Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

Чего не смогли простить Наташе органы, так это ее брака с бывшим политзаключенным. Она в очередной раз отнюдь не чудом, но напряженной работой мысли избежала ареста — и сделалась тайной, злобной антисоветчицей. Франсиско Франсискович был записан испанцем по паспорту и получил законную фамилию Кампоамор. Женившись, он без особых раздумий назвал сына Франсиско. В тот год, когда этот самый младший Франсиско пошел в школу, кровавый диктатор на полуострове приказал долго жить; через недолгое время Наташа зазвала мужа на кухню, включила по радио музыку и тихонько сказала:

«Вот-вот откроется посольство Испании».

«И что?» — спросил Франсиско.

«Готовься. Будем уезжать».

Франсиско начал готовиться, то есть придумывать речь перед воображаемым чином-соотечественником. Здесь я должен пояснить, что в тогдашней Москве к дверям посольств не подпускали кого попало; возле каждой такой двери стоял человек, одетый в форму милиционера, и бдительно пресекал попытки советских людей войти в контакт с иностранцами. С некоторых пор Франсиско боялся людей в форме; самой большой трудностью в предстоящей ему задаче он считал человека, мимо которого придется пройти.

Значит, так, думал Франсиско. Подхожу к дверям; тут он спрашивает: «Куда?» Я говорю: «На родину-с». Он говорит: «Ваши документики». Достаю кислые свои документики, а то и попросту говорю: «Нету». Он говорит: «Придется пройти» — и вызывает наряд. Не годится: увезут и сдадут кому положено. Другой вариант: спокойно иду себе, нагло, как бы и не замечая человека в форме; только он сообразит, что мимо него прошел нарушитель, а я уже тама. Тут он — свистеть, кричать… а я — бежать со всех ног куда глаза глядят. Тоже не годится: догонят… уже, можно сказать, на родной земле… и опять-таки сдадут кому положено. Может, подождать, когда отвернется? Броситься под машину посла (между прочим — комментарий рассказчика! — не кого-нибудь, а самого дона Хуана Антонио Самаранча, будущего президента МОК)?

Франсиско поделился с Наташей своими мыслями.

«Ты идиот, — сказала Наташа. — Что может быть проще? Подходи к нему и начинай говорить по-испански. Да погромче, да понастойчивей! это вы умеете; не показывай ему, что знаешь хоть одно русское слово. Спросит документы — кричи еще громче, но не вздумай ничего показать. В итоге кто-нибудь из испанской охраны вмешается; или он сам не выдержит, попросит их разобраться. Не разговаривай с охранниками! все они тоже из вашей guardia civil; единственное, что они должны знать — что ты испанец и ты в беде; требуй встречи с любым чиновником, лучше женщиной — там-то и поговоришь о деле».

Так Франсиско и поступил. Не буду перечислять скучные трудности, с которыми пришлось столкнуться далее… скажем так: к концу семидесятых годов семья Кампоаморов, все еще продолжавшая держать харчевню в Йебенесе, разом увеличилась на пять человек; вдобавок Наташа возвратила себе имя, некогда осенившее три счастливейших дня ее жизни.

Престарелые родители Франсиско сошли в могилу один за другим; казалось, они и задерживались на этом свете только затем, чтобы простить блудного сына, познакомиться с белокурой снохой и полюбоваться внуком и правнуком. Надо признать, что оставшиеся йебенесские Кампоаморы были не очень-то рады возвращению Франсиско; несмотря на то, что сорок лет все они честно трудились на благо семейного дела, первейшим законным наследником был именно он. Ладно! родные братья худо-бедно нашли общий язык… а вот отношения молодых поколений, честно скажу, не сложились; да и Йебенес, столь милый теперь сердцу старшего Франсиско, не произвел на молодых никакого особенного впечатления. Видя все это, наш герой спросил мнения своей умной супруги, а потом собрал семейный совет.

«Я люблю вас всех, — сказал Франсиско, — и не хочу, чтобы кто-то чувствовал себя обиженным или обделенным. Не буду отбирать у вас, мои братья, заслуженных вами долей; вместо того войду в дело на равных и останусь в родимом Йебенесе. Что же касается моего сына, невестки и внука, то — как ни горько говорить это именно мне — было бы лучшим для всех, чтобы они перебрались в город побольше. Ясно, что для их устройства потребуются немалые денежки; но поскольку они не будут претендовать на долю после нашей с Исабелью кончины, я хочу, чтобы эта доля была выплачена им прямо сейчас. И конечно, они должны всегда быть желанны в нашей просторной фамильной касе на время лихолетья или даже отпуска».

И все дружно сказали: «Это поистине мудро».

