Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

• Название: ЖИЗНЬ в стиле С
• Автор: Елена Муравьева
• Жанр: Исторический детектив

Экстрасенс сообщает Тане: что судьба трижды сводила ее суженым и трижды она проворонила свое счастье. Теперь ей предстоит либо вечно мучиться, либо придется спасти погибших в 1906 году ребят. Таня выбирает второе, забывает о пророчестве, и через некоторое время начинает редактировать роман о бывшей эсеровской террористке. Увлеченная далекими событиями, она не заметно для себя переписывает по-своему чужую книгу и, таким образом, сдерживает данное обещание. После чего к молодой женщине приходят любовь, благополучие, душевное равновесие. Мало того, Таня узнает, что раньше трижды встречалась со своим новым возлюбленным, и именно он - настоящий отец ее детей...

---

Других откровений о нравах, царящих в революционной среде, Ольга не дождалась. Судя по заплаканным глазам, и растерянному лицу вполне хватило того, что она услышала от тетки. И вскоре узнала из столичных «Ведомостей».

«Ура! Мечта моя свершилась. Отныне я — террорист, — с первых строк интриговал читателя автор. — Однако ни стрелять из револьвера, ни бросать бомбы я не намерен. Я — журналист, репортер, и цель моего предприятия — полнее и ярче показать мир загадочных людей, состоящих в таинственной Боевой Организации. Отныне, народ будет знать своих героев, хотят они того или нет.

Вы, господа террористы наверняка, станете искать меня. Думать, кто я: женщина? мужчина? Нет, господа! Я — правда! Правда, которая всегда выплывает наружу. Которую невозможно утаить. Которая побеждает, не взирая ни на что. Посему не тратьте попусту время и силы. Найти меня невозможно. Я везде и повсюду».

После вступления шел заголовок: «Барышни-террористки» и сам текст, читать который без содрогания было невозможно. Истории женских судеб поражали своим трагизмом. Однако Петру удалось избежать и обвинительного пафоса, и сентиментальной слезливости. Он был ироничен и от имени своих героинь почти смеялся над наивностью и доверчивостью провинциальных барышень, дарившим ловким проходимцам девственность, сердце и ключи от шкатулок с семейными драгоценностями.

В финале Травкин превзошел самого себя. Он писал:

«…Что бы, не утверждали террористки о преданности делу и о правильности выбранного пути, одно остается неизменным. Не они выбрали террор, террор выбрал их. Обманным путем девушки были вовлечены в борьбу, обманом удержаны, стало быть, обману и служат. Но не мое дело судить кто прав, кто и виноват. Однако, если методы лживы, могут ли цели быть святы?! Впрочем, поживем — увидим. Продолжение следует».

«Ведомости» с выставленной на показ статьей о барышнях-террористках, Надин оставила на полке буфета. К вечеру газета исчезла. К завтраку Ольга не вышла, сослалась на мигрень. За обедом сидела хмурая и задумчивая, наверное, сопоставляла информацию с собственным жизненным опытом.

Надин про себя тихо молилась: «Господи, дай ей силы, дай ей ума, вразуми мою девочку, пусть она поймет все правильно, пусть остановится пока не поздно».

Увы, в среду племянница отправилась на очередное занятие, откуда вернулась веселая, довольная, без тени сомнений, которые до того аршинными буквами были написанных на ее лице. Перед сном Надин заглянула в спальню к Оле, пожелать спокойной ночи. По обыкновению девчонка крутилась перед зеркалом, с привычным восхищением разглядывая свое отражение.

— Правда, я очень красивая? — прозвучал немедленно любимый вопрос.

— Ну, не знаю, право слово, может быть разве что хорошенькая, — зловредно предположила тетка.

— И вовсе не хорошенькая. Все считают, что я — сплошное очарование и очень нравлюсь мужчинам.

Подтверждая сказанное, с круглого плечика сполз широкий ворот сорочки, оголив сине-алый засос над левой грудью. «Ольга — не девушка! Надин с трудом перевела дух, открытие поразило ее в самое сердце. — Господи, когда она успела? И кто совратил мою девочку? Кто эта сволочь?» Кто — был главный вопрос. Одно дело, если Олька завела шуры-муры с каким-нибудь пацаном и совсем другое, если ее взяли в оборот эсеревские кобели.

Чтобы решить эту загадку Надин подарила племяннице шикарный набор нижнего белья. И тут же обнаружила: по средам и пятницам, в дни, когда на Садовой проходят занятия, племянница надевает обнову. Стало быть, встречи проходят во время занятий, сложила два и два Надин.

Следующее открытие помог сделать Петр.

— Как проходят занятия? Индивидуально или вам читают лекции? — спросила Надин.

— Все проходит на виду у всех. Курсисты сидят чинно и благородно с семи до девяти вечера и слушают преподавателей. Если с кем и беседуют тет-а тет, то накоротке, пару минут, после лекций.

— А как Оля ведет себя на занятиях? — спросила Надин. Если Травкину с его железным самообладанием пришлось во время беседы с эсеровским эмиссаром колоть руку булавкой, то, что же, интересно, испытывала глупая эмоциональная Олька?

