Виктор Кротов - Человек среди учений

• Название: Человек среди учений
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-94861-011-X

Множество философских и религиозных учений окружает человека. Каждое из них утверждает свою исключительную правоту и отвергает любые другие взгляды. Может ли обычный человек сформировать с их помощью устойчивое мировоззрение?

Книга предлагает оригинальные, зачастую парадоксальные подходы к этой теме, важной для каждого из нас. Доступный язык, афористичные формулировки, неожиданные реплики делают чтение по-настоящему увлекательным. Автор не боится противоречить сам себе, сопровождать размышления практическими замечаниями, а временами переходит на язык притчи. Сказки-притчи, включённые в текст, мягким юмором и метафоричностью придают ему особую выразительность. Даже если прочитать только их, можно многое понять о том, чему могут и чему не могут научить нас философские учения.

---

На берегу капитана Вима встречала восторженная толпа. Журналисты подсовывали ему свои микрофоны, телевизионщики наставляли на него свои телекамеры, а простые люди подходили к нему, чтобы просто пожать ему руку.

– Теперь, когда ваш корабль стал объёмным, вы начнёте, наверное, путешествовать по настоящим морям и океанам? – спросил его самый проворный журналист.

– Ни в коем случае, – твёрдо сказал капитан Вим. – Главное в жизни – это профессионализм. Я специалист по путешествиям на карте, этим я и буду заниматься. У меня впереди большие планы.

– Неужели вам не понравилось море? – удивлённо пискнула маленькая корреспондентка местной газеты.

– Море… – вздохнул капитан Вим. – Море – это, конечно, вещь любопытная. Только в нём слишком уж глубоко и слишком мокро. Это всё только для рыб. Не зря люди придумали для себя карты.

И он отправился снова уплощать свой корабль.

Жажда панацеи

Стремление к обобщению, которое свойственно философоведению, связано не только с преданностью логике. Оно объясняется ещё и подсознательной мечтой о панацее. Человеку свойственна мечта об универсальном рецепте спасения от всех бед, какую бы сферу жизни ни взять. Философия не исключение.

Панацею, лекарство от всех болезней, пытались изобрести средневековые алхимики. Кстати, они занимались поисками многих других чудесных вещей: например, мечтали найти философский (стоит обратить внимание на этот эпитет!) камень.

Для физика панацея его науки видится сейчас, наверное, в единой теории поля. У многих политиков в качестве панацеи фигурирует демократия. Что уж говорить про медицину, где панацей не меньше, чем лекарств в фармацевтическом справочнике.

Да нет, конечно больше – ведь любая старушка-соседка порекомендует вам свою заветную панацею, не входящую ни в какие справочники.

Кажется, что и философоведение (не то ангажированное, которое оказалось у идеологии в услужении, а объективное, искренне считающее себя наукой философией) тоже замешано на потаённой вере в свою панацею. На вере в то, что если все философии собрать вместе, как следует проанализировать, простерилизовать от заблуждений и предрассудков, выстроить в единую структуру, где учения будут взаимно дополнять друг друга, то постепенно можно прийти к универсальному философскому описанию всего мироздания, создав нерушимую основу для прочих наук, уточняющих различные детали и аспекты этой единой картины.

Поскольку общим языком наук является логика, то и универсализация должна быть логической. Разумеется, философоведение регистрирует и описывает все философские утверждения, но те из них, которые не проходят через рациональные фильтры, остаются для него скорее эмпирическими явлениями, нежели научно-философскими концепциями. Ведь их алогичность исключает возможность их согласования друг с другом, а значит, противодействует идеалу будущей философской панацеи.

Когда логический аппарат не выдерживает нагрузки, философоведение на ходу меняет правила игры. Для этого всегда можно использовать подходящие философские находки отдельных учений. Так, например, на смену формальной логике в своё время пришла диалектическая.

Понимание при таком подходе вполне может быть заменено эрудицией: ведь дело не в содержании какого-то одного учения, а в той объединённой схеме, которую они должны постепенно составить. Качественный подход постепенно должен уступать место количественному: ведь чем больше учений проанализировано, тем более полной будет результирующая система умозаключений. Оригинальность учения ценна, с этой точки зрения, не передачей опыта от личности к личности, а заполнением нового места в коллекции. Отдельные подробности и нюансы теряют своё значение в общей картине: ведь они важны лишь постольку, поскольку работают на целое…

Но всё-таки мечта о философической панацее – только тайная мечта философоведения. Или, точнее, каждого последовательного философоведа. Если бы он дал этой мечте волю, ему пришлось бы самому стать философом, поставив в центр своей системы одно из учений или создавая нечто новое.

Но философовед не годится в философы. Ведь у истинного, последовательного, не идеологизированного философоведения фирменным стилем является беспристрастность.

Беспристрастная безответственность

Объективность, беспристрастность, отстранённость – это ключевая стилистика философоведения. Во-первых, ему необходимо настаивать на объективности, чтобы обозначить научный подход к действительности. Во-вторых – чтобы обозначить свою теоретическую, аналитическую, историографическую позицию, свой взгляд сверху на любое учение и любую философствующую личность. В-третьих – чтобы не брать на себя ответственность за содержательную сторону рассматриваемых философских взглядов.

Тем самым философоведение старается совместить свои претензии на поиски и установление истины с отказом от участия в решении реальных проблем человека и человечества.

Панацея, которую хотело бы синтезировать философоведение, будь она выработана, оказалась бы абстракцией, с виду охватывающей всё, но на деле не помогающей ничему. В эту же ловушку может попасть (и попадает!) любое учение, если оно пытается объять собой всю философию, то есть взять дополнительно на себя и роль философоведения.

Трудно забыть недавнее, по историческим меркам, торжество "марксизма-ленинизма", "истмата" и "диамата" на одной шестой части суши.

Существует и ещё одно направление в философоведении, направление чисто аналитическое, декларирующее свой отказ от попыток выработать универсальную систему. Оно сосредоточено лишь на критическом рассмотрении различных учений. Сохраняя научную интонацию и претензию на объективность, оно даже не пытается искать общее (что всё-таки является существенным достоинством синтетического философоведения).

В философии символом такого исключительно критического направления стал античный скептицизм, который разоблачал все прочие учения, но имел мужество закончить свою критику разоблачением самого себя. Критическое философоведение до такой последовательной позиции благоразумно не доходит. Оно сохраняет за собой позицию научного анализа и любезно предлагает рассматриваемым учениям (если они ещё живы) следовать его примеру.

Меня всегда восхищала наивная уверенность философоведения, будто оно лучше разбирается в учении, чем те, кто им руководствуется.

Но даже в естественных науках всё более осознаётся невозможность полностью исключить субъективный подход к исследованию. Когда-нибудь наука придёт к осознанию особой ценности такого подхода. Что же касается философоведения, его претензии на объективность могут играть лишь чисто декоративную роль.

Насколько прочны эти декорации, можно судить по тому, как философоведение, не переставая декларировать объективность и беспристрастие, время от времени неумолимо попадает в услужение то к одной, то к другой идеологии. Его критический пафос вполне органично превращается в оружие истребления противников. А тайная мечта о панацее верно служит упрочению одного или нескольких догматов, которые и выдвинуты идеологией в качестве основных устоев.

o <replica>Другой вариант – абсолютизация главного идеолога и всего, им изречённого.

Впрочем, каждая идеология легко обзаводится своим философоведением – и их противоборство по-новому (на более военизированном уровне) воссоздаёт то соперничество, которое существовало между учениями, превратившимися в идеологии.

Это уже тема для социологов и политологов. Здесь разворачивается борьба за массы, за общественное мнение – и по-прежнему остаются в стороне мои, твои и его интересы, интересы отдельного человека, идущего по своему жизненному пути.

Сказка о подсказочном справочнике

У одного научного учёного академика, которого звали Сидор Сидорович Сидоров, была удивительная подсказочная книга. Она была толщиной в три тысячи страниц, и к ней прилагалось сто лазерных дисков, на которых помещалось ещё триста тысяч страниц, только компьютерных. Там говорилось обо всём на свете.

Сидор Сидорович сам составил этот подсказочный справочник из всех научных книг, какие только существуют. Конечно, ему помогал весь академический институт, которым он руководил, но называлась книга "Словарь-справочник Сидора Сидоровича Сидорова". Сам он говорил просто и скромно: "мой словарь". Его внучка называла дедову книгу просто сказочной. А сотрудники академического института называли её сокращённо "Ссссс". И была эта сказочная-подсказочная книга выпущена пока в одном-единственном экземпляре, потому что её надо было ещё дополнять самыми свежими знаниями.