Александр Солдатенков - Адмиральские маршруты (или вспышки памяти и сведения со стороны)

• Название: Адмиральские маршруты (или вспышки памяти и сведения со стороны)
• Автор: Александр Солдатенков
• Жанр: Биографии и Мемуары

Наверное, всем нам, военнослужащим в запасе или в отставке, решившимся запечатлеть   свои воспоминания о пройденной службе, надо помнить, что никаких собственных средств  нам не хватило бы для приобретения в личную собственность тех материальных ценностей, управление которыми нам доверялось в государственных интересах. И никогда впредь нам не удастся собрать вместе своих бывших сослуживцев. Всё это та основа, на которой базируются наши воспоминания. Да, мы были ограничены рамками уставов и ответственностью за людей и технику, но внутри этих рамок свободы реализации требований уставов было достаточно, ибо ход военной службы можно формализовать только внешне, а внутренне он у каждого был своим. Поэтому наши воспоминания о военной службе в разных родах войск и на разных должностях как неповторимы, так и субъективны. Нам, офицерам вооружённых сил семидесятых, восьмидесятых годов повезло — мы застали расцвет Армии, Авиации и Флота Советского Союза.

---

Остаток года прошёл в интенсивной боевой подготовке. Впоследствии второй «Альбатрос» многое сделал впервые на КВФ, например показал максимальную дальность обнаружения ПЛ, соответствующую ТТД ОГАС и гидрологии на тот момент (38600 метров). Фактически обнаружил и сопровождал подкильной ГАС торпеду, выпущенную с подводной лодки. Сбил ракету-мишень на минимальной дальности для его ракетного комплекса, что оценивается так же высоко, как и максимальная дальность. Предложил и освоил использование «Комплексной диаграммы противодействия СВН», без которой корабли впоследствии даже считались не готовыми к несению боевой службы. Надёжно использовал артиллерийскую стрельбовую РЛС МР-123 «Вымпел-А», благодаря фронтальному алгоритмическому контролю за правильностью действий операторов РЛС, предложенного к внедрению на КВФ (в районе Владивостока им уже вовсю пользовались) офицерами корабля. Обеспечивал боевую подготовку кораблей КВФ, (в частности, с помощью системы групповых атак, впервые на ТОФ, выдал целеуказание для применения противолодочных ракето-торпед двум сторожевым кораблям проекта 1135), боевую подготовку подводных лодок Второй Флотилии, их развёртывание на боевую подготовку, боевую службу и возвращение в базу. Нёс боевое дежурство в КПУГ и ПВО наравне с остальными кораблями. Появление на Камчатке только первых двух таких кораблей вынудило наших «вероятных друзей» — американских подводников, после проведения операции «Буксир», сместить районы патрулирования своих атомных подводных лодок, которые постоянно находятся на разведке в зоне Камчатки, много юго-восточнее прежних позиций. То есть даже для этих наглецов мы были реальной поисковой силой! Да и наши подводники чувствовали себя с одной стороны менее комфортно: почему-то стало совпадать маневрирование подводных лодок при выполнении учебно-боевых задач и задач обеспечения боевой подготовки противолодочных кораблей при, предъявлении подводниками и противолодочниками калек, выполненных в одном масштабе, на разборах учений. То есть их нормально обнаруживали и нормально за ними следили! Кроме того, прекратилась бессовестная болтовня по звукоподводной связи (ЗПС), в ходе так называемого «скрытного развертывания», которую вели между собой братья-подводники. А предшествующие проекты кораблей не могли их слышать из-за отсутствия станций ЗПС и поэтому асы морских глубин вели себя весьма вольготно, всячески попирая нормы скрытности. Правда это могла быть часть замысла по дезинформации вероятного противника, но офицер особого отдела, находившийся у нас на борту, услышав переговоры подводников, чуть не поседел, а уж его то поставили бы в известность об операции по плановой дезинформации вероятного противника. С другой стороны наши подводники почувствовали себя более комфортно, потому, что теперь было, кому надёжно проверять отсутствие слежения за ними со стороны тех же «вероятных друзей». Корабль неоднократно привлекался к аварийно-спасательным операциям. В частности была предотвращена посадка на скалы «Три брата» МПК пр.204, потерявшего ход в горле Авачинской губы. Был отбуксирован к пирсу «Шпора» ещё один МПК пр. 204 из точки несения брандвахты в связи с предпосылкой к потере одного из винтов (винт слетел с вала и не был потерян только из-за особенностей конструкции корабля, потому, что находился в туннеле). Буксировать пришлось кормой вперёд. Был и такой эпизод. Для обеспечения ракетных стрельб БРАВ требовалось запустить авиационный двигатель на самоходном артиллерийском щите-мишени. Пусть вас не смущает слово щит, на самом деле это сложное инженерное сооружение в виде баржи размером с эскадренный миноносец. Благодаря многоотсечности корпуса его не так то просто потопить. Щит был оборудован отработавшим свой ресурс в авиации реактивным двигателем от самолёта ТУ-16. Для запуска этого самого двигателя на самоходную мишень ещё в базе посадили авиационного техника в звании капитан. В мою задачу входило принять сигнал о запуске двигателя, по громкоговорящей связи передать приказание технику и после выхода двигателя на устойчивый режим работы снять офицера с борта самоходной мишени. Мишень с этим двигателем развивала скорость не много ни мало 6 узлов. Для выполнения этой задачи вполне подошел бы буксир, но он не успевал выйти из опасной зоны из-за своей тихоходности. Это был единственный случай, когда я не был вызван на общий инструктаж, как это обычно делалось в Штабе КВФ. Нашёлся какой-то умник, который вспомнил, что длина корабля 72 метра. Вот именно на таком расстоянии друг от друга на мишени и были подвешены два прекрасных пневматических кранца, совершенно бесполезных при таком расположении. Борт корабля почти на всём протяжении имел конструктивную кривизну, что исключало касания этих кранцев одновременно носом и кормой. Лучше бы их закрепили в одной точке. Тогда можно было бы в ходе касания этих кранцев скулой снять авиационного техника с мишени, которая уже была в движении. В общем, офицера я снял без последствий для него, но был погнут, в результате касания мишени, правый надводный борт в районе столовой личного состава. Обидно, что все подвиги были зря: из-за ухудшающейся погоды стрельба БРАВ была перенесена. Как ни странно: никто не пытался меня в чём-либо обвинять. А вообще командование от дивизиона и выше действовало по принципу: выполнит корабль задачу — поощрим тем, что не накажем, не выполнит — снимем командира с должности без сожалений. Но поводов для снятия с должности не подворачивалось и командование заняло выжидательную позицию — что ни будь да подвернётся.

