Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

• Название: Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
• Автор: Николай Скабаланович
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5–89740–107–4

Николай Афанасьевич Скабаланович (1848–1918) — профессор общей и церковной истории Санкт–Петербургской Духовной академии, доктор богословия, один из самых талантливых русских церковных историков. Его основополагающая работа «Византийское государство и Церковь…» — это настоящая энциклопедия по Византии, непревзойденный во многих отношениях даже по настоящее время научный труд, в том числе и по своим литературным достоинствам. В приложении даются статьи «Византийская наука и школы в XI в.», «О нравах византийского общества в Средние века», «Разделение Церквей при патриархе Михаиле Керулларии» и другие, позволяющие с большей полнотой и вниманием остановиться на конкретных вопросах как внутренней истории Византийской империи в целом, так и истории Византийско–Вос–точной церкви в частности.

Для всех интересующихся историей Церкви и историческими судьбами Православия.

---

В гражданских спорах между духовным лицом и мирянином имело силу после Юстиниана правило,[2305] что дело должно разбираться на суде той стороны, к которой принадлежит ответчик. Лишь тогда, когда мирянин-ответчик давал согласие на разбор дела у епископа, последний постановлял решение. В этом последнем случае епископ пользовался, собственно говоря, властью третейского судьи, способной иметь приложение даже тогда, когда истец и ответчик (обе стороны) были миряне.[2306] Впрочем, рано обнаруживается тенденция превратить это третейское право в настоящую судебную власть. В связи с ней видим попытки причислить к области церковных дел, не подлежащих светскому суду, все религиознонравственные отношения, как-то: вопрос о брачных препятствиях, разрешении и расторжении браков, а также о благотворительных учреждениях, Желание встать в соответствие с этой тенденцией оказывается уже в Эпанагоге,[2307] император же Алексей Комнин прямо постановил в 1086 г., чтобы все дела брачные и касающиеся душевного спасения судимы были духовными судьями.[2308] Впрочем, в этих делах продолжали пользоваться юрисдикцией, как до Алексея, так и при Алексее, и светские судьи, которые иногда полагали даже решения, противоречившие решениям духовного суда.[2309]

Решались дела в дикастирии епископа, в митрополичьем и патриаршем синоде,[2310] при личном участии епископа, митрополита и патриарха, или через уполномоченных;[2311] на епископа апелляция шла к митрополиту, на митрополита к патриарху, но на решение патриарха, подобно тому как и на решение императора, апелляции не допускалось, возможен был только пересмотр (άναψηλάφησις).[2312]

Не будем останавливаться на подробностях судебной процедуры, видах судебного доказательства и наказаний по суду. Так как в XI в. практические источники права были прежние,[2313] то и эти принадлежности судебной организации оставались в прежнем положении. По-прежнему принимали участие в процессе адвокаты (συνήγοροι),[2314] из которых одни состояли на жалованьи у правительства и защищали его интересы, были адвокатами фиска, другие пользовались гонораром от своих клиентов; по-прежнему имели на суде доказательную силу документы и показания свидетелей, присягавших до или после дачи показаний,[2315] в спорах о межах употреблялось иногда крестопрохождение,[2316] были также в ходу пытки, в качестве судебной улики, в применении как к людям незначительным, так и к знатным;[2317] в сродстве с пытками находилось и испытание огнем, своего рода суд Божий, который во время похода против болгар, при Парапинаке, был применен к одному стратиоту из македонской тагмы;[2318] попрежнему наказаниями были, смотря по степени вины, смертная казнь,[2319] членовредительство (ослепление, отсечение носа, руки, языка), битье кнутом и плетьми с острижением волос (κουρά), конфискация имущества и ссылка,[2320] заключение в тюрьму[2321] или в монастырь/ наконец, денежная пеня,[2322] которая или поступала в казну, или же в пользу пострадавшего и его родственников в виде утешения (εις παραμυθίαν).[2323]

Сделаем в заключение несколько замечаний об успехах, каких достигли в наш период принципы равенства перед судом, правды и милости, которые не без основания можно считать показателем уровня развития в человечестве гуманных идей.

Первый шаг в этом отношении сделан был еще в иконоборческом законодательстве. Эклога уравнивает подданных, не делая различия между знатным и простолюдином, богатым и бедняком, назначая одинаковые наказания тем и другим (за исключением штрафов, размер которых определялся применительно к степени состоятельности); вместе с тем Эклога стремится к большему человеколюбию (εις τό φιλανθρωπότερον) и достигает этого тем, что за некоторые преступления, за которые прежде полагалась смертная казнь, назначает членовредительство.[2324] Об уравнении граждан перед лицом суда заботился перед началом нашего периода Василий II. До Василия II действовал старинный закон, отводивший на суде привилегированное место лицам титулованным, сенаторам. По этому закону все имевшие чин не ниже протоспафария, будучи повинны в умышленном убийстве, наказывались только потерей сана и чести, а не смертной казнью. Василий II 5-м параграфом новеллы 996 г. узаконил, чтобы на будущее время все чиновники, уличенные в убийстве или составлении заговора, наущении других к этим преступлениям и пособничестве, были наказываемы смертной казнью наравне с не имеющими чина, так чтобы чин не приносил им в этом случае никакой пользы.[2325] Разумеется, прежний взгляд на людей привилегированных не мог быть вытеснен из судебной практики сразу, узаконением Василия II — антиохийский дука Никита, преследуя в 1034 г. антиохийцев за убийство Саливы, руководился старым воззрением на преимущества властельского сословия в суде, сравнительно с убогими, когда около 100 человек из простых горожан подвергнул смертной казни, а 11 человек, отличавшихся богатством и происхождением, наказал лишь конфискацией имущества и отправил в Византию в узах.[2326] Но важно было то, что новеллой Василия II положено было прочное юридическое основание и открыта дорога для проведения в жизнь принципа равенства перед судом. Из государей, заботившихся об уравнении подданных перед судом, известен Константин Дука, который стремился к тому, чтобы все были одинаково судимы (της ίσης ροπής άξιούμενοι), крестьяне наравне с властелями. Этому же государю принадлежит честь введения большей мягкости в судебных наказаниях, честь умаляемая лишь тем, что не без влияния при этом оставался фискальный мотив. Законодательных мер принято не было, но de facto в Царствование Константина Дуки изгнаны были из употребления смертная казнь и телесное изувечение. Он, вступив на престол, дал обет никого не лишать жизни и не увечить, и свой обет сдержал.[2327] Пример Константина Дуки хотя нашел подражателей,[2328] не превратился однако же в постоянное правило. После него сделал попытку ввести справедливость и некоторую человечность в судах Никифор Вотаниат, и сделал это на почве законодательной. Новелла Вотаниата от 1079 г. в большей части своих пунктов не представляет чего-нибудь нового, а лишь простое возобновление старых узаконений, с течением времени забытых. Еще Феодосий постановил, чтобы между судебным приговором, присуждающим к смертной казни или членовредительству, и приведением его в исполнение проходило 30 дней. В основе постановления лежало желание, чтобы приговор был беспристрастен и справедлив; месячный срок был достаточен для того, чтобы страсти улеглись, и если под их влиянием постановлено неправильное решение, то чтобы оно было изменено. Этот закон с течением времени сделался мертвой буквой, — приговоренный отдаваем был в руки палача или тотчас, или немного спустя после приговора и формального его объявления. Вотаниат возобновил старый закон, повелев, чтобы между приговором и его выполнением проходило 30 дней; в течении этого времени осужденный должен находиться под стражей, и только если по истечении 30-дневного срока не последует помилования или смягчения участи, должна приводиться в исполнение смертная казнь или чреновредительство (θανάτου, ή τής άλλης εις σώμα διά σιδήρου πληγής). Вместе с тем Вотаниат обратил внимание на одно обычное в Византии злоупотребление, противоречившее справедливости. Обыкновенно случалось, что император, достигший престола с помощью политического переворота, или почему-нибудь нерасположенный к своему предшественнику, обрушивался местью на его родственников и слуг, которые были привлекаемы к суду и осуждаемы, иногда без всякой вины. Вотаниат, называя такое действие противозаконным, рекомендует будущим государям, под страхом анафемы, не подвергать преследованию слуг и родственников своих предшественников, не конфисковывать их имущества и не доводить до нищеты. Чтобы какой-нибудь император не забыл и, по забвению или незнанию, не стал нарушать этих узаконений, Константинопольскому патриарху вменено в обязанность напоминать о них. Кроме того, Вотаниат оживил патриаршее право печалования за осужденных и сосланных преступников. Так как возможны были случаи, и действительно бывали, что царь совершенно забывал о некоторых ссыльных и те долгое время влачили жалкую жизнь, без надежды на помилование, то на будущее время постановлено, чтобы Константинопольский патриарх регулярно три раза в году, раз через каждые четыре месяца, напоминал царю о ссыльных, дабы царь, по долгу справедливости и для душевного своего спасения, мог возвратить на родину тех, которые, по его убеждению, окажутся понесшими достаточное наказание, и оставлял в ссылке лишь тех, которых найдет недостаточно еще наказанными.[2329]

Глава девятая

В связи с политическими событиями и государственным устройством нам приходилось касаться в предшествующих главах и церковной сферы, указывать роль, принадлежавшую de facto и de jure Церкви и православному духовенству в гражданских вопросах. Так, отмечено участие Константинопольских патриархов и лиц высшего духовенства в династических переворотах, значение духовных лиц как членов высшего государственного учреждения — синклита; социально-общественное положение духовенства не только как духовного сословия, но и как сословия властельского, несшего государственные тягости и платившего подати, значение монастырей как харистикий, и духовного суда в применении не только к духовным, ной к светским лицам, и пр. Теснейший союз государства и Церкви составляет характеристическую особенность церковногосударственных отношений в Византии. Развитие церковных учреждений и церковного управления совершалось параллельно и в соответствии с развитием политических учреждений и государственного управления, государственная власть принимала деятельное участие в церковных вопросах, вторгаясь в область церковного хозяйства и присваивая себе право назначения на церковные должности и устранения от этих должностей; в свою очередь, духовные лица принимали деятельное участие в гражданских делах, не только косвенное, путем нравственного влияния на народную массу, но и прямое, в качестве руководителей внешней и внутренней политики, а также непосредственных участников в важнейших политических предприятиях и общественных движениях. Взаимодействие государства и Церкви было полное: влияние государства обнаруживалось начиная с патриарха, продолжая митрополитами, епископами, клириками и оканчивая монахами, в свою очередь лица разных степеней церковной иерархии, как белое, так и монашествующее духовенство, пользовались влиянием в государстве, занимали места первых министров, разные мирские должности в центральном и областном управлении, выступали на сцену как руководители партий, государственные послы и посредники между враждующими сторонами. Способ обнаружения влияния как с той, так и с другой стороны во многих случаях шел вразрез с каноническими правилами, неканоничность его сознавалась и высказывалась современниками, тем не менее факт продолжал существовать, к нему привыкли и с ним мирились, протест заявляем был только тогда, когда нужно было прикрыть ширмой законности личные или сословные интересы, — если и были в наш период попытки привести факты в согласие с церковным правом, то они касались только некоторых сторон церковной дисциплины и некоторых вкравшихся в церковную жизнь злоупотреблений, не затрагивали положения вещей в их корне и не несли никаких существенных изменений в фактическом строе.