Ген скитаний, пробуждающийся в Кампоаморах с интервалом в сто с лишним лет, вдоволь порезвился по линии старшего Франсиско. Молодая семья перебралась в Толедо (час небыстрой езды до Йебенеса), но через какое-то время разделилась и она: самый младший Франсиско поступил в университет и уехал в Мадрид (еще час езды). Только-только родители переехали вслед за ним, как тот получил отличное предложение в Барселоне.

Тут бы ему и жениться… но здесь, как говорится, заминочка вышла. То одно, то другое… ни одна из невест почему-то никак не устраивала. Годы шли; дряхлеющие его дед с бабушкой Исабелью и стареющие Франсиско Франсискович с женой все чаще вздыхали при встречах. И тут Франсиско познакомился с молодой дамой… у меня нет слов, чтобы описать все ее достоинства. Я также не буду описывать чувства горячего кабальеро, каким был Франсиско к этому времени; скажу только, что большего желания, чем жениться на ней, он в жизни не имел.

У молодой дамы была единственная особенность — язык не поворачивается назвать ее недостатком — она была знатных кровей и не желала выходить замуж иначе как за человека с титулом. Конечно, в наше время прихоть, подобная этой, способна показаться претенциозной или смешной; Франсиско робко попытался разубедить предмет своих воздыханий… однако без толку; единственное, чего он достиг — это фразы «вот если бы…», которая зажгла для него хоть и слабенький, но все же лучик надежды. Обуянный горем, он взял отпуск и со стонами бродил по окрестностям Йебенеса среди заброшенных ветряных мельниц, таких же, с какими некогда воевал Дон Кихот. В отчаянии он поведал о своих невзгодах деду Франсиско… и, к великому изумлению, услыхал:

«Pues, не крушись прежде времени; может, это дело не так уж и безнадежно. Ведь если бы не превратности судьбы, весь наш род был бы давным-давно благородным… э-э, уже триста лет тому». — И старший Франсиско поведал своему превратившемуся в слух внуку ту историю, которую мы так хорошо знаем.

«Вот так-то, — закончил он свой рассказ; — конечно, трудно сказать, признает ли нынешний король открытие нашего предка достойным титула — столько ведь лет прошло! — однако почему не попробовать? Главное — сыскать золотое кольцо…»

«А где серебряное?» — спросил Франсиско.

«Вот», — сказал дед и вложил кольцо в его руку.

«Дед, — сказал Франсиско, — ты даешь мне надежду моей жизни. Но как же найти золотое кольцо?»

«Не знаю. Ты молодой и ученый — думай».

И Франсиско стал думать. Он думал день и ночь, думал весь остаток своего отпуска, и думал дальше, уже приступивши к служебным обязанностям. Два слова — Вальдемар и П. — застили белый свет в его глазах, а в редкие часы ночного забытья назойливо, как неоновая реклама, пылали перед его мысленным взором огненными буквами. И когда его коллега — сеньора, приехавшая из России в порядке обмена опытом — беседуя при нем по телефону, произнесла эти слова, мысль Франсиско выросла до необъятных размеров и затопила его черепную коробку, а лучик надежды в его сердце вспыхнул сверхновой звездой.

«Ана, — сказал Франсиско в крайнем волнении, — ты упомянула в разговоре Вальдемара П.; кто это? Извини за нескромный вопрос».

«Ничего особенного, — сказала Ана, — это просто партнер моего мужа и друг нашей семьи».

«Сколько ему лет?»

«Сорок два… а в чем дело?».

«Ты не могла бы дать мне его телефон?»

«Хм».

«Я понимаю, это выглядит по-идиотски…»

«Может быть, ты объяснишь мне?..»

«Еще раз извини. Я объяснил бы ему».

Ана задумалась. Франсиско ждал, сам не свой.

«Что ж, — сказала она через какое-то время, — если бы ты не был со мною всегда так мил… Возьму этот грех на душу; но у меня два условия».

«Хоть три».

«Двух хватит: во-первых, ты честно предупредишь его, что я сопротивлялась сколько могла, а во-вторых…»

«Что?» — обмирая, выдохнул Франсиско.

«Если твое дело выгорит, с тебя — ужин в Platero y Yo».

«Заметано», — с облегчением сказал наш герой.

«Там дают одно блюдо… Называется cuatro carnes, а именно баранина, телятина, козлятина и свинина — все на одном вертеле, с жаренным на открытом огне перцем и каталанской картошкой в фольге, представляешь?»

«Да. Давай телефон».

«Вот». — Ана написала цифры на бумажке. Франсиско схватил бумажку и молнией бросился в свой бокс. Через минуту он услыхал в телефонной трубке прелестный девичий голосок: