Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

• Название: ЖИЗНЬ в стиле С
• Автор: Елена Муравьева
• Жанр: Исторический детектив

Экстрасенс сообщает Тане: что судьба трижды сводила ее суженым и трижды она проворонила свое счастье. Теперь ей предстоит либо вечно мучиться, либо придется спасти погибших в 1906 году ребят. Таня выбирает второе, забывает о пророчестве, и через некоторое время начинает редактировать роман о бывшей эсеровской террористке. Увлеченная далекими событиями, она не заметно для себя переписывает по-своему чужую книгу и, таким образом, сдерживает данное обещание. После чего к молодой женщине приходят любовь, благополучие, душевное равновесие. Мало того, Таня узнает, что раньше трижды встречалась со своим новым возлюбленным, и именно он - настоящий отец ее детей...

---

На обратном пути он остановил машину, признался:

— Я твой папа. Я потерял тебя, долго искал и только сейчас нашел.

Никита уставился на Рощина огромными изумленными глазами, в которых медленно и натужно рождались слезы. Он молчал и ждал продолжения.

— Мы жили вместе и очень любили друг друга. Потом поехали на поезде и попали в аварию. Мама сильно ударилась головой, потеряла память, забыла меня. Я долгое время тоже ничего не помнил. Но всегда чувствовал, что где-то у меня есть сын.

Детство, проведенное в окружении мыльных сериалов, сглаживало огрехи выдуманной истории. Никита согласно наклонил голову и уточнил:

— А дочка? Маша ведь тоже твоя? Правда?!

— Конечно же, — немедленно исправился Рощин. Секунду назад он не думал о девочке. Однако услышав имя, встрепенулся. Отдать кому-либо Машуту, даже в воображении, было выше его сил. — Конечно, она моя. Чья же еще? Я долго искал вас. Наконец, нашел. Мне казалось, мама увидит меня, и все образуется. К сожалению, так не получилось. Я для нее пока чужой человек.

— А если она никогда тебя не вспомнит? — забеспокоился мальчик. — Мы снова вернемся домой к тому папе?

— Нет, — уверил Рощин. — Я ни кому вас не отдам. Никогда и ни кому. А за маму не беспокойся. Пройдет время, она полюбит меня снова. Но пока о нашем разговоре никому ни слова. Хорошо?

— Хорошо, — Никита улыбнулся натянуто и тихо спросил: — Ты меня не обманываешь?

— Нет, сынок, — последнее слово далось Рощину с удивительной легкостью.

— Ты меня, в правду, любишь? — Слезы созрели и тихо потекли по круглым розовым щекам.

— Люблю, очень люблю, — просто ответил Андрей. — Хочешь, расскажу, какими мы были счастливыми раньше?

— До аварии?

— Да.

Медовые речи, сказки о счастье, не были обманом. Андрей не отделял себя от слов, которые произносил. Были счастливы — будем счастливы — тонкости временных форм теряли значение. выдуманное прошлое сплетаясь с мечтами о будущем, придавало смысл настоящему. Андрей понял, что томило его в последние дни. Что, обретая ясность, выискивая форму, стелило себе дорогу. «Я хочу этих детей!» — сказал он себе и ощутил, как категоричное бескомпромиссное «хочу» удавкой, затянулось вокруг шеи.

…— Валечка, не ругай меня. Я поступил правильно. Хуже, чем есть не будет. Я устал от одиночества. Таня измучилась от неустроенности. Дети издерганы от постоянных страхов. Нам надо быть вместе. Надо! Зачем иначе эти невероятные совпадения, зачем тоска в душе и головокружительные планы? Зачем?

Валентина минуту обескуражено молчала, фантазия брата не имела предела. Потом потребовала:

— Покажи фотографию.

Андрей открыл ящик стола, протянул два снимка. На одном снимке, сделанном совсем недавно, Никита, с серьезным видом, вглядывался в объектив. На другом, старом, с потрепанными краями, мальчик тех же лет, также насупившись, взирал на мир также серьезно и обстоятельно. Черты лица, поза, то неуловимое, в чем отражается внутренняя природа человека, у ребят были абсолютно идентичны.

– Боже! — прошептала Валя пораженно.

— Это не случайность, — брат ткнул пальцем в глянец картона. — Это знак. Самый настоящий знак. И уже второй. Женщина, как две капли похожая на мою мечту, с сыном похожим на меня и дочкой, от которой я балдею, случайными быть не могут. Понимаешь, не могут. Я только одного не пойму, — продолжил задумчиво, — почему Татьяна такая чужая, неприкаянная, посторонняя. Смотрит на меня и будто не видит. Слушает и не слышит. Она мне нравится. Я чувствую, что нравлюсь ей. Но между нами словно стена, сквозь которую я не могу пробиться. Я не знаю, что делать. Я совсем не знаю, что мне делать, — в голосе Андрея дрогнули растерянные нотки.

— У нее депрессия. Сильная депрессия. Потому тебе не стоит торопить события, — посоветовала Валентина. — Тем паче не надо манипулировать мальчиком, чтобы добиться внимания его мамы. Это непорядочно.

— Ты ничего не поняла, — вскипел Андрей. — Да, я хочу эту женщину. Но детей я хочу в сто, в тысячу раз сильнее. Я просто зверею при мысли, что они уйдут из моего дома. Но они не уйдут. Я этого не допущу. Я заставлю Таню принять мое предложение.

