Александр Зимин - Опричнина

• Название: Опричнина
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Территория
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-900829-07-3

Книга выдающегося русского историка A.A. Зимина (1920–1980) «Опричнина Ивана Грозного», вышедшая первым изданием в 1964 году, единственное хронологически организованное и систематизированное изложение событий одной из самых мрачных эпох в истории средневековой Руси, сразу же занявшее место среди классических трудов о прошлом России.

Второе издание книги, получившей авторское название «Опричнина», было задумано сразу же после первого. До своей кончины в 1980 г. A.A. Зимин пополнял текст новыми материалами и соображениями, уточнял оценки и совершенствовал концепцию этого страшного и загадочного периода.

Все авторские дополнения и изменения внесены А.Л. Хорошкевич при участии В.Г. Зиминой.

---

Скудость сохранившегося материала не позволяет окончательно решить вопрос, в какой мере действовали губные учреждения на территории опричнины. До нас дошла лишь одна губная грамота, относящаяся к опричной территории, — Белозерская[1957], но она датируется сравнительно поздним временем (1571 г.). В 1570 г. упоминаются губные старосты в Суздале[1958], а в 1567 г. — на Вологде[1959].

Сведений о деятельности губных старост в других опричных землях у нас нет. Суровый опричный режим не способствовал укреплению выборного дворянского управления на территориях государева удела.

Городовые приказчики в годы опричнины продолжали ведать сбором налогов с местного населения (ямские и приметные деньги, ямчуга, деньги за городовое и засечное дело, посопный хлеб и т. п.). Им поручался сыск ратных людей, укрывавшихся от военной службы[1960]. Городовые приказчики также принимали участие в «отказе» вотчин в монастыри из числа описанных на государя земель опальных княжат и бояр и в других поземельных делах[1961].

Фискальные функции они разделяли с земскими («выборными») старостами[1962]. Городовые приказчики упоминаются главным образом в земских районах Русского государства: на Белоозере (1566–1568)[1963], во Владимире (1569)[1964], Костроме (1565)[1965], Рузе (1568/69-1571/72)[1966], Рязани (1570)[1967], Серпухове (1570)[1968], Туле (1570)[1969], Ярославле (1567–1570)[1970]. В опричных уездах городовые приказчики не упоминаются[1971].

Продолжали свою деятельность ямские приказчики[1972], рыбные приказчики[1973], таможенники[1974] и другие финансово-административные агенты центрального правительства на местах.

Созданная в силу январского указа 1565 г. опричнина представляла собой особую форму управления страной, подчиненную задачам борьбы с удельно-княжеской оппозицией, которая велась в интересах широких кругов класса феодалов. Пересмотр состава государева двора и учреждение опричного корпуса должны были создать прочную опору для проведения правительственных мероприятий. Широкое обеспечение поместьями и вотчинами опричников укрепляло их личную заинтересованность в осуществлении нового политического курса.

Однако опричнина проводилась в феодальных условиях, когда экономические основы централизации не были еще прочными. Этим в конечном счете объясняется то, что формы опричной политики и управления сами были почерпнуты из стародавнего арсенала московской государственной практики времен феодальной раздробленности.

Глава IX Усиление феодального гнета в опричные годы

Искоренение очагов феодальной раздробленности, драматические страницы столкновения царя Ивана с его вчерашними сподвижниками не должны от нас скрывать главного: опричная дубина, ударяя по вельможному барину, другим концом еще сильнее била по русскому мужику. Тяжелые последствия для страны, которые принесла с собой опричнина, во многом объясняются тем обстоятельством, что опричный аппарат в силу его классовой сущности мог выполнять свою историческую задачу, лишь усиливая потоки слез и крови трудящихся масс страны. Недобрая память об опричниках царя Ивана, сохранившаяся в русском фольклоре, и отрывочные данные делопроизводственных документов наглядно и убедительно говорят о том, чего стоил русскому крестьянину и горожанину обрушившийся на страну шквал опричных преобразований.

* * *

В годы опричнины для населения страны страшным бичом были эпидемии и голод.

Первая тревожная весть донеслась уже в начале 1563 г. из новоприсоединенного Полоцка, где начался мор, вызванный последствиями ожесточенных боев за город[1975]. По данным исследователей, это был сыпной тиф[1976]. Эпидемия вспыхнула в Полоцке с новой силой осенью 1565 г., когда там умерло «много людей», в том числе даже местный архиепископ. В декабре того же года появились новые тревожные слухи о том, что «поветрие» обнаружилось в Колывани[1977]. Весной 1566 г. мор распространился на Озерище, затем на Луки, Торопец, Смоленск и вообще «по многим местом»[1978]. С августа по декабрь этого года эпидемия бушевала не только в городах Новгороде, Старой Русе, Полоцке, Озерище, Невеле, Торопце, но и по селам, «и не было кому и мертвых погребати». В сентябре 1566 г. смоленский воевода П.В. Морозов сообщал, «что по грехом явилося в Смоленску на посаде и в Смоленском уезде божие посещение, поветрее на люди: люди умирали многие смертоносною язвою». В связи с этим «государь велел заповедь учинити, что из Смоленска и из Смоленского уезда в московские городы пропущати никакова человека не велел»[1979]. Летописец отмечает, что «лихое поветрие» появилось в Можайске 1 сентября 1566 г. и только благодаря крепким заставам «утишилось». Однако уже 10 сентября новгородский архиепископ сообщил в Москву, что «в Великом Новегороде появилось лихое поветрие на посаде на штинадцати улицах, многие люди умирают знамением»[1980]. С той же осени начали «мереть» люди и во Пскове[1981]. Эпидемия 1566 г. была отзвуком общеевропейского бедствия, так называемой венгерской лихорадки. или огневой болезни, как на Руси называли вспышку сыпного тифа[1982].

В 1567/68 г. моровое поветрие опять бушевало в Новгороде, где «много людей помроша, а которые люди побегоша из града, и тех людей, беглецов, имаша и жгоша»[1983]. В июне 1568 г. Иван IV писал польскому королю, что хотел идти в поход на него, но ему помешало «лихое поветрие[1984].

К мору добавился и недород. Говоря о причинах голода, вспыхивавших то в одних, то в других частях Руси XIV–XV вв., Л.В. Черепнин справедливо замечает, что их следует видеть не только в природных явлениях (недород), рутинности сельскохозяйственной техники, но и «в общих условиях социально-экономического развития Руси». В частности, на крестьянском хозяйстве пагубно отражались многочисленные княжеские усобицы[1985]. Сходные явления мы обнаруживаем и в 60-х — начале 70-х годов XVI в., когда опричные репрессии и правежи и бесконечные войны явились сильнейшим фактором, влиявшим на усиление крестьянской нищеты и голода.

Поволжье осенью и зимой 1566 г. неожиданно подверглось нашествию грызунов, истребивших запасы хлеба и вызвавших вспышки голода[1986]. Это было предвестником больших бедствий.

Уже в 1567/68 г., по сообщению одного летописца, на Руси был «глад… велик, купили на Москве четверть ржи в полтора рубли»[1987]. В следующие годы голод принял угрожающие размеры. Весной 1569 г. в стране «недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней»[1988]. То же самое записывал и летописец Волоколамского монастыря[1989]. Положение еще более ухудшилось в следующем,1569/70 г., когда «мор» был силен по всей Русской земли»[1990]. В Морозовском летописце говорится, что «было в Москве и во многих градех великое моровое поветрие. И таковаго поветрия не бысть, отнележе и царьство Московское начася, понеже невозможно и исписати мертвых множества ради»[1991]. Рисуя положение Русского государства осенью 1570 г., Шлихтинг обратил внимание на то, что «во многих московских городах» в это время был мор. Причем «мрут, — писал он, — сильно в 28 городах, в особенности же в Москве, где ежедневно гибнет 600 человек, а то и тысяча»[1992]. Особенно тяжело было положение зимой, когда «была меженина велика добре на Москве, и в Твери, и на Волоце, ржи четверть купили по полутора рубля и по штидесяти алтын. И людей много мерло з голоду»[1993].

В 1569–1571 гг. в различных районах России резко подскочили цены на хлеб и другие продукты сельского хозяйства[1994]. В Махрищском монастыре цена ржи в 1569/70 г. доходила до одного рубля за четверть[1995]. По другим данным четь в Москве покупали за 60 алтын, в Вологде — по рублю, в Устюге — по 18 алтын и в Холмогорах — по 20 алтын (овес по 12 алтын, пшеницу по 39 алтын, ячмень по 20 алтын)[1996]. Таубе и Крузе голод 1570 г. связывали с новгородским походом Ивана IV: «В общем, тяжело говорить о том бедствии и горе, которые мы видели своими глазами. Все посевы в полях, селах, городах и дворах были сожжены и уничтожены, так что в стране начался такой голод, какого не было со времени разрушения Иерусалима»[1997]. Но это, конечно, ошибка. Страшный голод свирепствовал в этом году не только в России, но и в Литве и Польше[1998].

Особенно тяжелым для России был 1571 год, когда на страну почти одновременно обрушились эпидемии (чума)[1999], голод и нашествие Девлет-Гирея. Летописец сообщает, что с июля до декабря в Волоколамском монастыре «миряня, слугы, и дети, и мастеры все вымерли, и села все пусты, отчасти ся что остало»[2000]. Власти Суздальского Покровского монастыря жаловались, что к декабрю 1571 г. в результате поветрия монастырские люди и крестьяне «вымерли во всех деревнях их»[2001].

Примерно такая же картина была и на Устюге, где появилась моровая язва, от которой в городе погибло до 12 тыс. человек[2002]. В Сольвычегодске поветрие началось летом и кончилось в ноябре[2003]. Дженкинсон в письме от 8 августа 1571. г. писал, что моровая язва «похитила тогда около трехсот тысяч человек, и около того же числа истреблено нашествием Девлет-Гирея»[2004]. Чума в 1571 г. объявилась не только в России, но и в соседних странах, в том числе в Польше[2005]. В Ревеле она бушевала о осени 1570 до весны 1571 г. и летом 1571 г.[2006] «Мор велик» на Вологде заставил царя покинуть эту опричную резиденцию и вернуться в Москву[2007].