Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

«Понимаю, — догадался Адам, — ты хочешь знать, чего я хочу. Так знай: я хочу, чтобы мы немедленно поехали на высокий утес и выкопали бочонок».

Касик молчал, и Адам забеспокоился.

«Может быть, — с тревогой спросил он, — бочонка уже нет? Вы отдали его кому-то другому?»

Касик отрицательно покачал головой.

«В чем же дело? Нужно что-то еще?»

Касик знаком показал, что Адам не ошибается.

«Что же именно?»

«Кольцо, — отвечал касик. — Серебряное».

«Как? Моя легенда гласит…»

«Врет», — сказал касик, и больше Адаму не удалось добиться от него ни единого слова.

Разочарованный, он вернулся в Вирджинию и, движимый фамильной страстью к приключениям, устроился репортером в агентство новостей. После битвы при Ричмонде новостей в Вирджинии поубавилось, и молодой репортер изнывал от окружавшей его рутины; и тут в Европе грянула первая мировая война. Конечно же, только там было место Адама. Узнав, что Красный Крест ищет водителей для фронтовых медицинских бригад, он немедленно записался (не забывайте, он был отличным водителем) и к началу июня 1918 года прибыл в Италию через Париж. Каждый день, рискуя собой, он выезжал на передовую. Ровно через месяц, в тот самый момент, когда он раздавал шоколад солдатам в траншеях, снаряд австрийской мортиры разорвался в двух шагах от него, убив одного из солдат и оторвав ноги у другого; несмотря на то, что две сотни осколков буквально изрешетили тело Адама, он героически принялся спасать раненых солдат. В тяжелом состоянии он загремел в госпиталь и, вероятно, умер бы, если бы не бурный роман с медсестрой, немецкой аристократкой по имени… э-э…

(Здесь Вальд выразительно посмотрел на Сида.)

— Опустим детали, — предложил Сид. — После войны Польша получила независимость; Адам ощутил в душе мощный зов предков и, написав в Ричмонд трогательное письмо, с радостью возвратился на историческую родину и обосновался в городе Львове. Вас, может быть, интересует судьба медсестры? Ага… Ну, как бы там ни было, во Львов Адам приехал один; правда, тут же женился (между прочим, на дочери депутата сейма). Родился сын Эдик… но здесь мы временно оставим линию П. и возвратимся к Кампоаморам, бывшей креольской семье, пропустив — подчеркиваю! — не менее пяти поколений.

Все они с наполеоновских времен так и жили в объединенном городе Йебенесе, держали харчевню и были примечательны только тем, что добросовестно передавали детям и внукам старое семейное предание и серебряное кольцо. Даже первая мировая война, столь радикально вмешавшаяся в судьбу Адама П., не оказала на Кампоаморов никакого влияния. Однако в очередном поколении этих, казалось бы, тихих мещан неожиданно проклюнулся ген первого Франсиско, конкистадора; в то время как младшие братья его послушно пошли под ружье к будущему генералиссимусу, этот Франсиско сбежал из Йебенеса и присоединился к республиканским войскам.

Где-то в Кастилии (я не могу указать точней, поскольку информация носила оперативный характер) судьба свела Франсиско Кампоамора с подразделениями международных бригад. Вначале он познакомился с совсем молоденьким мальчиком, поляком по имени… впрочем, в целях конспирации имена интернационалистов были вымышлены, и мальчишка запомнился Франсиско Кампоамору как товарищ Мигель. На самом же деле это был не кто иной, как Эдик П., сын Адама из Львова; сам Адам тоже, по семейной традиции, собирался было на войну, но подоспели выборы в сейм, и он, поколебавшись, предпочел нырнуть в бурные воды политической деятельности. В порядке ретроспективы скажу, что выбор его не имел никакого значения, так как через несколько лет оба они — и повзрослевший Эдик, и папа его Адам — оказались в одном и том же сибирском лагере, только один как иностранный шпион в рядах интернационалистов, а другой как националист на аннексированной территории Западной Украины. Вы следите за перипетиями?

(При этих словах полностью уже обалдевший Эбенизер только и нашелся что молча кивнуть.)

— Затем Франсиско свел дружбу с русской регулировщицей по имени Исабель, не такой молоденькой, как Мигель, да и не совсем регулировщицей, поскольку регулировать в диспозиции войск было особенно нечего; конечно, Франсиско догадался, что она попросту агент НКВД. Но уважение его к Исабель от этого только возросло; забыв обо всех на свете делах, кроме единственного, они не расставались в течение трех суток, пока не был дан приказ об отводе ее подразделения на восток.

