Майкл Даммит - Что такое теория значения?

• Название: Что такое теория значения?
• Автор: Майкл Даммит
• Жанр: Философия

Майкл Даммит (27 июня 1925, Лондон — 27 декабря 2011) — британский философ, видный представитель аналитической школы; также является разработчиком теории избирательной системы голосования и специалистом по истории карточных игр. В 1944 году он вступил в ряды римской-католической церкви и с тех пор оставался практикующим католиком. С 1979 по 1992 гг. — профессор логики в Оксфорде. Также Даммит преподавал в Калифорнийском университете в Беркли, в Бирмингемском, Принстонском и Гарвардском университетах. Занимаясь логикой и философией языка, Даммит стал автором работы, которая сейчас признается классической в соответствующей среде, — «Фреге: Философия языка» (англ. Frege: Philosophy of Language, 1973). Значителен также его вклад в области философии математики и метафизики. В 1995 году он получил премию Рольфа Шока за участие в дискуссии, посвященной философии Фреге, и за вклад в развитие теории значения.

---

Таким образом, в понятие истины с самого начала включена противоположность между семантическими и прагматическими аспектами утверждения. Истина есть объективное свойство того, что высказывает говорящий, которое не зависит от его знаний, от его оснований или мотивов произнесения. Естественно, такое различие возникает сразу же, как только говорящий овладел языком настолько, что получил возможность делать ошибочные утверждения, причем ошибка не обусловлена неверным пониманием языка. Однако эта противоположность становится гораздо более резкой в силу необходимости проводить различие между неспособностью сказать, что истинно, и неспособностью сказать, что оправданно.

Объяснить, почему для семантических целей нам нужно понятие истины, еще не значит объяснить, как нужно применять это понятие. Из сказанного выше ясно, что в процессе усвоения языка мы неявно обращаемся к понятию истинности предложений, обучаясь строить сложные предложения и осуществлять утверждения с их помощью, и что этот процесс облегчается одновременно появляющимся умением пользоваться определенными предложениями, лишенными утвердительного действия. Усвоенное таким неявным образом понятие истины должно быть способно в свою очередь привести к формированию более фундаментального понятия правильности утверждения. Это означает, что, какие бы другие условия, помимо истинности предложения, ни требовались для того, чтобы оправдать утверждение, их следует объяснять как условия, дающие говорящему разумные основания предполагать, что предложение выполняет условия своей истинности. Если бы дело обстояло иначе, мы не могли бы считать, что содержание предложения детерминировано условиями его истинности. Это не означает, что мы отрицаем наличие в утверждении конвенционального элемента. Например, делом соглашения является то, что математическое утверждение содержит в себе претензию на то, что его доказательство известно (хотя и необязательно говорящему); наше понимание самих математических суждений не претерпело бы никакого изменения, если бы практической нормой стало утверждение таких суждений на основе лишь правдоподобных (в смысле Пойя) рассуждений. Однако от понятия истины, т.е. от условий истинности любого предложения, требуется, чтобы все то, что передается утверждением этого предложения сверх условий его истинности, например существование доказательства для математических утверждений, могло быть представлено в качестве основы для того, чтобы считать его истинным (или как в случае принципов Грайса, основы для произнесения именно такого предложения, а не более простого и строгого): для утверждений различных видов на долю конвенции остается лишь одно — установить, насколько строгими должны быть основания, чтобы утверждение было оправданным.

Однако все это никак не помогает нам разрешить то затруднение теории значения, опирающейся на понятие истины, которое обусловлено тем фактом, что наших возможностей недостаточно для установления истинности многих предложений языка. В этом отношении поучителен случай предложений с будущим временем. Условия истинности, которые мы вынуждены связывать с этими предложениями для описания их поведения в сложных предложениях, таковы, что говорящий не может с достоверностью обосновать истинность такого предложения в момент его произнесения, и именно это заставляет нас проводить самое резкое различие между условиями истинности некоторого предложения и условиями, дающими говорящему право высказать утверждение. Но до тех пор, пока мы рассматриваем предложения с будущим временем, которые при выражении в настоящем времени остаются разрешимыми, мы продолжаем заниматься условиями истинности, знание которых может быть проявлено говорящим непосредственно, ибо в следующий после высказывания период времени он может обнаружить осознание того факта, выполнены или не выполнены условия истинности произнесенного предложения. Мы по-прежнему нисколько не приблизились к объяснению содержания приписывания говорящему знания условий истинности предложения в тех случаях, когда эти условия не таковы, что их можно непосредственно распознать в любых обстоятельствах.

III

Для того чтобы обрести ясность в вопросе о том, что же содержится в признании истинным некоторого утверждения, нужно попытаться начать с самого начала и рассмотреть следующий принцип: если утверждение истинно, должно существовать нечто такое, благодаря чему оно истинно. Этот принцип лежит в основе попыток философски объяснить истину как соответствие между утверждением и некоторым фрагментом реальности. Я буду называть его принципом С. Принцип С несомненно включен в наше понятие истины, однако он не может быть применен непосредственно. Данный принцип носит, скорее, регулятивный характер, т.е. он не говорит о том, что сначала мы определяем, что именно существует в мире, а затем решаем, что нужно для того, чтобы сделать истинным каждое данное утверждение. Лучше сказать, что сначала мы устанавливаем подходящее понятие истины для утверждений различных типов, а затем из этого делаем вывод о строении реальности.

В силу своей регулятивности принцип С на первый взгляд может показаться бессодержательным. Его силу мы начинаем ощущать лишь в тех случаях, когда сталкиваемся с нарушениями этого принципа. Наиболее очевидный пример такого нарушения дает условное контрфактическое предложение, которое считается истинным, хотя не существует ничего такого, что мы могли принять в качестве основы его истинности. Сюда относятся, в частности, контрфактические предложения, которые одна из школ теологов считает объектами Scientia media Бога, относящимися к поведению существ, которые обладали бы свободой воли, если бы они были созданы, и которых на основании этого Бог решил не создавать. Большинство людей испытывают сильный протест против такой концепции на том основании, что в подобных случаях нет ничего, что могло бы сделать контрфактическое предложение истинным. Это возражение опирается на тезис, что контрфактическое предложение не может быть, как я буду говорить, просто истинным, т.е. что контрфактическое предложение не может быть истинным, если не существует некоторого утверждения, не включающего в себя условного предложения в сослагательном наклонении, истинность которого делает истинным контрфактическое предложение. Иными словами, для любого истинного контрфактического предложения должен существовать нетривиальный ответ на вопрос: ”Что делает его истинным?”

Здесь принцип С уже дает существенную информацию, однако лишь потому, что соединяется с более конкретным тезисом о том, что контрфактическое предложение не может быть просто истинным. В общем, мы можем что-то узнать благодаря применению принципа С к утверждениям конкретного типа только в том случае, если мы заранее приняли некоторое решение относительно того вида объектов, благодаря которым утверждения данного типа могут быть истинны. В частности, это требует основания для определения того, утверждения каких типов могут быть просто истинными, а каких — не могут быть просто истинными. Однако даже в случае с контрфактическими предложениями мы не можем получить четкого вывода до тех пор, пока не узнаем, какие утверждения следует считать содержащими условные сослагательные предложения.

Излагаемые сейчас соображения смыкаются с предшествующим анализом именно потому, что, как было отмечено ранее, форма условного сослагательного предложения является одной из тех операций, которые позволяют нам строить неразрешимые эффективно предложения. Почему кто-то должен считать, что контрфактическое предложение может быть просто истинным? Единственным возможным основанием может быть лишь его предположение о том, что в силу логической необходимости некоторое контрфактическое предложение или противоположное ему должно быть истинным (для некоторого условного предложения противоположным является условное предложение с одинаковым антецедентом, но противоположным консеквентом), однако он не считает, что необходимо существует какое-либо основание для истинности одного из этих предложений, такое основание, на которое мы обычно опираемся при утверждении подобных контрфактических предложений. Но ведь никто не мог бы разумно считать логической необходимостью то, что для любой пары условных контрфактических предложений одно из них должно быть истинным, однако мы весьма склонны принимать такое допущение в отношении некоторых таких пар. Причина заключается в том, что мы легко отождествляем истинность определенных утверждений, не содержащих открыто условных сослагательных предложений, с истинностью определенных сослагательных предложений, а ложность первых — с истинностью противоположных условных сослагательных предложений. Если же, далее, мы принимаем принцип двузначности для утверждений первого вида, то мы вынуждены соглашаться с тем, что для любого условного сослагательного предложения, соответствующего такому утверждению, либо оно само, либо противоположное ему предложение должно быть истинно.