Эдуард Хруцкий - Поединок. Выпуск 10

• Название: Поединок. Выпуск 10
• Автор: Эдуард Хруцкий
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1984

В десятый выпуск сборника «Поединок» включены повести Б. Можаева «Падение лесного короля», А. Степанова «В последнюю очередь», Ю. Авдеенко «Ахмедова Щель», а также рассказы Н. Черкашина и В. Пронина.

Темы этих произведений самые разнообразные. Объединяет их в «Поединке» стремление авторов в остром, захватывающем сюжете сопоставить противоборствующие силы добра и зла, провозгласить торжество гуманизма и справедливости. В центре повестей и рассказов — люди, отстаивающие интересы нашего общества, борющиеся за победу высоких нравственных начал в человеке.

Традиционный раздел «Антология «Поединка» состоит из рассказов А. С. Новикова-Прибоя и С. Диковского.

---

— Алик поскользнулся! — охотно объяснил Саша и посочувствовал до невозможности фальшиво: — Ты такой неловкий, Алик!

Алик уже встал и снизу смотрел, как они обнимаются. Иван Павлович отодвинул Сашу, полюбовался на награды.

— Пошли на кухню, герой. Все спят, поговорить нам больше негде.

В общей на весь коридор кухне Иван Павлович разжег керогаз, поставил чайник, дождался, пока уйдет принесший хлеб, сахар и банку американской колбасы Алик, спросил Сашу, чинно сидевшего на табурете:

— Так почему же ты все-таки опоздал на трое суток?

— Да билета не мог достать, — беспечно ответил Саша.

— Это ты не мог достать билета? Врешь.

— Ну, тогда как на духу. Загулял.

— Ладно, Сашок. Врать тебе незачем. Милицейское начальство, перед тем как встретиться с тобой, со мной советовалось.

— Вот всегда так, Иван Павлович, — обиженно заканючил Саша, — из меня дурачка делаете…

— А ты?

— Что я?

— Сейчас кто из меня дурака хотел сделать?

— Так я же по службе.

— Что же это за служба такая, старших обманывать?

— Я сейчас всех обманываю, Иван Павлович, — тихо и с тоской признался Саша.

— Ой, смотри, Сашок, как бы тебя не обманули. Схлестнулся ты с большими мерзавцами.

— А что мне, отказываться надо было, да? У милиции на всю Москву одна бригада по борьбе с бандитизмом. Ни настоящей засады устроить, ни крупной операции с серьезной подготовкой провести не с кем и некогда. Мечется этот взвод от одного ЧП к другому. А здесь, вы правильно заметили, большие мерзавцы действуют. Хитрые, злые. Их без связей не зацепишь, без настоящей информации не возьмешь. А я в этом районе и на рынке свой. Сами небось не забыли, из какой компании вы меня вытащили. Я и перышка не испугаюсь, и по фене сботаю. Мне здесь концы искать легче…

— По лезвию ножа ходишь. Ты особо не зарывайся. Это опасно, Саша.

— Я знаю, Иван Павлович.

— Ну, и как дела?

— Поначалу вроде за ниточку ухватился. Сейчас запутался слегка.

— А начальство что говорит?

— Не общаюсь пока.

— Ты из себя Ната Пинкертона не изображай. Советоваться с опытными людьми надо, герой-одиночка!

— Так ведут же все время, Иван Павлович!

— Ну-ка, расскажи подробнее.

— Не могу, не имею права. Подробнее только в отчетах пишу.

— Ясно. Тогда давай чай пить.

Иван Павлович сполоснул заварной чайник, засыпал чаю и налил кипятку. Вдруг, не оборачиваясь, упершись руками в кухонный стол и глядя в закопченную стену, негромко поведал этой стене:

— Ты мне как сын. И потерять тебя здесь, не на войне, для всех для нас — для меня, для Алика, для мамы, для Ларки — будет двойным горем.

— Что же это такое происходит, Иван Павлович? Там каждую минуту гибнут люди, да какие люди! А здесь рвань, шпана, подонки спекулируют, воруют, грабят!

— А ты за время, что здесь, где-нибудь кроме Инвалидного рынка и кабаков бывал?

— Знаю я, что настоящие люди работают до изнеможения, полуголодные ходят, все отдают тем, кто на передовой. Но эти-то существуют, действуют, процветают!

Иван Павлович положил ладонь на сжатый Сашин кулак.

— Вот говорят: такая война, как наша, облагораживает человека. Верно. Только хорошего в своих задатках человека. А человека с душонкой мелкой, завистливой любая война развращает окончательно. Война, Сашок, доводит видимую ценность человеческой жизни почти до абсолютного нуля. И эта трагическая инфляция дает негодяям ощущение вседозволенности.

Саша встал, прошелся по кухне, подошел к двери.

— Ненавижу! И не будет им от меня пощады!

И хрястнул кулаком в дверной косяк.

— Другого от тебя не ждал, — заметил Иван Павлович и спросил неожиданно: — Когда демобилизоваться собираешься?

