Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна

• Название: Убийство Сталина. Все версии и ещё одна
• Автор: Александр Костин
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0106-3

Интерес к подробностям смерти И. В. Сталина огромен и продолжает возрастать из года в под. Широко распространены различные версии о насильственной смерти вождя Советского Союза, основное отличие которых друг от друга заключается в том, что в одних версиях в качестве убийцы «выводится» Л. П. Берия, а в других — H. C. Хрущев. Известный историк А. Л. Костин подробно рассматривает и отвергает их как не соответствующие действительности. Но кто же тогда виновен в смерти Сталина? Автор книги, последовательно отслеживая этапы 30-летней борьбы И. В. Сталина с ленинским феноменом «коллективного руководства» страной, не исключает, что эта «война» с собственной партией неминуемо сказалась на состоянии здоровья вождя и приблизила роковую катастрофу марта 1953-го. Поэтому можно сказать, что убийцей Сталина не в криминальном, а в политическом смысле является «партия нового типа», которую, на беду России, создал в начале XX века В. И. Ленин, а в эпоху застоя возглавил другой Ильич — Леонид Брежнев.

---

Второго марта на ближнюю дачу вызвали и сына Сталина — Василия. Он тоже сидел несколько часов в большом зале, полном народа, но он был, как обычно в последнее время, пьян, и скоро ушел. В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что «отца убили», «убивают», — пока не уехал, наконец, к себе.

Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе — он был уверен, что отца «отравили», «убили», он видел, что рушится мир, без которого ему существовать будет невозможно (интересно было бы узнать, с чего это он взял, что отца «отравили» или «убили»? — АХ).

В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, — что не так лечили, не так хоронили. Аллилуева на многих страницах воспроизводит трагедию брата, уволенного со всех постов, ведшего беспутный образ жизни, отсидевшего срок в тюрьме и скончавшегося в Казани в 1962 году в своей однокомнатной квартире. Он прожил всего 41 год.

Книга С. Аллилуевой «Двадцать писем к другу», откуда взят этот пересказ эпизода о смерти Сталина, написана в 1963 году. Советский читатель получил возможность ознакомиться с ней только через четверть века. В 1968–1988 годах автор работала над новым произведением, названным ею «Книга для внучек». Ждать появления его в советской печати пришлось совсем ничего— в 1991 году журнал «Октябрь» опубликовал эту работу. Светлана Иосифовна опять возвращается к теме внезапного заболевания своего отца, а также смерти брата Василия, и считает необходимым дополнить свои старые книги нижеследующими фактами.

Последний разговор с отцом у нее произошел в январе или феврале 1953 года. Он внезапно позвонил и спросил, как обычно, безо всяких обиняков: «Это ты передала мне письмо от Надирашвили?» Дочь ответила отрицательно, поскольку существовало железное правило: писем отцу не носить, не быть «почтовым ящиком».

Через несколько дней после смерти Сталина в квартире в доме на набережной, где жила Светлана Иосифовна, раздался звонок. В дверях стоял незнакомый человек, который назвался Надирашвили. Он спросил, где живут Жуков и Ворошилов, у него собран материал на Берию. Аллилуева ответила: Жуков — на улице Грановского, а Ворошилов — в Кремле, туда без пропуска не войдешь. Через день после этого разговора, а может, даже в тот самый день ей позвонил Берия. Начал издалека, а потом без всякого перехода вдруг спросил: «Этот человек — Надирашвили, который был у тебя, — где он остановился?»

Светлана Иосифовна поразилась осведомленности Берии. А потом ее вызвали к Шкирятову и потребовали объяснений — откуда она знает клеветника Надирашвили, почему он к ней приходил и как она ему содействовала. Более того, ей даже объявили строгий выговор «за содействие известному клеветнику Надирашвили». Правда, потом, после ареста Берии, выговор сняли.

«Таинственный Надирашвили, как я полагаю, — пишет Аллилуева, — все же сумел как-то передать Сталину что-то насчет деятельности Берии. Последовали немедленные аресты всех ближайших к Сталину лиц: генерала охраны Н. С. Власика, личного секретаря А. Н. Поскребышева. Это был январь — февраль 1953 года».

Здесь С. Аллилуева допускает неточность, на которую Н. Зеньковичу следовало бы обратить внимание читателя. На самом деле генерал Н. С. Власик был арестован 15 декабря 1952 года, а А. Н. Поскребышев в январе следующего года.

«Академик В. Н. Виноградов уже находился в тюрьме, а он был личным врачом Сталина, и кроме него никто близко не подпускался. Поэтому, когда во вторую половину дня 1 марта 1953 года прислуга нашла отца лежащим возле столика с телефонами на полу без сознания и потребовала, чтобы вызвали немедленно врача, никто этого не сделал.

Безусловно, такие старые служаки, как Власик и Поскребышев, немедленно распорядились бы без уведомления правительства, и врач прибыл бы тут же. Но вместо этого, в то время как вся взволновавшаяся происходившим прислуга требовала вызвать врача (тут же, из соседнего здания, в котором помещалась охрана), высшие чины охраны решили звонить «по субординации», известить сначала своих начальников и спросить, что делать. Это заняло многие часы, отец лежал тем временем на полу без всякой помощи, и, наконец, приехало все правительство, чтобы воочию убедиться, что действительно произошел удар — как и поставила первой диагноз подавальщица Мотя Бутузова.

