Майкл Даммит - Что такое теория значения?

• Название: Что такое теория значения?
• Автор: Майкл Даммит
• Жанр: Философия

Майкл Даммит (27 июня 1925, Лондон — 27 декабря 2011) — британский философ, видный представитель аналитической школы; также является разработчиком теории избирательной системы голосования и специалистом по истории карточных игр. В 1944 году он вступил в ряды римской-католической церкви и с тех пор оставался практикующим католиком. С 1979 по 1992 гг. — профессор логики в Оксфорде. Также Даммит преподавал в Калифорнийском университете в Беркли, в Бирмингемском, Принстонском и Гарвардском университетах. Занимаясь логикой и философией языка, Даммит стал автором работы, которая сейчас признается классической в соответствующей среде, — «Фреге: Философия языка» (англ. Frege: Philosophy of Language, 1973). Значителен также его вклад в области философии математики и метафизики. В 1995 году он получил премию Рольфа Шока за участие в дискуссии, посвященной философии Фреге, и за вклад в развитие теории значения.

---

VI

Любая теория значения, как мы видели выше, распадается на три части: во-первых, это теория-сердцевина, или теория референции; во-вторых, теория-оболочка, теория смысла; и в-третьих, дополнительная часть теории значения, теория действия. Теория действия устанавливает связь между значениями предложений, определенными с помощью теорий референции и смысла, и реальной практикой употребления языка. Теория референции определяет рекурсивным образом применение к каждому предложению того понятия, которое является центральным в данной теории значения: если центральным понятием является истина, то это выражается в определении для каждого предложения того условия, при котором оно истинно; если центральным понятием является верификация, то она определяет для каждого предложения условие, при котором оно верифицируется; и аналогичным образом — если центральным понятием является фальсификация. Она осуществляет это по отношению к каждому предложению из бесконечного множества предложений языка путем приписывания каждой более или менее значимой конституенте предложения (каждому слову) некоторого референта, который принимает ту форму, которая требуется для того, чтобы референты компонент любого предложения совместно определяли применимость к этому предложению центрального понятия. Так, если центральным понятием является понятие истины, то референтом одноместного предиката является множество объектов (или функция от объектов к истинностным значениям); если это понятие верификации, оно является эффективным средством распознавания для любого данного объекта убедительно доказательства того, что предикат приложим к этому объекту; или что он не приложим, если центральным понятием является понятие фальсификации.

Теория смысла определяет, в чем заключается приписывание говорящему знания теории референции. Если теория референции принимает форму теории истины, то теория смысла необходима во всех случаях, когда аксиома T-предложения принимает тривиальную форму и, следовательно, не указывает на то, в чем заключается имплицитное знание говорящим этой аксиомы. Однако если центральное понятие является эффективным понятием — понятием, условия применимости которого говорящий всегда может распознать как наличествующие всегда, когда они имеют место, подобным понятиям верификации и фальсификации — тогда, по-видимому, нет необходимости в теории смысла, которая служила бы теорией-оболочкой для теории референции; мы можем сказать, что в теории значения такого типа, теории референции и смысла сливаются друг с другом. В верификационистской или фальсификационистской теории значения теория референции определяет применимость к каждому предложению центрального понятия теории таким образом, что говорящий непосредственно проявит свое знание условия применимости этого понятия своим фактическим употреблением языка.

Различие между смыслом и референтом идет, конечно, от Фреге, который привел в его пользу два совершенно разных довода. Один из них состоит в том, что неясно, что значит приписывать говорящему лишь знание референта выражения; например, сказать, что говорящий знает об определенном объекте, что он является носителем данного собственного имени, и добавить, что это — полная характеристика соответствующего фрагмента знания говорящего. По мнению Фреге, такой фрагмент знания всегда должен принимать форму знания, что объект, который считается определенным образом идентифицированным, является референтом имени и что способ идентификации объекта, который входит в характеристику того, что знает говорящий, конституирует смысл собственного имени. Совершенно аналогичные соображения относятся и к выражениям других семантических категорий.