— В общем-то, ни как, — ответил Травкин. — Она почти всегда на час-полтора опаздывает и слушает лекции не очень внимательно.

Опаздывает! Надин закусила губу. Племянница приходила на Садовую к шести, однако являлась на занятии спустя час-полтора после начала и, значит, проводила это время с кем-то из жильцов подъезда. Получалось, что любовник Оли — не курсист, не преподаватель кружка, а кто-то из обитателей дома на Садовой?

На эту роль подходил единственный человек. Иван с Витьком провели следствие и выяснили: в подъезде, заселенном многолюдными семействами, имелся всего один холостяк — инженер Сергей Басов. Высокий, худой, с тонким аскетичным лицом, лет тридцати-тридцати пяти — он появляется в арендованной им квартире № 6 наездами по средам и пятницам. В дни, когда проводились занятия!

В очередную пятницу Надин отправилась на «смотрины». Часам к четырем у ворот останавливался шикарный экипаж. С подножки красуясь спрыгнул высокий мужчина в шляпе с широкими полями, укрывавшими лицо, небрежным жестом отпустил извозчика, поздоровался с дворником.

— Посторонись… — заорал Иван, выбегая из-за угла, и, якобы не вписавшись в узкий тротуар, что было силы, толкнул худого. Тот гневно обернулся и выругался в полголоса. Мгновение Надин смотрела на ненавистное лицо Арсения, затем слово в слово повторила грязные слова.

С ними на устах она вернулась домой, с ними уснула, с ними не расставалась весь следующий день.

Олиным любовником был Арсений. Человек страшный, беспринципный, подлый. Самое страшное, самое отвратительное, самое унизительное воспоминание в своей жизни Надин связывала с Арсением Стоило подумать, что подобная участь ждет Олю, как от страха кружилась голова, а от ненависти сжималось сердце.

Девочку следовало вытянуть из этого болота любой ценой.

Два следующих дня Надин с маниакальным упорством искала, что можно противопоставить пагубному увлечению племянницы. И неожиданно нашла. В камине чудом сохранилось обгоревшая, но вполне годная к прочтению страничка письма из Москвы.

«Оленька, девочка моя ненаглядная, — писал адвокат Снегирев. — Ты игнорируешь мои письма. Это справедливо. Я виноват. Я подлый, мерзкий. Я ничтожество. Я изменил тебе. Обманул твои ожидания и надежды. Но пойми, это была слабость, минутная пустая слабость и она больше никогда не повторится. Эта женщина пришла ко мне и в уплату предложила себя. Я не устоял. Я весь день вспоминал наше свидание, потому поддался соблазну и предал твое доверие. Ты отдала мне чистоту, а я изменил тебе, но это пустое, я люблю тебя больше жизни…»

— Вот, сволочь, — рассмеялась Надин.

«Ты отдала мне свою чистоту…» — фраза значила и много, и мало, Надин снова рассмеялась. Олька отчаянно флиртовала со Снегиревым. И возможно, заигралась, «отдала чистоту». Слава Богу, взмолилась Надин. Мысль, что первым мужчиной у Оли был подонок и мерзавец Гурвинский, жгла ее огнем.

«Что ж, раз у Оли со Снегиревым зашло так далеко, я имею полное право вмешаться», — разрешила себе Надин и написала адвокате письмо. В ожидании ответа, она не находила себе места. Племянница каждую среду и пятницу наряжалась, прихорашивалась, душилась и уходила. Надин оставалась и представляла, как Арсений раздевает Олю, укладывает в постель, целует, занимается с ней сексом и толкает, толкает, толкает к последней черте, за которой Ольгу ждет смерть.

Однажды вечером племянница заявила:

— Надюша, прости меня, пожалуйста.

— За что, моя хорошая? — вскинула брови Надин.

— За дурацкое поведение. Я была несносной, я боялась, что вы снова отложите свадьбу, и папенька снова будет страдать.

— Глупая девочка. Разве свадьбой определяется счастье? Мы с Пашей любим и уважаем друг друга. Мы вместе, остальное — мелочи.

— Нет, — возразила Оля. — Папенька думает совсем не так. Он только ради тебя придерживается прогрессивных взглядов, а на самом деле осуждает гражданские браки. Для него венчание очень важно. Он от тебя без ума и теперь совершенно счастлив. Я за него, наконец, спокойна.

Последняя фраза прозвучала зловеще.

— И за тебя тоже, — продолжила Ольга грустно. — Я знаю, как ты его любишь.

— Вот и хорошо.

— Еще я хочу тебе сказать: я тебя очень люблю.

— Я тебя, мой зайчик, люблю в сто раз больше.

Ольга рассмеялась невесело. И незаметным движением вытерла слезы.

«Господи, что она замыслила? Неужели, — испугалась Надин, — она собралась убежать из дому!»

— Ладно, лиса, — стараясь скрыть волнение, произнесла с нарочитым сожалением. — Забирай парижскую шляпу, грабь тетку.

Ольга кивнула.