друг друга не узнать. Можно даже сказать — друзья по взаимному чтению показаний со стажем около года. Любопытно и одно из первых показаний Сусликова, где он неузнаваемым почерком пишет, что во время "ч" находился "в месте известном следствию". Очевидны попытки навести надзирающего прокурора на мысль о том, что он пишет под диктовку.