— Но ведь ты не делал Тане предложения.

— И не собираюсь. Я предъявлю ей ультиматум. Я нужен Никите и Маше. Этого довольно.

— Андрей, ты — эгоист. Ты любишь только себя и ради своей прихоти готов унизить другого человека.

— Эгоист, так эгоист, — Рощин с трудом овладел собой. — Так или иначе, эта женщина и дети будут моими. Я так решил.

— Не спеши. Подумай.

— Не о чем думать.

Претворяя решение в жизнь, Андрей потолковал с глазу на глаз с Таниным хирургом и, предваряя, результаты, очередного рентгена, при помощи пятидесятидолларовой купюры, сам поставил диагноз:

— Еще месяц на костылях, правда?

— Зачем? — удивился врач. — У нее все в порядке.

— Без гипса она от меня сбежит, — ни не смущаясь чужого любопытства, признался Андрей.

— Что ж, месяц, так месяц… — согласился доктор, о чем и поведал Татьяне при очередной встрече: — Нулевое сращение. Недельки четыре придется еще потерпеть. Кстати, наведайтесь к физиотерапевту. Он вам покажет комплекс упражнений.

Пока расстроенная Таня путешествовала по лечебным кабинетам, Рощин с Никитой отправились в библиотеку к Валерии Ивановне. По просьбе Тани она подобрала для Тани книги по истории эсеровского движения.

Оппель пришлось парковать метрах в двадцати от входа. Подобраться ближе мешал серый джип, с медвежьей грацией занявший небольшое пространство перед стеклянными дверьми.

— Я быстро, — Андрей щелкнул Никиту по носу и выбрался из машины. Однако не успел сделать и шагу, как почувствовал резкую боль в затылке. Асфальт полетел навстречу. Перед глазами заплясали звезды. Одна очень напоминала рожу пьяного мужика.

— Будешь, паскуда, знать, как мою бабу трахать… — в оглушительную тишину ворвался пронзительный вопль.

Почти не осознавая, что происходит, ухватив каким-то седьмым чувством нависшую опасность, Рощин откатился в сторону. Через мгновение на то место, где он только что лежал, с гулким грохотом опустился лом.

— Сука гребаная, — с матерной бранью пьяный до крайности мужчина лет тридцати рванул дверцу и схватил Никиту.

— Нет! — мальчик захлебнулся отчаянным плачем.

Не обращая внимания на слезы и протесты, мужчина закинул Никиту на плечо и побежал в сторону проспекта. Тонкие детские ручонки и русая головенка взметнулись в сторону, словно кукольные.

Рощин минуту или более недоуменно смотрел вслед похитителю.

«Куда, зачем, какого черта…» Тупые мысли растворялись в бессмысленном полуобморочном равнодушии. Затем яркой вспышкой наступило прозрение. Андрей с трудом поднялся и, прихрамывая, заковылял вдогонку. Перед глазами прыгали разноцветные сполохи, макушка горела, в ушах стоял звон. Каждый шаг, как эхо, отдавал острой болью в висках, однако страх за Никиту толкал Андрея вперед. Расстояние между ним и пьяным сокращалось, вскоре Рощин настиг мужика, толкнул в спину, изловчившись неведомо каким образом, выхватил мальчика.

— Беги в машину и закройся, — приказал в испуганные глазенки. Никита еле заметно кивнул и не тронулся с места.

— Мать твою! — не удержав равновесие, мужик, упал на асфальт, вскочил и бросился на Андрея.

Они катались по земле, обменивались ударами, зверея от ярости и боли. В какой-то момент Рощину удалось преломить ситуацию. Он ткнул что есть силы противника головой в лицо, затем заехал коленом в живот. Пьяный, взвыл от боли, закашлялся, поник. Тогда лишь Рощин узнал в нем Таниного мужа. Даже вспомнил имя.

Генка смотрел на Рощина красными, бессмысленными глазами.

— Козел.

— Пошел ты! — Рощин поднялся, небрежным жестом отряхнул брюки, и тот час кулем рухнул вниз. Генка дернул его за ноги, навалился, врезал приличный апперкот. Ударить в ответ Андрей не успел, Генка сдавил ему горло, перекрыл кислород.

Хрипя и извиваясь, Рощин пытался дотянуться до обломка кирпича, валявшегося неподалеку. Когда это удалось сделать, он впечатал камень в голову противника. Генка заорал от боли и обмяк.

Это и спасло ему жизнь. Стальной лом с гулким уханьем врезался в асфальт в паре сантиметров от виска Генки и резко взмыл ввысь снова. Никита, с перекошенным от ужаса лицом, замахнулся для нового удара.

— Не надо! — заорал Рощин. — Никита! Не смей!

Мальчик замер на мгновение. Его едва хватило, чтобы вскочить и выхватить из детских рук орудие убийства.

— Ублюдок чертов, — закричал Генка. Он лежал лицом вниз, широко раскинув руки и ноги, и орал злые слова. — Что б, ты, сдохла грязная сука со своим паршивым отродьем. Шваль, падла, курва.

— Сам шваль, падла… — Никита, выскользнув из-под руки Рощина, бросился на Генку. Ударил ногой под ребро. И, отброшенный крепкой рукой, отлетел в сторону.