Дина Ратнер - Бабочка на асфальте

• Название: Бабочка на асфальте
• Автор: Дина Ратнер
• Жанр: Современная проза

Давид Рабинович, пожилой репатриант из России, ждёт в гости внука-солдата ЦАХАЛа и вспоминает всю свою жизнь…

…молодой специалист на послевоенном заводе, женитьба на русской женщине и сын от неё, распад семьи, невозможность стать абсолютно «своим» на работе и в коммунальном быту, беседы со священником Александром Менем и разочарование в его учении, репатриация, запоздалое чувство к замужней женщине…

---

Маленького нужно было перепеленать, его положили на стол, развернули одеяло, пелёнки. Худенький с тоненькими ручками и ножками он чувствовал себя вполне комфортно и смотрел на стоящих вокруг родных. Скользнул взглядом по бабушке, задержался на матери, вгляделся в отца, а когда дошёл до меня — остановился, словно узнал родную душу. Сколько потом ни звали, ни цокали языком мама, папа, прабабушка, стараясь привлечь внимание младенца, он не сводил с меня глаз.

Мальчик ко мне пришёл в этот мир, потому что я его ждал и хотел больше всех.

Внук левым глазом косил также как и сын, когда его привезли из роддома. Потом глаз выправился. Мама рассказывала, я тоже родился с косящим глазом.

Ребёнка перепеленали, Роза взяла его на руки, встала перед висящим на стене овальным зеркалом в золочённой антикварной раме, гордо вскинула голову и спросила:

— Мне идёт?

— Что идёт? — не понял я.

— Ребёнок идёт? Как я смотрюсь?

— Прекрасно! — Восхитился Лёня. — Прямо мадонна с младенцем.

Вот уж на такое сходство моя сноха не тянула, нежный взгляд мадонны обращён к младенцу, а Роза любовалась собой. Опять же нижняя челюсть у неё тяжеловатая, что предполагает властный характер.

— Так и буду ходить с ним по улице Горького, — заявила Роза, оглядывая себя в зеркале.

«И всем, кто на тебе не женился, нос утрёшь» — хотел было добавить я, но смолчал.

Отца Берты Моисеевны и отца моей мамы звали Элияху. Вот мы и решили с бабушкой, по-родственному доверительно глядя друг на друга, дать мальчику имя Эли — Илья.

Молодые упирались, им нравилось имя Сергей, но наша взяла — внука назвали Илюшей.

Казалось бы, всё хорошо, семейная жизнь у молодых наладилась, но могучий темперамент моей невестки гнал её из дому. Однажды я был свидетелем такой сцены: Роза пришла домой поздно вечером вся расцарапанная с синяком на скуле.

— Что случилось?! — Всполошился сын.

— Представляешь, эта сука набросилась на меня как сумасшедшая.

— Кто?

— Ей, видите ли, не понравилось, что я пришла к нему в мастерскую картины смотреть. Эта стерва явилась…

— О ком ты говоришь? — перебил в нетерпении Лёня.

— Ну, художник он, и я ходила смотреть его живопись.

— И что?

— А эта потаскуха избила меня. Не видишь что ли! В суд подам. Будешь свидетелем.

— Каким свидетелем? — Недоумевает Лёня.

— Она избила меня ни за что! — раздражаясь его непониманием кричит Роза. — Ночью, говорит, картины не смотрят. Какая разница ночью или днём. Пусть докажет! Между нами ничего не было.

— Но…, но так поздно действительно…

— Как! Ты мне не веришь?! — Задохнулась в гневе Роза. — Да кто ты такой? Он художник! А ты что можешь? Его картины иностранцы на валюту покупают!

Лёня растерянно молчал, а я, чтобы не усугублять его унижение своим присутствием, поспешил уйти.

Вскоре сын вернулся ко мне, я так и не успел завести котёнка. Внук стал жить на два дома, первую половину недели — у мамы, вторую — у нас. Какая радость смотреть в глаза ребёнка и представлять его неограниченные возможности. Он начнёт образование не с нуля, как я, а с вопроса «что есть истина». Постижение истины начинается с умения отличить добро от зла, что отгородит его от страданий.

«Я есмь истина» — говорил Христос римскому наместнику. При этом Иисус не придумал ничего нового — не изменил лежащий во зле мир. Сколько раз я мысленно проговаривал с о. Александром наш несостоявшийся диалог. Ведь сценарий деяний Христа заимствован из еврейских Писаний, — доказывал я. В Евангелие от Марка Иисус въезжает в Иерусалим на необъезженном ослике, которого попросил привести ему, ибо так сказано в Писании. А когда за Иисусом пришли воины, он мог уйти, спрятаться, но согласно пророчеству, должен был пострадать и потому выходит к стражникам и говорит: «Это я». Более того, провоцирует на предательство своего самого понятливого ученика: «Один из вас предаст меня» На вопрос: «Кто же?», отвечает: «Кому я, обмакнув хлеб, подам». Подал Иуде и тут же торопит его: «Что делаешь, делай скорей». И уж, конечно, не ради тридцати сребреников, а ради подобия пророчеству указал Иуда на своего любимого учителя. Только очень уж чудовищным оказалось средство даже ради такой высокой цели. Иуда не выдержал — покончил собой.

Что же касается текстов Исайи, — продолжал я мысленный диалог с о. Александром, — так Исайя пророчествовал о справедливом царе, отвергающем зло, выбирающем добро, и как следствие — непобедимость Иудеи. Все пророки утверждали: Мессия, избавитель Израиля, соберёт народ свой, но случилось обратное и не настал столь долгожданный век добра и справедливости. Христос не начертал ни одного закона, главным образом утверждал необходимость смирения. Но стремление победить зло, изменить мир требует больше мужества и усилий ума, чем смирение.

С последним утверждением о. Александр согласился бы, его еврейский темперамент часто брал верх над христианским непротивлением. Помню, он говорил своей пастве в радостном возбуждении: «Нельзя ограничиваться в своих жизненных устремлениях, в работе, в творчестве чем-то средним, посильным. Надо ставить перед собой самые высокие задачи, брать неприступные вершины».

Эти слова я несколько раз пересказал сыну, напомнил, и когда он вернулся от Розы домой, я убеждал его заняться чем-нибудь серьёзно:

— Если сейчас не пишутся стихи, можно попытаться стать журналистом.

— Нет у меня сил всё начинать сначала, — горестно отмахивался он от моих наставлений. — Зря ты меня не заставил заниматься музыкой, нужно было как Моцарта в детстве — привязать ремнями к стулу. В музыке больше чувств чем в слове. Я, когда слушаю Бетховена, Шопена, освобождаюсь от земных желаний и, как выпущенная стрела, устремляюсь вверх. Самому же играть, упражняться часами — не получалось, не мог преодолеть скуку однообразных повторений. Иногда, после долгой игры, вдруг мерещилось что-то вроде прозрения тайны соединения звуков.

Казалось, ещё мгновение и постигну то, что ремесленника делает гением. И именно в тот момент, когда вспышка молнии вот-вот пробьёт два разнонаэлектризованных облака — соединит две, казалось бы, противоположных мысли, мне чего-то нестерпимо захочется. Жаренного мяса, например. И чем больше старался заставить себя усидеть на месте, тем сильнее одолевало плотское желание. Словно, дьявол искушал. Тут же бросал на сковородку, вытащенные из холодильника мороженые куски, и не дожидаясь пока они прожарятся, разрывал зубами горячее с кровью мясо. А после еды трудно сосредоточиться, голова теряет ясность, хочется отдохнуть.

— Музыку проехали, давай думать о журналистике. Тоже литература, только другой жанр. У тебя острый глаз, подмечаешь характерные детали. Хандра твоя пройдёт.

Подумаешь, жена изменила, ушла. С кем не бывало.

— Знаю, знаю, теперь ты скажешь: нужно работать и не стремиться к сиюминутному успеху; и, случалось, после смерти безвестного летописца находили его бесценные рукописи. Всё это уже слышал, но я не монах, я жить хочу сегодня, сейчас.

— Понимаю. Одиночество обесценивает твои усилия. А ты всё-таки сосредоточься ради завтрашнего дня, сделай всё, что от тебя зависит. Крыша над головой у тебя есть, хлеб тоже.

— Я, когда от Розы уходил с чемоданом, — тяжело вздохнул сын, — казалось всё сжалось, скукожилось, мир утратил краски, запахи, звуки — шёл по серой мёртвой улице, боялся упасть, потерять сознание. Дома превратились в пустые бетонные коробки, они наползали, громоздились друг на друге. Бред, галлюцинация. Знаю, не вернётся она ко мне, и всё-таки жду. Не могу я писать в таком раздрызганном состоянии.

— А успокоишься, может случиться не о чём станет писать. Увы, в мире больше страданий чем радости. Люди в принципе одиноки, но одиночество — не только отчаянье, но и независимость. Нужно преодолеть состояние сегодняшнего дня, когда кажется — всё утратило смысл. Такое бывает не только от неудач, недостатка, но и от избытка, пресыщения. Мудрый царь Соломон, имея тысячу жён, испытав все радости мира, убедился, что не удовольствия выстраивают жизнь, не они дают ей содержание. «Суета сует, всё суета», — сказал он в конце дней своих.

— Но если мудрый из мудрых ничего умнее, как предаваться сладострастию, не придумал, значит большего удовольствия не существует. — Возразил Лёня.

— Он хотел упрочить мир с соседними племенами, вот и брал в жёны дочерей тамошних царей.

— Да, но не тысяча же народов окружали его владения. К тому же такой метод подействовал с точностью наоборот; израильское государство пришло в упадок.

Мудрец фраернулся.

— А ты сам можешь представить идеальный, справедливый мир? Попробуй, сделай его таким, каким он должен быть. Напиши рассказ о желаемых отношениях с Розой.

— Не могу, — грустно усмехнулся Лёня. — Самое ужасное, любви то и не было.