Николай Максимов - Поиски счастья

• Название: Поиски счастья
• Автор: Николай Максимов
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1965

Роман о судьбе русских поселенцев Аляски и коренных жителей Чукотки. Действие происходит в начале XX века. Герои романа каждый по-своему понимают, что такое счастье. Для потомка русских поселенцев Андрея Устюгова, понимающего, что скоро на Аляске не станет русского уклада жизни, — это возвращение на родину своих предков, в Россию. Для молодого чукчи Тымкара — это винчестер и шкуры, другие подарки для задабривания своего будущего тестя, отца любимой девушки. Для революционера Кочнева — это всеобщее счастье. Он не может быть счастлив, если несчастны окружающие его люди.

Роман был закончен в 1952 году и выдвигался на Сталинскую премию. Но Сталин умер, и премия не состоялась.

---

Лишь на два-три часа показывалось солнце. Немощное, желто-оранжевое, оно с трудом выкарабкивалось к горизонту, ползло к югу, не имея сил оторваться от льдов, и, усталое, вспухшее, уже вскоре начинало гаснуть в зыбкой трясине морозных испарений, оставляя по своему следу невысокие оранжевые столбы, такие же холодные, как и оно. И снова наступали сумерки. Горизонт становился ближе, небо сливалось с землей. Темнело. Ночь, длинная ночь опускалась на острова и пролив, накрывала окраины двух материков, нередко расцвечиваясь сполохами полярных сияний.

Пугливо озираясь, выползали из нор и лежек волки, лисицы, песцы и зайцы. Принюхиваясь, они отправлялись на промысел. Сколько маленьких трагедий свершается за каждую длинную ночь! То послышится писк зайца, то топот оленей, обезумевших от близости волков, то жалобный вой и возня попавшего в капкан песца…

Ночь цепко охватывала землю.

Утром, еще затемно, охотники выходили осматривать капканы, чтобы за короткий день успеть побывать всюду, где надо.

Вернувшись, они молча снимали шкурки с добытых зверей, раздевались, ели и засыпали. Утром — снова идти на промысел.

Жены сушили их пропотевшую одежду и обувь.

Костерезы засиживались допоздна. Горели жирники, освещая их бледные лица, склоненные над работой.

Так шла жизнь. Она была страшна и непонятна Джонсону и Эриксону, исправникам, миссионерам, чужеземцам, но постоянные обитатели полярных стран умели в ней находить радость: видеть суровую красоту полярного дня и холодного зимнего солнца; растить свои силы в борьбе с пургой, умея побеждать ее; восхищаться нагромождением сверкающих льдов; понимать величественную красоту родного края. Охота, рыбная ловля, находки мамонтовых клыков, осенние ярмарки с оленеводами, праздник раздачи, торговая пляска, подбрасывание на шкуре, жертвоприношение морю, праздник благодарения — как все это увлекательно! Нет, ни чукчи, ни эскимосы не желали бы себе лучшего края. Здесь они родились, росли, любили. Здесь жили их предки.

Полярный край своей суровостью помогает человеку стать сильным и телом и духом, учит побеждать, не дает праздно нежиться, пользуясь обильными плодами земли, согретой тропическим солнцем. Белые ночи летом и полярное сияние зимой, леденящий ветер, захватывающий дыхание, миражи среди ледового моря, нескончаемые косяки уток, перелет гусей и журавлей, светлые озера, неповторимые закаты — это Север. Человека, побывавшего на Севере, всегда будет манить в этот край!..

Для Тымкара и Сипкалюк жизнь начиналась как бы вновь. Им нужна была землянка, ездовые собаки, байдара, нарта, снасть, капканы, котел, чайник. Ничего этого нет. Все, все нужно Тымкару и Сипкалюк. Не могут же они и следующую зиму тяготить собой Тагьека и Майвик! Каждый должен иметь свой полог, если он хочет быть достойным уважения. А кому же не хочется считаться настоящим человеком, таким, чтобы на него не смотрели, как на жалкого бедняка и неудачника. Это тем более необходимо было Тымкару — чукче среди эскимосов.

Два больших события произошли в жилище Тагьека в один из коротких зимних дней: Тымкар принес первого добытого им на острове песца, а старик сосед подарил Тыкосу щенка.

Тыкос и Сипкалюк учили щенка лакать мясной отвар, когда у входа появился Тымкар.

— Какомэй! — радостно воскликнул он, увидев щенка в их руках: он понял, что счастье сегодня посетило его семью.

В землянке послышались возгласы радости: охота Тымкара была удачна.

И только Тагьек невозмутимо и сосредоточенно продолжал гравировать брошку.

Тымкар быстро, но бережно снял со спины тушку пушистого зверя и опустился на колени, наклонясь над щенком. Тот — слепой, беспомощный, пегий — дрожал, слабо попискивал и тыкался мордой в мерзлую землю. Тымкар взял его на руки, заглянул в мордочку и осторожно положил за широкий ворот своей меховой рубахи, Щенок глухо заскулил, барахтаясь где-то у пояса. Тымкар улыбался.

— Передовиком будет! — уверенно произнес он.

— Сука, — по-чукотски добавила Сипкалюк.

Улыбка еще шире разлилась по лицу Тымкара. Через год-два собака принесет ему пол-упряжки, через три-четыре года у него будет своя нарта, будут свои собаки!

