Александр Зимин - Опричнина

• Название: Опричнина
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Территория
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-900829-07-3

Книга выдающегося русского историка A.A. Зимина (1920–1980) «Опричнина Ивана Грозного», вышедшая первым изданием в 1964 году, единственное хронологически организованное и систематизированное изложение событий одной из самых мрачных эпох в истории средневековой Руси, сразу же занявшее место среди классических трудов о прошлом России.

Второе издание книги, получившей авторское название «Опричнина», было задумано сразу же после первого. До своей кончины в 1980 г. A.A. Зимин пополнял текст новыми материалами и соображениями, уточнял оценки и совершенствовал концепцию этого страшного и загадочного периода.

Все авторские дополнения и изменения внесены А.Л. Хорошкевич при участии В.Г. Зиминой.

---

Особенно тяжелым для России был 1571 год, когда на страну почти одновременно обрушились эпидемии (чума)[1999], голод и нашествие Девлет-Гирея. Летописец сообщает, что с июля до декабря в Волоколамском монастыре «миряня, слугы, и дети, и мастеры все вымерли, и села все пусты, отчасти ся что остало»[2000]. Власти Суздальского Покровского монастыря жаловались, что к декабрю 1571 г. в результате поветрия монастырские люди и крестьяне «вымерли во всех деревнях их»[2001].

Примерно такая же картина была и на Устюге, где появилась моровая язва, от которой в городе погибло до 12 тыс. человек[2002]. В Сольвычегодске поветрие началось летом и кончилось в ноябре[2003]. Дженкинсон в письме от 8 августа 1571. г. писал, что моровая язва «похитила тогда около трехсот тысяч человек, и около того же числа истреблено нашествием Девлет-Гирея»[2004]. Чума в 1571 г. объявилась не только в России, но и в соседних странах, в том числе в Польше[2005]. В Ревеле она бушевала о осени 1570 до весны 1571 г. и летом 1571 г.[2006] «Мор велик» на Вологде заставил царя покинуть эту опричную резиденцию и вернуться в Москву[2007].

Бежавший в Крым Кудеяр Тишенков в конце 1571 г. говорил там, что «на Москве и во всех московских городех по два года была меженина великая и мор великой, служилые многие люди и чернь в городех на посадех и в уездах вымерли»[2008]. «Великий голод и чума» в опричные годы отмечались и иностранными наблюдателями[2009].

Правительство Ивана IV принимало срочные меры по борьбе с эпидемиями. В конце сентября 1571 г. в опричную Кострому посланы были близкие к царю князь Михаил Федорович Гвоздев, Дмитрий и Данила Борисовичи Салтыковы на «заставу». Такие же заставы размещались в Унже и Галиче. Гвоздев «с товарищи» должны были сообщать в Москву о том, где и сколько умерло народу, при этом «какою болезнею умерли — знаменем ли или без знамяни». Малейшие проволочки вызывали строгие предупреждения из Москвы. Сам Иван Грозный писал Гвоздеву: «Ты для которово нашего дела послан, а то забываешь, большоя бражничаешь, и ты то воруешь!» Царь велел «поветреныя места… крепить засеками и сторожами частыми» и смотреть, «чтобы из поветреных мест в неповетреные места не ездили нихто, никаков человек, никоторыми делы. Чтоб вам однолично из поветреных мест на здоровые места поветрея не навезти… А будет в вашем небрежении и рознью ис поветреных мест на здоровые места нанесет поветрия и вам быть от нас самим сожжеными»[2010]. К концу октября моровое поветрие в Костроме несколько затихло. Но М.Ф. Гвоздев с товарищами по-прежнему должны были сообщать о карантинных мероприятиях, «чтобы однолишно поветрия не перепустить во здоровые места»[2011].

Примерно ту же картину рисует и Штаден. По его словам, «все города в государстве, все монастыри, посады и деревни, все проселки и большие дороги были заняты заставами, чтобы ни один не мог пройти к другому. А если стража кого-нибудь хватала, его сейчас же тут же у заставы бросали в огонь со всем, что при нем было»[2012].

Для населения пограничных районов страшным бедствием была война. Уже в начале 60-х годов от постоянных нападений литовских войск были «вывоеваны» Себеж, Невель, земли под Опочкой и другие псковские места. Летописец рассказывает, как осенью 1562 г. литовцы в псковских волостях «полону много взяша, скота, людей посекоша и церкви пожгоша и дворы боярскиа и земледелцов»[2013]. Особенно опустошительными были крымские набеги. К октябрю 1571 г. во многих полоцких землях «люди разбежались для войны литовских людей»[2014].

Во время нападения Девлет-Гирея в 1562 г. ему удалось захватить большой полон и разорить много посадов у Мценска, Одоева, Новосиля, Волхова, Белева и Черни[2015]. В 1563 г. татары приходили к Михайлову[2016]. В 1564 г. Девлет-Гирей напал на Рязань. Многих беззащитных жителей рязанских мест татары взяли в полон[2017]. В 1565 г. Девлет-Гирей появлялся под Волховом[2018]. Ужасающие по своим размерам опустошения причинил Москве пожар 24 мая 1571 г.[2019]

Такова была та обстановка, в которой происходил процесс усиления крепостничества в России опричных лет.

* * *

Ни расчетливо саркастические записи иноземных наблюдателей, ни пламенные обличения Андрея Курбского не могут дать такой трагической картины бездны народного горя, которую рисуют скупые на риторику, но деловитые и скорбные сведения официальных земельных «обысков» 60-70-х годов[2020].

Исследователь располагает главным образом материалами, относящимися к Новгородской земле, и притом к районам, испытавшим чрезвычайные бедствия: царский погром 1570 г., повседневные стычки на рубеже со шведскими войсками внесли в жизнь новгородского крестьянина и промышленного человека такие трудности, которых, может быть, не знало население других районов России. Но даже с учетом этих местных особенностей случайно дошедшие до нас остатки архива Новгородского дворца являются драгоценным памятником жизни трудящегося люда в опричные годы.

В литературе принято относить «хозяйственный кризис» только к 70-80-м годам XVI в. (H.A. Рожков, И.И. Смирнов, Б.Д. Греков)[2021]. Это, конечно, ошибка, порожденная в какой-то мере состоянием источников[2022]. 60-е годы очень слабо представлены писцовыми материалами. Однако изучение остатков писцовых книг за 50-60-е годы XVI в. и других источников позволяет датировать начало разорения страны не 70-ми годами, а более ранним временем. Этот процесс был неравномерным, он сопровождался в 60-х годах экономическим подъемом южных и отдаленных северо-восточных районов, куда стекалось население, бежавшее из центра от растущих поборов[2023]. Запустение новгородских земель началось еще до введения опричнины, Летом 1564 г. в Бежецкой и Вотской пятинах побывал выборный голова сын боярский Постник Степанов сын Паюсова, который имел задание выспросить, не завладел ли кто ненароком без законных оснований царевыми землями. На обысках «тутошные люди», между прочим, показали, что к тому времени в погостах было уже много пустых поместных деревень. Чаще всего причиной запустения являлись невыносимо тяжелые подати[2024]. К этому старожилы добавляли, что земли у них худые, а налоги не в меру велики. Голод («меженина») и эпидемии («мор») еще редко назывались в качестве причин запустения. Иногда старожильцы сообщали лаконично: «Крестьянин… збежал безвестно»[2025]. Некоторые деревни стояли пустыми уже более 30 лет, но значительно чаще встречались сведения о том, что крестьяне их покинули до 10 лет тому назад, т. е. в 50-х — начале 60-х годов.

Начальные стадии запустения Новгородской земли хорошо показал Н. Яницкий. По его наблюдениям, если в 1551 г. в Бежецкой пятине пустоши составляли всего 3,02 % всех поселений, то к 1564 г. их процент уже увеличился до 12. Итак, «1564 год уже несомненно год кризиса»[2026]. В 107 случаях писцы отметили, что причиной запустения явились непомерные царевы подати и только в 28 — мор, голод и поветрие[2027]. Есть указания, что деревни запустели «от помещикова воровства», «от помещичьих податей» и т. п.[2028]

Б.Д. Греков обнаруживает после 1566 г. (примерно до 1571 г.) бурный рост числа дворов в одном из погостов новгородского архиепископа[2029]. Однако его выкладки основаны на чистом недоразумении. Б.Д. Греков указывает количество дворов во владычных деревнях в 1566 г. и «после 1566» (около начала 70-х годов) в Воскресенском Важском погосте[2030]. При этом он совершает ошибку: основная рубрика дана в писцовых книгах 1563–1566 гг. в соответствии с приправочной книгой 1496 г., а «прибыльные дворы» — по переписи Андрея Михайлова, т. е. на 1563–1566 гг.[2031] Таким образом, рубрики должны быть: 1496 и 1563 гг., следовательно, рост дворов показывает экономический подъем первой половины XVI в., а не конца 60-х годов.

Обрабатывая данные писцовых книг 1563–1566 гг., относящиеся к погостам Обонежской пятины, И.Л. Перельман отмечала, что уже 18 % всех изученных ею деревень запустели. Правда, автор склонна была считать, что «запустение этих деревень произошло не в 50-60-х годах XVI в., а, вероятно, в начале XVI в.» Основанием для этого вывода послужило то, что при описании запустевших деревень упоминались владельцы деревень, жившие там еще в 1496 г.[2032] С такой интерпретацией данных писцовых книг 1563–1566 гг. согласиться трудно. Дело в том, что писцы просто имели под руками писцовые книги 1496 г., откуда они списывали сведения о предшествующих владельцах, не зная точно, кто жил в деревнях в 40-х — начале 60-х годов XVI в., т. е. непосредственно до их запустения.

Что это так, видно хотя бы из указаний книг 1563 г. на количество засева и закоса владельцами погостов и деревень конца XV в., точно соответствующее книгам 1496 г. Итак, мы не можем отнести запустение деревень в Обонежье к началу XVI в., а должны связать его с событиями середины века. Картина напоминает другие районы Новгородской земли[2033].

Запустение резко усилилось к 1571 г. В самом деле, Шелонская пятина уже в 1571 г. запустела на две трети[2034]. Писцовые книги Шелонской пятины за 1571 и 1576 гг., писал исследователь В.Ф. Загорский, «походят на громадные кладбища, среди которых кое-где бродят еще живые люди»[2035]. Выразительная картина рисуется во время обыска поместных и черных земель Вотской пятины, который производился в январе — марте 1571 г. В Новгородском дворце собирали сведения о запустевших деревнях («сколь давна и от чего запустили тия деревни») и о вывезенных из-за помещиков крестьянах. Страшные последствия опричных лет выяснились во время мартовского обыска 1571 г. Кирьяжского погоста Корельского присуда Вотской пятины. И здесь чаще всего крестьяне бежали безвестно «от царевых податей». В 1569/70 г. в деревне Корбесали после смерти Дорофея Еремеева «дворишко распродовали в царевы подати», а его дети «бесвесно збежали» от этих податей[2036]. Случаи, когда дети бежали, «одолжав» после смерти родителей, в Кирьяжском погосте очень часты. Одной из причин запустения и здесь был голод. Так, из деревни Юрика-Ярви крестьянин Иванко Елисеев сбежал в 1566/67 г., «одолжав, хлеб морозом побело»[2037]. Постоянные мобилизации местного населения на подсобные работы в войске несли с собой в погост запустение. Когда крестьянин деревни Сороли Давыдко Исачков пошел в «посоху» в Юрьев и там умер, то двор его в 1567/68 г. запустел[2038].