Лорен Оливер - Ханна

• Название: Ханна
• Автор: Лорен Оливер
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Хана - это мини-история от Лорен Оливер о Хане Тейт, подруге главной героини знаменитой трилогии "Делириум". Теперь мы сможем увидеть многое глазами Ханы. И может быть, прочитав эту книгу, вы взглянёте на Хану другими глазами.

---

Я никогда не чувствовала, что я некрасивей Лины, но сейчас чувствую. Теперь я кажусь себе высокой, уродливой и костлявой, как лошадь с гривой цвета соломы.

Лина что-то говорит, когда раздается громкий стук в дверь, которую хотят открыть со стороны магазина, и Джед спрашивает:

— Лина? Ты здесь?

Инстинктивно, я толкаю Алекса в сторону так, что он спотыкается, но когда дверь начинает открываться, он оказывается с другой стороны. К счастью, Джед открывает дверь лишь на пару дюймов, потому что ему мешает большой ящик яблочного пюре. Я на мгновение удивляюсь тому, как Лина его передвинула для этого.

Я чувствую Алекса, стоящего позади меня, он одновременно и насторожен, и спокоен, как животное перед тем, как оно планирует убежать. Дверь заглушает голос Джеда. Лина сохраняет улыбку на лице, когда говорит с ним. Я не могу поверить, что это та Лина, которая начинала учащенно дышать, когда ее просили почитать перед классом.

Мой живот скручивается от восхищения и негодования одновременно. Все это время я думала, что мы росли отдельно друг от друга, потому что мне казалось, что я оставляю Лину позади. Но оказалось, что наоборот. Она научилась лгать.

Она научилась любить.

Я не могу стоять так близко к этому парню, к Зараженному, к тому, кто является секретом Лины. Моя кожа зудит.

Я высовываю голову за дверь.

— Привет, Джед, — жизнерадостно говорю я. Лина смотрит на меня с благодарностью.

— Я просто зашла к Лине кое-что отдать. И мы заболтались.

— У нас покупатели, — вяло произнес Джед, смотря на Лину.

— Я выйду через секунду, — говорит она. Когда Джед уходит, закрыв за собой дверь, Алекс долго выдыхает. После этого напряжение опять повисает между нами. Я чувствую, как по моей коже бегут мурашки.

Возможно, ощущая это напряжение, Алекс опускается на колени и что-то достает из своей сумки.

— Я принес кое-что для твоей ноги, — тихо говорит он, доставая разные медикаменты.

Когда Лина закатала джинсы на одной ноге до колена, стала видна страшная рана голени.

Я чувствую головокружение и поднимающуюся к горлу тошноту.

— Черт возьми, Лина, — говорю я, пытаясь смягчить голос. Я не хочу ее взбесить. — Да эта псина хорошо тебя цапнула.

— С ней все будет в порядке, — пренебрежительно отвечает Алекс, словно я не должна беспокоиться об этом, словно это не моя забота. Вдруг мне хочется ударить его по макушке. Он приседает напротив Лины, намазывая антибактериальный крем на ее ногу. Я заворожено наблюдаю, как уверенно двигаются его пальцы по ее коже, будто ему можно трогать ее тело. «Она была моей перед тем, как стать твоей» — эти слова неожиданно разбушевались в моем горле под языком. Я глотаю их обратно.

— Наверное, тебе лучше показаться доктору, — я адресую эти слова Лине, но Алекс реагирует на них.

— И что сказать? Что она поранилась во время рейда на подпольной вечеринке?

Я знаю, что он прав, но я не могу остановить нарастающее во мне возмущение. Мне не нравится, что он говорит так, будто только он знает, что лучше для Лины. Мне не нравится то, как она смотрит на него, соглашаясь с этим.

— Больше не болит так сильно, — голос Лины нежный, успокаивающий, голос, которым родители успокаивают упрямого ребенка. Опять возникает чувство, что я вижу ее впервые в жизни: она будто фигура за ширмой, лишь силуэт, пятно, и я едва ее узнаю.

Я больше не могу смотреть на нее, Лина — незнакомка, я бросаюсь на колени и практически отталкиваю Алекса в сторону.

— Ты неправильно делаешь это, — говорю я, — позволь мне.

— Да, мэм, — он, не сопротивляясь, отходит в сторону и приседает недалеко от меня, наблюдая за моей работой. Надеюсь, он не замечает, как трясутся мои руки.

Лина начинает смеяться. Я так удивлена, что почти выронила марлю из рук, поэтому я быстро завязываю узел. Затем я поднимаю свой взгляд на Лину, она смеется так сильно, что у нее появляется второй подбородок и ей сложно закрыть рот рукой, чтобы заглушить смех. Минуту Алекс тихо смотрит на нее, вероятно, он потрясен так же, как и я, но потом и он начинает хохотать. Вскоре они вместе смеются до упаду.

Затем и я начинаю смеяться. Меня поражает абсурдность ситуации: я пришла к ней с извинениями, чтобы рассказать Лине, что она была права насчет безопасности и осторожности, вместо этого я застала ее с парнем. Нет, даже хуже, с Зараженным. И после всех ее предупреждений, она та, что заразилась делирией, у нее огромный секрет: застенчивая Лина, которой никогда не нравилось стоять перед классом, нарушила все правила, которые мы учили. У Лины начинается приступ смеха. Я смеюсь до боли в животе и слез, стекающих по моим щекам. Я смеюсь до тех пор, пока я не могу понять, смеюсь ли я или начинаю плакать.

Что я буду помнить о лете, когда оно закончится?

Двойные чувства удовольствия и огорчения: угнетающая жара, холодные прибои океана, настолько холодные, что они поселяются в твоих ребрах и захватывают дух; поедание мороженного так быстро, что головная боль поднимается от зубов к глазным яблокам; бесконечные, скучные вечера с Харгроувами, набивание себя лучшей едой, чем я когда-либо ела в своей жизни; и посиделки с Линой и Алексом на Брукс-Стрит, 37, в горах, наблюдая красивые закаты, просачивающиеся в небо, зная, что мы на день ближе к нашим лечениям.

Лина и Алекс.

У меня снова есть Лина, но она изменилась, и кажется, что каждый день она становится немного более другой, немного более отдаленной, как будто я смотрю, как она спускается в темнеющий коридор. Даже когда мы одни — что теперь редко, Алекс почти всегда с нами — в ней есть неопределенность, будто она плывет по жизни в мечтах. А когда мы с Алексом — я могла бы и не быть там. Они говорят на языке шепотков, хихиканий и секретов, их слова как сказочный клубок из колючек, что создает между нами стену.

Я счастлива за нее. Правда.

И иногда, просто перед сном, когда я больше всего уязвима, я испытываю зависть.

Что еще я вспомню, если вообще вспомню хоть что-нибудь?

Первый раз, когда Фред Харгоув целует мою щеку, его губы осушают мою кожу.

Гонки с Линой до буйка на Бэк Коув, то, как она улыбалась, рассказывая об ее отношениях с Алексом, и открытие, что, когда мы возвращались с пляжа, моя содовая стала теплой, сладкой, как сироп, и совершенно не пригодной для питья.

Встречи с Анжеликой, после лечения, помощь ее маме стричь розы в их саду; то, как она улыбалась и весело махала, расфокусированные глаза, будто они наблюдали за чем-то, что воображаемо находилось над моей головой.

Я больше не вижусь со Стивом.

И слухи, постоянные слухи о Зараженных, о сопротивлении, о росте числа заболеваний, распространяющихся во мраке, окружавшем нас. Каждый день появлялось все больше и больше листовок.

Вознаграждение, вознаграждение, вознаграждение.

Вознаграждение за информацию.

Если вы видите что-то — скажите.

Весь город в листовках, весь мир: бумага шелестит на ветру, шепчет мне, донося сообщение яда и ревности.

Если что-то знаете — сделайте что-нибудь.

Прости меня, Лина.