Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

• Название: Поэзия английского романтизма XIX века
• Автор: Уильям Блейк
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1975

В книгу вошли произведения таких авторов как: Вильям Блейк, Вальтер Скотт, Сэмюель Тэйлор Кольридж, Вильям Вордсворт, Роберт Саути, Томас Мур, Джордж Гордон Байрон, Перси Биши Шелли и Джон Китс.

Перевод с английского С. Маршака, О. Чухонцева, Е. Витковского, В. Левика, В. Микушевича, В. Топорова, А. Блока, В. А. Жуковского, В. Потаповой и др.

Вступительная статья Д. Урнова.

Примечания Е. Витковского.

---

Вопрос и ответ

Перевод С. Маршака

Расскажите-ка мне, что вы видите, дети?
— Дурака, что попался религии в сети.

Богатство Перевод С. Маршака

Веселых умов золотые крупинки,
Рубины и жемчуг сердец
Бездельник не сбудет с прилавка на рынке,
Не спрячет в подвалы скупец.

Разговор духовного отца с прихожанином Перевод С. Маршака

— Мой сын, смирению учитесь у овец!..
— Боюсь, что стричь меня вы будете, отец!

«Леность и обман блаженный…» Перевод В. Потаповой

Леность и обман блаженный —
Красоты наряд бесценный.

Искательнице успеха Перевод С. Маршака

Вся ее жизнь эпиграммой была,
Тонкой, тугой, блестящей,
Сплетенной для ловли сердец без числа
Посредством петли скользящей.

ИЗ «МАНУСКРИПТА РОССЕТТИ» (1800–1803)

Призрак и эманация Перевод В. Потаповой

[47]

1

Мой Призрак день и ночь теперь
Следит за мной, как хищный зверь,
А Эманация[48] — мой грех
Оплакивает горше всех.

2

В бездонной глубине, в бескрайней,
Дивимся втайне, плачем втайне.
Под вихрем, воющим в алчбе,
Крадется Призрак мой к тебе[49] —

3

Узнать, обнюхивая снег,
Куда направишь ты свой бег.
Сквозь частый дождь и зимний град,
Когда воротишься назад?

4

В гордыне, ты затмила бурей
Блеск утренней моей лазури.
Ночь, — с ревностью и неприязнью, —
Слезами кормишь и боязнью.

5

Семь раз любовь мою сразил
Твой нож, семь мраморных могил
Я воздвигал, с холодным страхом,
И хмуро слезы лил над прахом.

6

И семь еще осталось милых:
Они рыдают на могилах.
И семь любимых, не тревожа
Мой сон, жгут факелы у ложа.

7

Мне семь возлюбленных, в постели,
На скорбный лоб венок надели
Из виноградных лоз и, в жалости,
Прощают все грехи — до малости!

8

Когда, сменив на милость гнев,
Вернешься — оживить семь дев?
Ответь, когда вернешься ты
Для всепрощенья и доброты?

9

«Не вернусь, — не жди и ведай:
Я горю одной победой!
Живой, — мне быть твоею милой,
А мертвой, — быть твоей могилой!

10

Сквозь небо, землю, рай и ад
Помчусь вдогон — мне нет преград!
Дни и ночи напролет
Длиться будет мой полет».

11

Мой долг — избавиться от власти
Гееннской рощи, женской страсти,
Затем, чтоб Вечности порог
Достойно преступить я мог.

12

Не дам тебе насмешки множить!
Тебя я должен уничтожить
И, сотворив другую стать,
Слугу судьбы моей создать.

13

Покончим оба, по условью,
С гееннской рощей и с любовью
И у́зрим, вне ее игры,
Блаженной Вечности миры.

14

Нам жить — в прощенье обоюдном.
Не так ли в поученье чудном
Спасителем изречено?
Се хлеб, — сказал он, — се вино.[50]

О девственности девы Марии и Джоанны Саускотт Перевод В. Потаповой

[51]

Содеяли с нею добро или зло?
Не знает сама; безмятежно чело.
И некому это поставить в укор:
Ничья тут заслуга, ничей тут позор.

«Живей, Вольтер! Смелей, Руссо!..» Перевод В. Топорова

Живей, Вольтер! Смелей, Руссо!
Бушуй, бумажная гроза!
Вернется по́ ветру песок,
Что нам швыряете в глаза.

Песчинка каждая — алмаз,
Когда в ней блещет луч небес…
Насмешники! для ваших глаз
Несть в нашей Библии чудес!

Придумал атом Демокрит,
Ньютон разъял на части свет…[52]
Песчаный смерч Науки спит,
Когда мы слушаем Завет.