Врача так и не позвали в течение последующих 12–14 часов, когда на даче в Кунцево разыгралась драма: обслуга и охрана, взбунтовавшись, требовали немедленного вызова врача, а правительство уверяло их, что «не надо паниковать». Берия же утверждал, что «ничего не случилось, он спит». И с этим вердиктом правительство уехало, чтобы вновь возвратиться обратно через несколько часов, так как вся охрана дачи и вся обслуга теперь уже не на шутку разъярились. Наконец члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, раздели и положили на постель — все еще без врачей, то есть с медицинской точки зрения делая недопустимое. Больных с ударом (кровоизлиянием в мозг) нельзя передвигать и переносить. Это дополнение к тому факту, что врача, находившегося поблизости, не вызвали для определения диагноза».

Следует заметить, что в мемуарах С. Аллилуевой дважды упоминается о некоем враче, находящемся поблизости, но почему-то «не приглашенном» к смертельно больному Сталину. Видимо в системе охраны и обеспечения безопасности вождя имелась служба дежурных медицинских работников, которые наверняка имели соответствующие инструкции по оказанию экстренной медицинской помощи и без всякого «приглашения».

«Наконец, на следующее утро начался весь цирк с Академией медицинских наук — как будто для определения диагноза нужна академия! Не ранее чем в 10 часов утра прибыли, наконец, врачи, но они так и не смогли найти историю болезни с последними данными, с записями и определениями, сделанными ранее академиком Виноградовым… Где-то в секретных недрах Кремлевки была похоронена эта история болезни, столь нужная сейчас. Вот так и не нашли.

Когда пятого марта во второй половине дня отец скончался, и тело затем было увезено на вскрытие, началась, по приказанию Берии, эвакуация дачи в Кунцево. Вся прислуга и охрана, требовавшие немедленного вызова врача, были уволены. Всем было велено молчать. Дачу закрыли и двери опечатали. Никакой дачи никогда «не было». Официальное коммюнике правительства сообщило народу ложь — что Сталин умер «в своей квартире в Кремле». Сделано это было для того, чтобы никто из прислуги на даче не смог бы жаловаться; никакой дачи в данных обстоятельствах «не существовало»…

Они молчали. Но через тринадцать лет — в 1966 году— одна из проработавших на даче в Кунцево в течение почти двадцати лет пришла ко мне и рассказала всю вышеприведенную историю. Я не писала об этом в «Двадцати письмах к другу»: книга была уже написана до того, как я услышала историю с вызовом врачей. Я не хотела в ней ничего менять — ее уже многие читали в литературных кругах Москвы. Я не хотела, чтобы в 1967 году, когда я не вернулась в СССР, кто-либо на Западе смог бы подумать, что я «бежала» просто из чувства личной обиды или мести. Это легко можно было бы предположить, если бы я также написала тогда о смерти своего брата Василия то, что я знала».

Что же знала Аллилуева о брате уже тогда? «Ему тоже «помогли умереть» в его казанской ссылке, приставив к нему информантку из КГБ под видом медицинской сестры… Она делала ему уколы снотворного и успокоительных после того, как он продолжал пить, а это разрушительно для организма. Наблюдения врачей не было никакого — она и была «медицинским персоналом». Последние фотографии Василия говорят о полнейшем истощении; он даже в тюрьме выглядел куда лучше! И 19 марта 1962 года он умер при загадочных обстоятельствах. Не было медицинского заключения, вскрытия Мы так и не знаем в семье, от чего он умер. Какие-то слухи, неправдоподобные истории…

…Василий, конечно, знал куда больше, чем я, об обстоятельствах смерти отца, так как с ним говорили все обслуживающие кунцевской дачи в те же дни марта 1953 года. Он пытался встретиться в ресторанах с иностранными корреспондентами и говорить с ними. За ним следили и, в конце концов, арестовали его. Правительство не желало иметь его на свободе. Позже КГБ просто «помогло» ему умереть».

С. Аллилуева безусловно права, говоря, что брат ее Василий Иосифович Сталин знал об обстоятельствах смерти отца гораздо больше, чем она со слов близких к Сталину лиц. В ее воспоминаниях просто «выпирает» влияние на нее Н. С. Хрущева, который, в знак благодарности за ее «патологическую ненависть» к Берии, не только даровал ей жизнь в отличие от ее брата, но и всячески поддерживал ее во времена своего правления. Другое дело Василий, к которому у Светланы абсолютно отсутствуют сколько-нибудь понятные читателю братские чувства. Все дело в том, что Василий просто не мог не знать об обстоятельствах, предшествующих смерти отца. Он не зря обличал соратников Сталина в организации заговора против отца. Охрана, которая относилась к сыну Сталина весьма уважительно, наверняка рассказала ему кое-что из того, что не должно было стать достоянием даже для самых близких Сталину лиц, тем более не подлежало огласке.