Эта аргументация наполовину совпадает с аргументацией, использованной в настоящей статье, и приводит к следствию, что теория смысла необходима, чтобы характеризовать то, в чем заключается знание говорящим значений выражений языка, в том виде, как они определены теорией референции. Довод Фреге состоит в том, что теория референции не выявляет полностью того, что знает говорящий, когда он понимает некоторое выражение. Я поддержал здесь этот довод, но , кроме того, сделал еще один шаг, утверждая, что, поскольку знание говорящего является по большей части неявным знанием, постольку теория смысла должна не только определить, что знает говорящий, но также и то, как проявляется его знание; у Фреге не найти указания на необходимость этого дополнения для теории смысла.

Другой довод Фреге в пользу различия между смыслом и референтом также относится к знанию, но на этот раз скорее к знанию, которое усваивается, когда предложение принимается в качестве истинного тем, кто уже знает его значение, нежели к самому знанию его значения; он связан, следовательно, с использованием языка для передачи информации. Фреге не интересуется, конечно, информацией, которая может быть сообщена индивиду с помощью того или иного утверждения, поскольку она будет варьироваться в зависимости от той информации, которой этот индивид уже располагает: его интересует информационное содержание предложения как такового, которое мы могли бы объяснить как информацию, которая была бы усвоена после того, как станет известна истинность предложения тем, кто ранее не знал ничего, кроме его значения. Очевидно, что информационное содержание предложения зависит от его значения: человек не усваивает никакой дополнительной информации, узнавая об истинности предложения, значение которого ему неизвестно, и информация, которую он усваивает, будет варьироваться в зависимости от того конкретного значения, которое он придает этому предложению. Довод Фреге состоит в том, что правдоподобное объяснение информационного содержания предложения невозможно, если понимание слушателем предложения рассматривается как состоящее для каждой конституенты предложения в простом знании референта (как это было охарактеризовано выше). Знаменитым примером Фреге является пример такого утверждения тождества, истинностное значение которого было уже известно любому, кому правильно было бы приписать простое знание референтов терминов по обе стороны от знака тождества (предполагая, конечно, что он понимает также и знак тождества); такое утверждение не обладало бы, следовательно, никаким информационным содержанием, если бы знание значения заключалось в простом знании референта. Фактически этот довод имеет силу для любого атомарного утверждения.

Понятие смысла связано, таким образом, с самого начала с понятием знания. Потребуется весьма обширная теория, для того чтобы привести нас от знания значений предложений языка, совместно определенных с помощью теорий референции и смысла в терминах центрального понятия данной теории значения, к пониманию реальной практики употребления языка. Мы редко эксплицитно думаем о теории, которая обеспечивает этот переход; в качестве пользователей языка мы с ранних лет обладаем скрытым его пониманием, и, поскольку это понимание столь фундаментально, философы считают его неуловимым и не пытаются много говорить о нем. Но мы можем получить некоторое представление об этой теории, как бы обширна она ни была, если мы попытаемся представить как можно было бы учить марсианина пользоваться человеческим языком. Марсиане очень умны и общаются друг с другом, однако при помощи средств, настолько отличных от любого человеческого языка, что практически невозможно сделать какой-либо перевод с человеческого языка на марсианский способ коммуникации. Поэтому единственное средство, с помощью которого марсианин может научиться человеческому языку, заключается в изучении полностью эксплицитной теории значения для этого языка (сравните усвоение говорящим грамматики родного языка и изучение им грамматики иностранного языка с помощью учебника). Марсианин сначала усваивает теории референции и смысла для какого-нибудь одного нашего языка; но поскольку его конечная цель заключается в том, чтобы посетить Землю в качестве иностранного шпиона, замаскированного под человека, ему необходимо приобрести практическое умение говорить на языке, а не только его теоретическое понимание; ему необходимо знать не только то, что и когда он может говорить, не выдавая своего иностранного происхождения, но также знать, в рамках этих ограничений, как он может использовать язык в качестве инструмента для достижения своих целей, а именно для приобретения знаний и влияния на действия окружающих его человеческих существ. Очевидно, что после того, как он усвоит теории референции и смысла, ему нужно будет изучить еще очень многое; он должен быть обеспечен эксплицитным описанием нашей языковой практики, путем произнесения нами предложений, значения которых (понимаемые, например, как значения, данные в терминах условий истинности) считаются уже известными, и путем осуществления тех или иных реакций на такие высказывания со стороны других.