— Где взяли? — радостный, спросил он жену.

— Старик Емрытагин дал, — быстро ответил Тыкос и не без чувства превосходства оглядел Уяхгалик и Нагуя: конечно, им тоже хотелось бы иметь свою маленькую собачку.

— Как станем называть? — ко всем обратился Тымкар, ощупывая за поясом смолкшего в тепле щенка.

Все задумались. Действительно, как назвать этот комочек живого мяса, когда еще ничего неизвестно: какая это будет собака, да и выживет ли она зимой без матери, молока и тепла. Но тем не менее имена начали предлагать. Все это были какие-то эскимосские, ничего не значащие для Тымкара клички.

Он отрицательно покачал головой. Ему хотелось, чтобы имя собаки было приятным, чтобы оно напоминало что-нибудь хорошее, радостное. Тымкар вспомнил имена отцовских собак, но почему-то они не нравились, хотя напоминали многое.

Лицо Тымкара мрачнело, рождалась злая мысль назвать собаку Гырголем или даже Омрыквутом, Кочаком, Янки… «Но ведь она — сука…» Да к тому же разве приятно будет ему так часто вспоминать этих людей?

Щенок снова жалобно заскулил. Тыкос через кухлянку отца дотронулся до него.

«Эта собака принесет мне счастье, — убеждал себя Тымкар. — У нее должно быть хорошее имя».

— Мы станем звать ее Вельма, — торопясь, слегка покраснев, вдруг объявил Тымкар и опустил глаза. Ему было неловко: ведь на реке Вельме было стойбище, где жила Кайпэ…

— Вельма? — настороженно переспросила Сипкалюк. — Но, может быть, это имя человека? Я где-то слышала такое слово.

— Может быть, — согласился муж. — Но разве это плохо?

Сипкалюк не стала перечить мужу.

— Что ж, пусть будет так, — согласилась она.

Весь вечер Тыкос и Тымкар возились с Вельмой.

Тыкали мордочку в мясной отвар, всовывали в рот кусочки мяса, поили теплым чаем. Щенок был им так же дорог, как бывает дорог теленок бедному крестьянину. Как же можно на Севере охотнику жить без собак! На них он выезжает во льды на промысел, объезжает далеко поставленные капканы, едет за мясом в соседнее поселение, когда наступает голод; им доверяет себя и нарту, потеряв в тундре ориентировку, и, наконец, ценой своей жизни собаки нередко спасают жизнь охотника, если долгая пурга застигает его вдали от стойбищ и поселений, обрекая на голодную смерть…

…Зима была в разгаре. Все сильнее и продолжительнее дула пурга, все больше времени приходилось охотникам отсиживаться в землянках. Даже льда наколоть и то почти невозможно в такую погоду. Женщины растапливали снег, нарубив его глыбами тут же, у жилищ, и, едва не задушенные ветром, потом долго отдыхали в наружной части землянок, прислушиваясь, как медленно успокаивается сердце.

Запасы мяса и жира быстро уменьшались, а охоты все не было. «Что станем делать?» — все чаще думали матери и отцы, глядя на детей и прислушиваясь к вою ветра. Экономили — гасили второй и третий жирники. В землянках и днем и ночью стояла тишина: полуголодные люди спали — спали ночью, спали днем. Так спокойнее: меньше тревожных мыслей, не так чувствителен голод. Мертво и страшно было в такое время поселение. Даже костерезы, и те, теряя от недоедания силы, больше лежали, чем работали. Пурга действует угнетающе и на сытого, согретого человека, что же говорить о голодных!

Просыпаясь, люди пили горячую воду, ели раз в сутки, прислушивались к пурге и снова дремали, натягивая на себя ветхие оленьи шкуры, ежились, плотнее прижимались друг к другу. Лица темнели, опухали.

Уже давно у Тагьека кончились запасы привезенных продуктов; даже табак, и тот был на исходе. Тагьек курил редко, сон помогал ему беречь не только силы, но и табак.

В полудреме Тымкар прикидывает, сколько и чего он мог бы получить за добытые им шкурки песцов и лисиц. Но где же зимой можно обменять их на продукты или товары? К тому же часть добычи он подстрелил из ружья Тагьека. Разве не должен он половину отдать ему?

Сипкалюк думает о своем. До встречи с Тымкаром она чувствовала себя в семье дяди второй хозяйкой. Теперь же ей кажется, что и она, и Тымкар, и Тыкос в тягость Тагьеку и Майвик. Ей стыдно, что у нее с мужем и сыном нет своего жилища.

— Тымкар… — тихо, чтобы не услышали дядя и тетя, шепчет она мужу, плотнее прижимаясь к нему, губами почти касаясь его уха. — Тымкар, мы должны иметь свой полог. — Ее бьет озноб.

Тымкар приоткрыл припухшие глаза, повел ими в сторону Майвик и Тагьека.

— Да, у нас будет своя яранга, мы построим ее, — рукой он ласкал маленькое лицо жены.

За спиной матери, сонный, что-то бормочет Тыкос.

— Стихнет пурга, — продолжает Сипкалюк, — я тоже пойду ставить ловушки на зайцев. Ты сделай их еще. Я знаю места… — Ей холодно, дрожь мешает ровно и спокойно говорить. — Я знаю места, где есть песцы. Там я ловила прошлую зиму.