Конечно, не только дружбой народов занимался Франсиско Кампоамор — приходилось принимать участие и в театре военных действий, например в осаде толедского Алькасара… знаете эту историю? Комендант, сволочь, заперся в здании и никого не пускал; тогда Франсиско собственноручно изловил его сына и пригрозил, что ежели тот не…

(Тут Вальд опять выразительно посмотрел.)

— Ладно, — сказал Сид, — это детали… К концу войны, почувствовав усталость, Франсиско Кампоамор решил принять приглашение Советского Правительства поехать на отдых в Крым. В поезде он был несколько удивлен большим количеством отдыхающих. Удивление его возросло, когда пришла пора выходить: в Крыму оказалось значительно холоднее, чем он предполагал исходя из школьных уроков географии. Многое прояснилось, когда на соседних нарах обнаружился товарищ Мигель. Замечу, что в Испании их общение проходило на уровне жестов, так как Франсиско, понятно, не говорил по-польски, а Мигель, то есть Эдик — по-испански; великий, могучий русский язык быстро объединял их теперь. Через несколько месяцев, отражая политические изменения, к ним добавился Адам…

Здесь надобно пояснить, мистер Стамп, что в тоталитарном режиме существовала определенная иерархия, высший слой которой составляли чиновники, непосредственно обслуживающие режим, а следующий слой — работники, обслуживающие этих чиновников. Только эти два слоя и были свободными людьми (впрочем, временно, как станет ясно из последующего); все остальные были рабами, то есть сидели в лагерях и работали за бесплатно. Они тоже разделялись на два слоя: высшим слоем считались бывшие бандиты, а низшим — политические; первые через какой-то срок выходили на свободу (хотя и ненадолго), в отношении вторых делалось все возможное, чтоб они так и не вышли. В отличие от Новой Испании, где статус человека определялся пожизненно, гримаса тоталитаризма была весьма подвижной: высшие слои быстро перемещались в лагеря, и чем выше было положение человека до этого, тем ниже он падал. Теперь ясно, что положение троих наших героев было не самым плохим, но не так уж далеко от него. Хотя большинство людей оказывалось в лагерях совершенно не за что, более бесчеловечных условий их содержания мир не придумал; одетые кое-как заключенные тяжко работали в лютый мороз, толпами гибли от болезней и голода…

Глава XIX О голоде и источнике вдохновения. — Телесное наказание. — Пугающий соблазн. — «Это любовь». — Сговор заключенных. — Воздух свободы. — О пользе знакомства с устройством органов. — Ген скитаний. — Сеньор дон П. — Тейпанский облом

При произнесении Сидом последних слов старина Эбенизер неожиданно оживился, вышел из своеобразного ступора, в котором пребывал уже какое-то время, и бесцеремонно вмешался в ткань повествования.

— В этом месте, — сказал он, — я должен объявить перерыв. Мне жаль этих несчастных людей, но все это было давно; в данный же момент от голода страдает один лишь страус, заключенный в моем гараже, и я должен немедленно устранить эту несправедливость.

— Вы ошибаетесь, — с достоинством возразил Сид. — Не знаю, как мой друг, но лично я тоже голоден.

Вальд знаком подтвердил свою солидарность.

— Вы намекаете на то, что я оказываю плохое гостеприимство? — разозлился старина. — Но местный обычай не требует кормить гостей; что же касается напитка, то бутылка давно пуста, и я покамест не вижу оснований доставать еще одну из подвала. Кроме того, вы свободные люди; вы вольны пойти и перекусить в «Тако Белл» или где еще, в то время как страус фактически под арестом. Как вам только не совестно! Я начинаю подозревать, что это вовсе не ваш страус — рачительный хозяин не стал бы морить голодом беспомощное живое существо; вдобавок это не менее жестоко, чем те ужасы, которые ты, мистер Сид, принялся живописать. Желаете спорить?

Друзья устыдились.

— То-то же, — сказал Эбенизер. — Кто со мной?

Вальд и Сид уклонились от ответа.

— Как хотите, — пожал плечами старина и ушел.

— Скажи мне, Сид, — спросил Вальд, как только они остались одни за столом, — какого черта ты понес ему всю эту ахинею?

— Странный вопрос, — обиделся Сид. — Сьёкье ясно сказала — не нужно про воздушное путешествие, придумайте что-нибудь другое. Я и придумываю… Неужели так плохо?