Утро Перевод С. Маршака

Ища тропинки на Закат,
Пространством тесным Гневных Врат[53]
Я бодро прохожу.
И жалость кроткая меня
Ведет, в раскаянье стеня.
Я проблеск дня слежу.

Мечей и копий гаснет бой
Рассветной раннею порой,
Залит слезами, как росой.
И солнце, в радостных слезах,
Преодолев свой тяжкий страх,
Сияет ярко в небесах.

ИЗ ПИСЬМА К БАТТСУ

Грозный Лос Перевод В. Потаповой

[54]

(Сочинено по пути из Фелфама в Лавант[55])

С холмами, что мирной дышали красой,
И с облаком, пахнущим свежей росой,
С крылами, застлавшими синь без предела,
И солнцем, что в небе всходило и пело,
С лесами, лугами, с травой непримятой,
Где водятся эльфы, шалят бесенята,
Со строками Хейли[56] — (их отзвук возник,
И сердца толчки ощутил мой язык), —
И с ангелами, что расселись по кущам
Боярышника, и — самим Всемогущим,
И с ангельскою среброкрылою ратью,
И демонов златосиянною статью,
Я мир увидал, где под небом покатым
Отец мой парил[57] вместе с Робертом, братом.
Там был и брат мой злотворный, Джон.
Из черной тучи звучал его стон.
(Они, мертвецы, пересе́кли мне путь,
Не глядя на гнев, распиравший мне грудь.
Молили они, утопая в слезах,
С надеждой в глазах и со страхом в глазах.)
Нахлынули скорбные ангелы с тыла —
Спровадить их, но не тут-то было.
«Останься!» — услышал я сумрачный вздох,
И путь заступает мне Чертополох.
Но что для другого — безделица, малость, —
Во мне пробуждает восторг или жалость,
Поскольку мне зренье двойное дано,
И везде, и повсюду со мною оно.
Видит внутренний глаз мой — седым стариком
То, что внешний считает простым сорняком.
«Назад повернешь — и наплачешься тут
Вот эти кусты — Энитха́рмон[58] приют:
А там — Теото́рмоном[59] будешь врасплох
Застигнут», — стращал меня Чертополох.
«Лос[60] Грозный в этом клялся стократно,
В надежде, что ты повернешь обратно.
Со старостью, бедностью, страхом — в итоге,
Жену твою ждут погребальные дроги.
Что́ Фюзели[61] дал (утес да пещеру —
И только!) — даст Баттс[62] по его примеру».
Ногой ударил я Чертополох,
И сшиб его с корня, чтоб куст засох.
«Долг — с долгом воюет, куда ни глянь.
Иль радости наши — навоз и дрянь?
Да разве мой Баттс дорогой — в небреженье,
Коль скоро я Хейли воздал уваженье[63]?
И должен ли Флексман посматривать волком,
А друзья — сомневаться во мне тихомолком?
Жене ль моей жить у золовки в плену,
Иль сестре — согнать со свету жену?
Ужасен Лос и его заклятье!
Я чувствую трепет и сердца сжатье».
Изрёк — и ударил я, в гневе, в тревоге,
Того, кто лежал поперек дороги.
Из пламени солнца, что ввысь поднялось,
Могущества полон, явился мне Лос.
Он внешнему глазу — солнцем утренним
Казался, но Лоса увидел я — внутренним.
«Работают руки мои день-деньской,
Но обходят меня и досуг и покой.
Жене моей льгот никаких не видать!
Разве только с небес упадет благодать.
Мало хлеба и пива у нас на столе.
Не взошло наше счастье на этой земле.
Питаешь не ты нашей жизни ре́ки!
Лучи твои нас не согреют вовеки.
Ни времени мне, ни пространства отмерить
Не можешь — спешу тебя в этом заверить.
Мой ум — не твоим сияньем украшен!
Мне облик пугающий твой не страшен».
Когда разразился я вызовом гневным,
Дрожь овладела светилом полдневным,
А луна, в отдалении тлевшая, сразу,
Как снег побелев, получила проказу.
На душу людскую накинулись вдруг
И горе, и голод, и скорбь, и недуг.
На пути моем Лос пламенеет яро,
И солнце вовсю накалилось от жара,
Что стрелы мыслей и разума лук, —
Оружье мое! — излучают вокруг.
Тетива — огниста, колчан мой злат!
Впереди выступают отец мой и брат.
Теперь мне четырехкратное зренье
Доступно в моем наивысшем паренье,
Тройное — Беу́лы[64] сладостной ночью,
Двойное (я в том убедился воочью) —
Всегда! От единого зренья нас, Боже,
Спаси, и от сна Ньютонова тоже![65]

ИЗ «МАНУСКРИПТА ПИКЕРИНГА»