Наступила ранняя камчатская осень. Мы полагали что «Пашин вопрос» закрыт и будет вспоминаться как курьез. Но не тут то было. Дело было в том, что в то время командование КВФ было увлечено конкретизацией работы офицеров флотилии и своей лично. Порой это приобретало демонстративные формы. Так, например, уже упомянутый контр-адмирал Лукъянов, стоя на шкафуте МПК-143, в ожидании машины (корабль стоял первым корпусом к пирсу «Шпора»), чтобы скоротать время заглянул в один из кранцев на передней переборке кормовой надстройки. В мирное время содержимое кранца должно находиться в химической кладовой, а кранец быть пустым и чистым. Адмирал не обязан был знать о назначении кранца, но то, что он там увидел, не соответствовало ни чистоте, ни пустоте. Там лежал цепной стопор для стальных швартовных тросов и промасленные рабочие рукавицы шкафутовой швартовной группы. На всё это с возмущением было указано командиру корабля, который был обязан находиться рядом с адмиралом на шкафуте. Командир(то есть я) и сам знал, как надо содержать кранцы (одновременно помня, что природа не терпит пустоты). Популярный обзор достижений морской культуры, в исполнении самого ЧВСа (члена военного совета), и озвучивание мнения Партии и Правительства по этому поводу внезапно прервался, в связи с прибытием автомобиля, который был, безусловно, важнее воспитания подчиненных. После убытия адмирала командир вызвал к кранцу помощника, командира шкафутовой группы — начальника РТС, боцмана и всю шкафутовую группу. Этой аудитории была прочитана короткая, но энергичная лекция то же о морской культуре и морской практике, в разрез которой содержался вышеназванный кранец. Командир, закончив речь, приказал помощнику разобраться по команде, что и было сделано. Через неделю ЧВС просто проходя через этот корабль, на соседний корабль, вспомнил о кранце (конкретность в работе!) и приказал открыть его. Взору адмирала предстала стерильная белизна внутренности кранца. Не веря своим глазам, он заглянул в него сверху вниз (кранец был примерно на высоте уровня плеч) и на дне обнаружил выполненную красным трафаретом надпись: «Кранец имени к/а Лукъянова». Шум был большой, но состава преступления не было. Надпись закрасили на глазах у адмирала, расследований не проводили (хватило ума не афишировать матросскую шутку).

Первый заместитель Командующего Флотилией контр-адмирал Скворцов то же практиковал конкретность в работе. Однажды после возвращения из района боевой подготовки, дежурному кораблю, на котором выходил в море Скворцов, потребовалось пополнить запасы топлива, так как запасы на дежурных кораблях должны быть не ниже неснижаемых. Топливный склад находился в Авачинской губе, но погода была довольно свежая и внутри бухты. Подходы к топливному причалу были осложнены двумя затопленным с северной стороны, в незапамятные времена, торпедными катерами. Но, тем не менее, решили швартоваться, так как на следующий день планировался еще один выход в море. Командир корабля сделал необходимый запас на снос ветром, своевременно, по рекомендации штурмана отдал якорь, и вообще весьма прилично подвел корму корабля к причалу на дальность подачи бросательных концов и они были поданы. Но особенностью этого топливного склада было то, что охранялся он ВОХР, укомлектованной женщинами. Проще говоря, бросательные концы не кому было принять и как следствие, не кому было принять и швартовные концы. Швартовку пришлось прекратить потому, что ветром сносило корабль как раз на затопленные катера. Скворцов приказал отойти на безопасное расстояние (хотя это было бы выполнено и без его вмешательства), стать на якорь и собрать офицеров в кают-компанию для разбора «неудачной» швартовки. Командир был обвинен в заходе на швартовку без предварительно принятого графического решения на карте! В общем, то рутинная процедура швартовки к топливному причалу, не требовала решения на карте даже в свежую погоду, но адмирал всегда прав. Поэтому офицеры аж целых трёх штабов (флотилии, бригады, дивизиона) и корабля, конечно, ретиво принялись излагать «гениальный» замысел командира на швартовку на карте и в цвете. Когда решение на швартовку было готово, его все, кому положено подписали, утвердили, согласовали и доложили Скворцову (потеряли минут сорок и испортили карту). «Вот теперь другое дело» — сказал первый зам., разрешил сняться с якоря и следовать на повторную швартовку. Кстати и ветер ослабел. Но к этому времени даже женская ВОХРа смогла разглядеть флаг Командующего Флотилией на рее нашего корабля (Скворцов в это время оставался за Командующего) и встреча на пирсе была вполне подготовлена, поэтому и швартовка была удачной. Опять разбор на этот раз выполнения ранее принятого правильного решения. В итоге Скворцов сказал: «Вот, товарищи офицеры, следовало только принять решение на карте и обстановка резко изменилась в лучшую сторону». «Командир у вас есть что добавить?». «Есть — сказал командир — дело, товарищ адмирал, в том, что изменился ветер за время принятия решения и поправку на ветер я, как и в первый раз брал «на глаз», исходя из своего личного опыта управления кораблём проекта 1124, а не из решения на карте». Конечно, после таких высказываний отношение адмиралов к командирам лучше не становится. А ещё Скворцов постоянно требовал от командиров «Альбатросов» нахождения не у экрана МИЦ-224 или РЛС «Дон», а на одном из крыльев ходового мостика (со стороны вероятной навигационной опасности), вплоть до наказаний. Однажды выполнение его требования (вошедшего в привычку, к сожалению) сыграло со мной злую шутку, но это было уже не на Камчатке.