Джеймс Хилтон - Потерянный горизонт

• Название: Потерянный горизонт
• Автор: Джеймс Хилтон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-048388-4, 978-5-9713-7269-1, 978-5-9762-5455-8

Шангри-Ла.

Древняя буддистская легенда о существующей вне пространства и времени Обители просветленных?

Или последний островок безмятежности и гармонии в раздираемом войнами, истекающем кровью мире? Шангри-Ла тщетно искали великие ученые, мистики и философы.

Но однажды врата Шангри-Ла отворились, чтобы спасти четверых европейцев, похищенных из мятежного Афганистана…

Так начинается один из самых загадочных романов XX века «Потерянный горизонт» Джеймса Хилтона, книга, соединившая в себе черты интеллектуальной мистики с увлекательным приключенческим сюжетом!

---

Речь оборвалась, и Конвэй увидел перед собой лицо, исполненное отрешенной и все покоряющей красоты. Но сияние погасло, и осталась только маска, темная и мрачная, будто из сморщенного, старого дерева. Она не двигалась, глаза были закрыты. Некоторое время как во сне Конвэй всматривался в застывшее лицо старца, наконец, до его сознания дошло, что Верховный Лама мертв.

Конвэй ощутил необходимость оказаться в реальном мире. Иначе в возникшее положение невозможно было поверить. Повинуясь инстинкту, Конвэй взглянул на часы. Было пятнадцать минут пополуночи. Он пересек комнату, подошел к двери и вдруг сообразил, что понятия не имеет, к кому и как обратиться за помощью. Он знал: тибетцы отпущены на ночь, а где искать Чанга или кого-нибудь еще, ему было неведомо. Он в нерешительности стоял на пороге темного коридора. За окном он видел чистое небо, хотя горы еще поблескивали серебром полыхавших молний. И тут, будто погружаясь в сон, он почувствовал себя хозяином Шангри-ла. Со всех сторон его окружали милые ему вещи, и они создавали тот мир внутренней жизни, в который он уходил все дальше и дальше покидая обычную суету земного существования. Его взгляд скользнул по шторам. Он вглядывался во тьму и видел блеск крошечных золотых заклепок на обильных волнах лака, покрывавшего мебель. Аромат туберозы, тончайший, готовый вот-вот исчезнуть, вел его за собой из комнаты в комнаты. Так он спустился во внутренний дворик и вышел к пруду. Над Каракалом плыла полная луна. Было двадцать минут второго.

А потом Конвэй заметил рядом с собой Мэлинсона, который держал его за руку и поспешно уводил прочь. Он никак не мог сообразить, что, собственно, происходит, и слышал только возбужденный голос юноши.

Глава одиннадцатая

Они поднялись в комнату с балконом, обычно служившую им столовой. Мэлинсон все еще-сжимал его руку и почти насильно тащил за собой.

— Ну же, Конвэй, до рассвета мы должны собраться — и прочь отсюда! Колоссальная новость, дружище! Хотел бы я знать, что подумают утром старик Барнард и мисс Бринклоу, когда обнаружат наше отсутствие… Но ведь они сами решили остаться, а нам без них, может быть, и лучше… Носильщики в пяти милях за перевалом. Они прибыли вчера с грузом книг и всего такого прочего. Завтра трогаются в обратный путь… Теперь ясно, как эти здешние людишки хотели нас облапошить. Просто ничего нам не говорили. Этак мы проторчали бы еще бог знает как долго… Послушайте, в чем дело? Вы заболели?

Конвэй опустился в кресло, наклонился вперед и положил локти на стол. Он провел рукой по глазам.

— Заболел? Нет, не думаю. Просто… да, видимо, устал.

— Наверное, это из-за грозы. Где вы пропадали все это время? Я прождал вас несколько часов.

— Я… я встречался с Верховным Ламой.

— А, с этим! Ну, слава Богу, в последний раз.

— Да, Мэлинсон, в последний раз.

В голосе Конвэя и в последовавшем затем его молчании Мэлинсон уловил нечто такое, из-за чего пришел в ярость.

— Ладно, хорошо бы вы преодолели эту чертову заторможенность. Нам, знаете ли, надо изрядно пошевелиться.

Конвэй сосредоточился, стараясь обрести ясность сознания.

— Извини, — сказал он. Отчасти проверяя свою способность к самообладанию, отчасти же чтобы выяснить достоверность своих ощущений, он зажег сигарету. — Боюсь, я не совсем понимаю… Ты говоришь, носильщики…

— Да, носильщики, дружище. Возьмите себя в руки.

— Ты думаешь, надо пойти к ним?

— Думаю? Да чего тут думать, они всего в пяти милях за перевалом. И мы должны уходить сейчас же.

— Сейчас же?

— Да, да. Что мешает?

Конвэй еще раз попытался вернуться в реальный мир. Наконец он сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что это не так просто, как кажется на первый взгляд?

Мэлинсон зашнуровывал тибетские горные сапоги — высокие, до колен. Ответил он резко:

— Я все понимаю. Но мы должны это сделать. И сделаем, если повезет. И если поторопимся.

— Сомневаюсь…

— О небо! Конвэй, вам что, так трудно преодолеть свою робость? У вас вообще сохранилась хоть капля мужества?

Эти слова, прозвучавшие страстно и уничижительно, помогли Конвэю собраться с мыслями и силами.

— Сохранилась или нет — к делу не относится. Но если хочешь знать, как я смотрю на все это, слушай. Вопрос касается нескольких довольно важных мелочей. Предположим, ты сумеешь пройти перевал и добраться до носильщиков. Откуда ты знаешь, что они согласятся взять тебя с собой? Чем ты можешь склонить их к согласию? Тебе не приходило в голову, что они могут оказаться не такими сговорчивыми, как это тебе кажется? Не можешь же ты всего-навсего представиться и потребовать себе свиту. Все это не проходит без подготовки, без предварительной договоренности…

— Лишь бы задержаться! — с горечью воскликнул Мэлинсон. — Боже, что вы за человек! К счастью, я могу действовать и независимо от вас. Поэтому-то все уже подготовлено. Носильщики получили плату заранее. И они согласились взять нас с собой. И вот она, одежда, вот снаряжение для этого путешествия. Все готово. Так что ваш последний предлог отпадает. Ну, давайте, двигайтесь.

— Но… Я не понимаю…

— А я и не рассчитываю, что понимаете. Но это не имеет значения.

— Кто же все это устраивал?

Мэлинсон ответил грубым тоном:

— Ло-Тсен, если уж вам непременно надо знать. Сейчас она там, вместе с носильщиками. И ждет.

— Ждет?

— Да, она уходит с нами. Полагаю, у вас нет возражений?

При упоминании о Ло-Тсен оба мира перемешались в сознании Конвэя. Резко, почти с негодованием, он воскликнул:

— Ерунда! Это невозможно.

Мэлинсон тоже кипел злостью.

— Почему невозможно?

— Потому что… Ну, просто невозможно. По разным причинам. Поверь мне, это не пройдет. Меня поражает твой рассказ об уже случившемся. Но чтобы Ло-Тсен двинулась еще дальше, сама мысль об этом нелепа.

— Не вижу тут ничего нелепого. Желание выбраться отсюда столь же естественно в ее случае, как и в моем.

— Но она не хочет выбираться отсюда. Вот где твоя ошибка.

Мэлинсон выдавил из себя улыбку.

— Вы, кажется, думаете, будто знаете о ней гораздо больше, чем я, — проговорил он. — Но может быть, это вовсе не так.

— Что ты хочешь сказать?

— Что не обязательно выучивать кучу языков. Есть и другие способы добиться взаимопонимания между людьми.

— Ради всего святого, куда ты клонишь? — воскликнул Конвэй и уже спокойнее продолжал: — Это глупо. Оставим пререкания. Давай, Мэлинсон, выкладывай. Я все еще ничего не понимаю.

— А чего же тогда вы разводите столько шума?

— Скажи мне правду. Пожалуйста, правду.

— Ладно, все достаточно просто. Юное создание, девочка в заточении среди скопища чокнутых старцев — естественно, она убежит при первой возможности. А до сих пор такой возможности не было.

— А ты не допускаешь, будто это только твоя выдумка? Что ты приписываешь ей свои собственные настроения? Ведь я же тебе говорил: она здесь вполне счастлива.

— А почему же она согласилась пойти с нами?

— Каким же образом? Она не говорит по-английски.

— Я спросил ее по-тибетски. Мисс Бринклоу подобрала нужные слова. Разговор у нас был не очень бойкий, но поняли мы друг друга достаточно хорошо. — Мэлинсон слегка покраснел. — Проклятие, Конвэй, не смотрите на меня так, а то можно подумать, будто я покушаюсь на ваши владения.

В ответ Конвэй сказал:

— Никто, надеюсь, так не подумает. Но этими словами ты сказал мне больше, чем хотел. Могу только добавить, что мне очень жаль.

— А о чем, черт возьми, вам надо сожалеть?

Конвэй разжал пальцы и дал сигарете упасть в пепельницу. Он чувствовал себя усталым, полным тревог и противоречивых нежных чувств, которые, будь его воля, лучше бы не поднимались. Он сказал мягко:

— Я не хочу этих постоянных распрей между нами. Ло-Тсен очаровательна, я знаю, но почему мы должны пререкаться по этому поводу?

— Очаровательна? — с горечью повторил Мэлинсон. — Много больше, чем очаровательна. Вам не следует думать, будто в этих делах все такие же хладнокровные, как и вы. Восхищаться ею, словно изящной вещицей, выставленной в музее, — вот, кажется, ваше представление о том, чего она заслуживает. Но моя точка зрения практичнее, и если я вижу, что человек, который мне нравится, попал в беду, я стараюсь хоть как-то помочь.

— Но разве ты не излишне запальчив? Куда, по-твоему, она направится, если покинет это место?

— Наверное, у нее есть друзья в Китае или еще где-нибудь Во всяком случае, там ей будет лучше, чем здесь.

— Как ты можешь быть настолько уверенным в этом?

— Ну, я сам постараюсь окружить ее вниманием, если этого не сделает кто другой. В конце концов, когда вы спасаете людей, вытаскивая их из какой-нибудь дьявольской трясины, вы же не спрашиваете, есть ли у них место, куда податься.