— В последнюю очередь. Мне здесь еще долго довоевывать придется.

— Понятно. Альку чай пить позовем?

— Я с ним в ссоре.

— Ну а я позову все-таки.

Втроем они молча и истово — по-московски — гоняли чаи. Напившись, Иван Павлович глянул на часы:

— Через четыре часа за мной машина придет. Пойду сосну хоть самую малость.

Ни на кого не глядя, Алик звонко сказал:

— Папа, я хочу знать, могут ли быть у меня какие-нибудь отношения с этим человеком? Папа, он хороший человек?

— Да, сынок, — небрежно ответил Иван Павлович. — Вы тут разбирайтесь, а я — в койку.

И ушел.

Все стало прекрасным оттого, что отец во всем разобрался, все понял и взял его, Алика, сомненья, разочарования и боль на себя. И будто ничего не было, обнаружилась любовь, вернулась нежность, вновь возникла гордость за человека, сидевшего напротив. На глаза накатились слезы, но, шмыгнув носом, Алик убрал их и виновато посмотрел на Сашу.

Человек, которым опять гордился Алик, одним глотком допил остывший чай, злобно звякнул чашкой о блюдце, тоже поднялся, сообщил, ни к кому не обращаясь:

— Этому человеку тоже необходимо поспать.

И зашагал по коридору. От кухонной двери Алик с любопытством наблюдал за его торжественным шествием.

Внезапно церемониальный этот марш плачевно завершился: при выходе на площадку Саша, нелепо взмахнув руками, с грохотом обрушился на пол. Алик в восторге ударил себя по коленкам и возгласил:

— Так будет с каждым, кто унижает достоинство человека подлыми ударами по заднице!

— Большой же ты мерзавец, — жалобно сказал Саша. — Как тебе это удалось?

— Элементарная ловушка для Ларкиных хахалей, — Алик подошел, присел рядом с Сашей на корточки. — Постоянно существующие гвоздики в косяках, над которыми в зависимости от клиента натягиваются или не натягиваются в несколько рядов нитки нейтрального цвета. Сегодня они по некоторым соображениям были натянуты.

— Хулиган несчастный, — констатировал Саша и, кряхтя, поднялся.

— Ты сильно ушибся? — забеспокоился Алик. Они стояли друг против друга.

— Я очень люблю тебя, Алька, — сказал Саша и обнял Алика за плечи.

У того задрожали губы, и он тихо признался:

— А я так измучился, думая, что не имею права любить тебя. И прижался лбом к Сашиному плечу. И беззвучно заплакал.

— Присядем, что ли? — предложил Саша, и они сели на ступеньки. — Почитай стихи, Алик.

— Сейчас, — Алик вздохнул, подумал, нашел:

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной
                                                     кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца
                                                             лоскут;
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огро́́мив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

Хотите —
буду от мяса бешеный —
и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!

Пересекая двор, Саша попал в конус слабого синего света от лампы у входа в котельную. Щелкнул пистолетный выстрел, и кусок штукатурки отлетел от грязно-белой стены. Саша упал на землю и выкатился из света во тьму.

Глухой топот донесся из-за забора. Саша вскочил, перемахнул через забор и оказался в Мало-Коптевском переулке. Раздался далекий шум и треск: кто-то уходил дворами. Преследовать было бессмысленно, и Саша закричал вдогонку:

— Кто же из ТТ на тридцать метров бьет? Из ТТ в упор надо, шпана вонючая!

Дома Саша вытянул из-под кровати чемодан, открыл его, со дна вытащил аккуратный, в вощеной бумаге сверток. Хрустя оберткой, развернул его. Под бумагой было нечто замотанное промасленной тряпкой, а уж под тряпкой был большой офицерский парабеллум с пятью запасными обоймами. Саша отвел затвор и нажал на гашетку, проверяя спуск. Четко прозвучал щелчок. Саша удовлетворенно вздохнул, вогнал обойму, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и поставил на предохранитель. Пистолет он положил на стул рядом с кроватью, а сам, быстро раздевшись, влез под одеяло и мигом уснул.

И тут же раздался страшный стук в окно. Саша открыл глаза. За окном было яркое утро и Алик. Шлепая босыми ногами по холодному полу, Саша подошел к окну и распахнул створки.

— Слышь, герой! — ликующе заорал Алик. — А наши Берлин взяли!

— Такие пироги! — мрачно сказал Саша и вернулся к кровати натягивать штаны.

— Ты почему не радуешься? — удивился Алик.

— Да так. Парни Берлин взяли, а я — мешок с рисом. — Он в ярости швырнул бриджи на пол. — Они там костьми ложатся, а я здесь, как павлин, в погонах и медалях красуюсь. Все! Я — штатский. Алик, сейчас мы на рынок, гражданское мне покупать.

Перешагнувший подоконник Алик был уже в комнате. Критически осмотрев бушевавшего Сашу, он посоветовал: