Тенцинг Норгей - Тигр снегов

• Название: Тигр снегов
• Автор: Тенцинг Норгей
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1957

29 мая 1953 года два альпиниста, Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей, впервые вступили на вершину Эвереста. Данная книга представляет собой автобиографию Тенцинга, записаннную с его слов Джеймсом Рамзаем Ульманом.

---

Почти сразу же начал подниматься вверх по ледо­паду отряд во главе с Хиллари. Я в это время рабо­тал в основном с майором Уайли, следил, чтобы бесперебойно шла заброска многотонного груза. За каж­дым участником экспедиции были закреплены строго определенные обязанности – одни прокладывали маршрут через ледопад, другие переносили снаряже­ние, третьи были заняты с кислородной аппаратурой, радиоаппаратами, медикаментами и т. д. В это время врачи проверили здоровье всех участников, и выясни­лось, к несчастью, что у одного из шерпов-ветеранов, Гьялтсена, шумы в сердце. Ему не разрешили идти выше. Таким образом наш отряд сократился на три человека, если считать Жокея и Анг Дава; правда, тут подоспел Дава Тхондуп. Выше базового лагеря должно было работать всего около сорока носильщи­ков; из них человек двадцать пять на участке от За­падного цирка и дальше.

Мы получали почту еженедельно; с ней приходили письма от Анг Ламу и моего друга Митры. Новости были невеселые: Митра созвал собрание, чтобы нала­дить сбор средств для моей семьи, но там было много разговоров и никакого толку, и теперь Анг Ламу бес­покоилась за будущее. «Деньги, деньги, – думал я.– От них не спасешься даже на вершине величайшей из гор». Но что я мог поделать? Ничего. Вместе с тем я не мог позволить домашним заботам отвлекать ме­ня. Это может показаться жестоким и эгоистичным, но я благодарен горам за то, что они помогают мне забывать обо всем остальном, о всяких житейских затруднениях, даже о семье и доме; я думаю лишь о предстоящем мне деле. В базовом лагере и во все последующие дни только одна мысль занимала ме­ня – Эверест, взять Эверест.

Думаю, что нет смысла вдаваться во все детали последовавших нескольких недель. Это уже сделано полковником Хантом в его прекрасной книге. Мы про­ложили маршрут по ледопаду – проложили заново, потому что лед постоянно смещается. Вдоль маршру­та выстроились вехи с флажками. Были вырублены ступени, укреплены веревки, через трещины перебро­шены лестницы и деревянные мостики, и потянулась нескончаемая цепочка шерпов-носильщиков – сна­чала в лагерь II на ледопаде, а затем в лагерь III у подножья цирка. Погода стояла обычная для сере­дины весны: с утра ясно, под вечер облачность и не­большой снег. Не было ни жестоких бурь, ни страш­ного ветра, ни морозов, которые мне пришлось испы­тать осенью. График был составлен так, что бригады чередовались на самой тяжелой работе и каждый из нас время от времени спускался из верхних лагерей вниз, не только до базы, но даже еще дальше по лед­нику до селения Лобудже. Здесь бил ключ, окружен­ный весенней зеленью; благодаря меньшей высоте люди могли быстрее восстанавливать силы. Мне ка­жется, успех экспедиции во многом объясняется тем, что было время для таких вещей. Швейцарцам, как вы помните, приходилось постоянно спешить.

Между тем полковник Хант разрабатывал план восхождения на верхнюю часть горы, и наступил день, когда он сообщил в базовом лагере о своих наметках. Еще до начала экспедиции мне обещали, что я буду включен в штурмовую группу, если позволит здо­ровье. Теперь я прошел врачебную проверку, и врачи объявили, что я здоровее любого другого. Таким об­разом, я получал возможность пойти на штурм, о чем так мечтал и молился. Для взятия вершины отобрали ещё троих: Эванса и Бурдиллона (первая связка) и Хиллари (мой партнер). Как именно мы должны бы­ли действовать, я объясню позднее. В случае неудачи наших двоек намечалось организовать третью; одна­ко это сулило немало трудностей, и все надеялись, что такой надобности не будет.

Я был счастлив, как только может быть счастлив человек, но далеко не все шерпы разделяли мой во­сторг. Вершина ничуть не влекла их к себе, и они не могли понять меня.

– Ты сошел с ума, ау Тенцинг, – говорили они мне. «Ау» значит «дядя»; так они стали звать меня в то время. Конечно, это звучало дружески и уважи­тельно, но заставляло меня чувствовать себя чуть ли не стариком. Они не уставали твердить: – Ты с ума сошел, ау Тенцинг. Ты погубишь себя, а как мы сможем потом смотреть в глаза ание (тете) Анг Ламу?

– Не нойте, словно старые бабы, – отвечал я. – Все будет в порядке.

– Но даже если ты останешься цел, взойдешь на вершину и благополучно спустишься обратно – все равно в этом ничего нет хорошего. Ты только у нас хлеб отобьешь.

– Что вы такое говорите?!

– Если Эверест возьмут, не будет больше экспе­диций, не будет работы.

– Это вы сошли с ума, – сердился я. – Если возьмут Эверест, о Гималаях заговорят во всем мире. Тогда экспедиций и работы станет больше, чем когда-либо.

Потом я просто перестал с ними спорить.

С момента распределения и до самого конца мы с Хиллари составляли одну двойку. От нас не требо­вали тяжелой работы. Мы должны были беречь силы и заботиться о том, чтобы быть в наилучшей форме. Пока остальные прокладывали путь по склону Лхот­се, мы все время ходили туда и обратно между базо­вым лагерем и Западным цирком, перенося легкие грузы, тренируясь с кислородом и помогая молодым шерпам-новичкам преодолевать крутой ледопад. Сколько раз мы проделали этот путь, не знаю, но помню, что мы однажды прошли от базы до лагеря IV и обратно за один день; понятно, что это не уда­лось бы, если бы мы не шли быстро. Хиллари превос­ходный альпинист, обладает большой силой и вы­держкой; особенно хорошо он шел по снегу и льду, в чем много практиковался на Новой Зеландии. Как и положено людям дела, особенно англичанам, он мало говорил, но это не мешало ему быть хорошим и веселым товарищем. Шерпы любили его – он всегда был готов делиться своими продуктами и снаряже­нием. Сдается мне, что мы составляли довольно ко­мичную пару: Хиллари на целых двадцать сантимет­ров выше меня. Впрочем, это нам никогда не мешало. В совместных восхождениях мы отлично сработались, и из нас получилась сильная, надежная связка.

Расскажу об одном случае, показывающем, как мы работали вместе. Уже под вечер мы спускались, страхуя друг друга, по ледопаду из лагеря II в ла­герь I; Хиллари впереди, я за ним. Мы пробирались между высокими ледяными сераками[15], как вдруг снег под ногами Хиллари подался, и он провалился в трещину, крича: «Тенцинг! Тенцинг!» К счастью, ве­ревка, которой мы страховались, была натянута, и я не растерялся – всадил ледоруб в снег и упал плашмя рядом. Мне удалось остановить падение Хиллари – он пролетел всего около пяти метров, – а затем постепенно вытащить его наверх. Я протер дыру в рукавицах, поднимая своего напарника, одна­ко руки не пострадали. Хиллари тоже был невредим, если не считать небольших ссадин. «Шабаш, Тенцинг! Хорошо сделано!» – поблагодарил он меня. Когда мы вернулись в лагерь, он рассказал остальным, что «не будь Тенцинга, пришел бы мне конец сегодня». Это была высокая похвала, и я радовался тому, что смог его выручить. Вообще-то во всем этом не было ничего необычного. Без несчастных случаев в горах не обходится, и восходители должны быть всегда го­товы помочь друг другу.

На цирке мы разбили лагеря III, IV и V, поблизо­сти от тех мест, где годом раньше останавливались швейцарцы. Осенью 1952 года, спеша спуститься вниз, они оставили в лагере IV немало продоволь­ствия и снаряжения; порывшись немного в снегу, я обнаружил теперь оставленное. Надо сказать, что мы пользовались имуществом швейцарцев на протя­жении всего восхождения, начиная со штабелей дров у базы и кончая наполовину израсходованными кис­лородными баллонами у самой вершины.

Впрочем, у меня лично и без того было немало вещей, полученных в предыдущей экспедиции. Не­смотря на превосходное качество британского снаря­жения, я уже привык к швейцарскому и предпочитал его. Особенно мне нравились меховые сапоги – они так чудесно согревали ноги и были к тому же покры­ты водонепроницаемым брезентом в отличие от английской обуви – и швейцарская палатка, в которой я чувствовал себя почти как дома.

Пока мы с Хиллари тренировались на цирке и ле­допаде, другие участники прокладывали путь к Юж­ному седлу. Они шли в основном так же, как мы осенью, после гибели Мингма Дордже, по склону Лхотсе вверх, затем к верхушке Контрфорса женев­цев. Как и швейцарцы, англичане разбили на этом отрезке два лагеря. На это ушло около трех недель, и, конечно, чем выше, тем медленнее продвигался пе­редовой отряд. Кое-кого поразила горная болезнь; Майклу Уэстмекотту и Джорджу Бенду пришлось в конце концов спуститься вниз. Оба были отличные альпинисты, а Уэстмекотта я считал лучшим в экспе­диции по технике лазания. Интересно, что они были оба младшие среди англичан, а я часто замечал, что молодые люди, как бы сильны и ловки они ни были, обычно переносят высокогорное восхождение гораздо хуже, чем старшие, уже имеющие опыт работы на больших высотах.

Разумеется, не родился еще тот человек, который не испытывал бы никаких трудностей на такой горе, как Эверест. Человеку грозит истощение, обморажи­вание, ему не хватает воздуха. Головная боль, воспа­ление горла, потеря аппетита, бессонница… На боль­шой высоте англичанам, чтобы хоть немножко отдох­нуть, приходилось пользоваться снотворными пилю­лями. Мне было легче, чем большинству остальных, возможно благодаря моему знаменитому «третьему легкому». Конечно, я не мог взбежать бегом вверх по горе, однако и на этот раз, как это бывало раньше, я чувствовал себя по мере подъема все лучше и луч­ше. Все время что-нибудь делать, постоянно быть чем-нибудь занятым – вот в чем секрет моей невос­приимчивости к болезням и холоду. Проверять снаря­жение, следить за палатками, греть снеговую воду для питья… А если уж совсем нечего делать, то я сту­чу ногами и руками о камень или лед. Непрерывно двигаться, поддерживать циркуляцию крови, борясь с горной болезнью. Думаю, в этом одна из причин то­го, что у меня никогда не было головной боли и рвоты. И никогда я не принимал снотворных порошков. Если заболевало горло, то я полоскал его теплой водой с солью. На очень большой высоте всегда пропа­дает аппетит, приходится заставлять себя есть, зато из-за сухости разреженного воздуха часто мучит страшная жажда. Мой опыт говорит, что в таких случаях хуже всего есть снег или пить холодную сне­говую воду – от этого только сильнее пересыхает и воспаляется горло. Гораздо лучше чай, кофе или суп. Но еще больше понравился нам во время восхожде­ния 1953 года теплый раствор лимонада в порошке. В предвершинной части горы мы поглощали столько этого напитка, что я стал называть нашу экспедицию «лимонной».